Призрак для Евы - Рут Ренделл

По дороге в Дорсет никаких происшествий не случилось. Дорожные работы закончились, ограждения и знаки ограничения скорости убрали. Джимс приехал в Кастербридж вовремя и пообедал с Айво Кэрью, тем самым скрепив примирение. К ним присоединилась Кейт, сестра Айво, и они выпили и всласть посмеялись над небольшой услугой, которую эти двое вместе с Кевином Джеббом вчера оказали Джимсу. Во второй половине дня Джимс посетил дом престарелых, который занимал неоготический особняк, где пожилые дамы и джентльмены, разделявшие его политические взгляды, коротали остаток дней в роскошных номерах. Там он побеседовал с каждым из обитателей дома, осмотрел библиотеку и кинотеатр, произнес короткую речь. Джимс не призывал их голосовать за консерваторов, поскольку в этом не было необходимости, а просто просил принять участие в выборах, обещая удобный транспорт, который доставит их на избирательный участок. Еще до того как старики уселись за свой ужин, состоявший из четырех блюд, Джимс отправился на станцию Кастербридж Большой Западной железной дороги, где забрал Леонардо, приехавшего лондонским поездом.

Это было неосторожно. Джимс никогда так не делал, но теперь убедил себя, что никто ничего не узнает. Разумеется, они не пойдут ужинать в ресторан. Джимс купил холодную курицу, пирог с дичью, немного спаржи и сыр «Ливаро». Спиртного в Фредингтон-Крус всегда хватало. К тому времени, когда они добрались домой, вся машина провоняла сыром, поскольку день был теплым, но Джимса и Леонардо это лишь забавляло. Они решили, что на следующий день после окончания встречи Джимса с избирателями можно поехать в Лимс — Леонардо, поклонник творчества Джейн Остин, хотел еще раз взглянуть на место, где Луиза Масгроув упала на гранитные камни набережной.

В Тонборо не было смысла приезжать раньше половины одиннадцатого, поэтому утром они оставались в постели до девяти и могли бы проспать еще дольше, если бы Джимса не разбудили громкие звуки. Леонардо не проснулся. Он привык к шуму улицы в своей спальне: громкие голоса, гудки такси и визг тормозов грузовых машин. Джимс тоже привык к шуму, но не здесь, не в Фредингтон-Крус, где его могло разбудить только пение птиц. Он сел на постели и прислушался. Радиоприемник миссис Уинси? Нет. Он специально позвонил домработнице и предупредил, чтобы она сегодня не приходила. Кроме того, шум доносился снаружи. Голоса и шорох гравия на подъездной дорожке. Хлопнула дверца автомобиля. Джимс встал, надел халат и подошел к окну. Длинные, до пола, занавески были задернуты, но между ними оставалась узкая щель, не больше половины дюйма. Джимс выглянул и тут же отпрянул.

— О боже!

Леонардо пошевелился, перевернулся на другой бок и сонным голосом спросил:

— Что случилось?

Не ответив ему, Джимс сорвал с себя халат, натянул джинсы, в которые переоделся накануне вечером, и темную толстовку. Потом поднялся наверх, к одному из маленьких окошек с задернутыми шторами. Он знал, что если специально не наблюдать за окнами, то снизу практически невозможно увидеть стоящего за ними человека, когда свет в комнате не горит. Джимс встал на четвереньки и выглянул в окно, подняв голову над подоконником до уровня носа.

У дома собралось человек пятьдесят: мужчины и женщины с камерами, блокнотами и диктофонами. Все приехали на машинах и теперь либо стояли рядом, облокотившись на них, либо сидели внутри, распахнув дверцы. Женщина, которой помогали еще две других и молодой человек, разливала что-то из фляжки в пластиковые стаканчики. Все оживленно болтали и смеялись. Даже с такого расстояния Джимс видел, что вся его дорожка усыпана окурками.

Утро выдалось хмурым, но не темным. Маленькие комнатки наверху когда-то служили спальнями для слуг и всегда были погружены в полумрак. Тем не менее это не оправдывало поступок Леонардо. Он вошел в комнату вслед за Джимсом в одних широких трусах и, воскликнув: «Какого черта ты ползаешь тут на четвереньках, словно собака?» — включил верхний свет.

Толпа внизу взревела, замерцали вспышки фотоаппаратов и все, как один, ринулись к ступенькам парадной двери.

Газету, которая купила статью Натали, обычно не приносили в квартиру номер семь жилого комплекса «Сады аббатства». Зилла заказала ее специально. В субботу утром она проснулась очень рано, часа на два раньше обычного, в радостном ожидании почты. Накануне вечером, проверив, что щедрое ежемесячное содержание от Джимса поступило на ее банковский счет, она позвонила на телеканал «Луна и звезды». Утром в понедельник они пришлют за ней машину, чтобы отвезти на съемки передачи «К завтраку». Поскольку миссис Пикок уволилась, Зилла договорилась с молодой иранкой, убиравшей в квартире номер девять, что та придет в воскресенье вечером, чтобы в понедельник побыть с Евгенией и Джорданом. Потом она убрала в доме и записалась на прием к детскому психиатру.

Мысли о катастрофе, которая ждет Джимса, доставляли ей огромное удовольствие. Зилла точно знала, что в его дом в Фредингтон-Крус утренние газеты не приносят, и он в любом случае не увидит эту, которую всегда причислял к категории «бульварных листков». Скорее всего, все раскроется на встрече с избирателями. Какой-нибудь обиженный житель Тонборо, недовольный муниципальным налогом, воспитанием своей собаки или пособием по нетрудоспособности, обязательно принесет с собой экземпляр газеты. Такой счастливой Зилла не чувствовала себя с тех пор, как во время свадьбы шла по проходу часовни Святой Девы Марии.

В семь утра, как только газеты упали на коврик перед дверью, Джордан проснулся и заплакал. Зилла взяла его, посадила в высокий стульчик — наверное, ему пора уже отвыкать от него — и дала апельсиновый сок, а также то, что давать было нельзя, потому что от этого портятся зубы и развивается ожирение, — шоколадку. Потом легла на диван и развернула газету.

Первая страница почти испугала ее. Огромный заголовок: ГЕЙ В ПАРЛАМЕНТЕ: ДВЕ СВАДЬБЫ И ОДНИ ПОХОРОНЫ. И ее фотография, которую раньше она не видела. Наверное, снимок сделали в те беззаботные дни, когда Зилла много фотографировалась, но потом отвергли, потому что выглядела она на нем не лучшим образом. В кои-то веки Зилле было все равно. На снимке Зилла казалась растерянной, словно не знала, в какую сторону смотреть. Лицо наполовину скрыто ладонью и прядями волос, которые выглядели жирными и торчали между растопыренными пальцами. Теперь она вспомнила: снимок сделан в тот день, когда фотограф явился без предупреждения. Слева располагался другой снимок, видимо, для контраста: «до» и «после». Они с Джимсом перед первым бракосочетанием — улыбающиеся, спокойные, счастливые.

Текста практически не было. Сама статья помещалась на третьей странице. Еще фотографии: один из ее мальдивских снимков, а также Джимс — тут сомнений быть не могло. Его ладонь лежит на обнаженном бедре неизвестного молодого человека, лицо которого отвернуто и скрыто в тени. Страх вернулся. Что он сделает, когда прочтет это? Что он сделает с ней? Интересно, читает ли Джимс сейчас газету или все еще мирно спит в своем доме в Фредингтон-Крус, не ведая, что его ждет? Зилла прочла собственные слова. «Я искренне верила, что свободна и могу снова выйти замуж. Бедный Джефф, — она никогда его так не называла, пока они жили вместе, — сказал мне, что мы официально разведены. Потом, когда его убили и моя ошибка обнаружилась, я поняла, что — как это ни трагично звучит — его смерть освободила меня. Наш брак не был счастливым из-за его частых измен. Но его убийство все равно стало для меня тяжелым ударом — как и открытие неожиданной стороны личности Джимса. Это случилось, когда он взял с собой любовника в наше свадебное путешествие…»

Миссис Мэлком-Смит теперь много плачет. Она снова залилась слезами, когда я спросила, какое будущее, по ее мнению, уготовано для нее и члена парламента от Южного Уэссекса. «Все это ужасно, но я его не брошу. Мне безразлично, что он сделал. Я люблю его и искренне верю, что в глубине души он тоже меня любит».

В статье было много чего еще, но на эти слова, произнесенные в разговоре с Натали Рекмен — о том, что она не бросит Джимса, — Зилла теперь посмотрела другими глазами. Произнося их, она не очень задумывалась об их смысле. Просто нечто подобное произносят все жены, оказавшиеся в таком же положении. Это выражение повторялось в газетах из года в год. Но теперь Зилла подумала о реальности. Ей понравилась идея предстать в роли преданной и верной жены, с которой очень дурно обращались, но которая все прощает и посылает мужу вновь вспыхнувшую любовь. Тем не менее эта новая роль, о которой она задумалась, не помешает ей появиться на передаче «К завтраку». С прощением можно немного подождать…

За несколько коротких месяцев, прошедших после первой свадьбы с Джимсом, она получила представление о том, как работают средства массовой информации, но по-прежнему не знала, что газету, которую увидит только в семь утра, корреспонденты конкурирующих изданий прочтут накануне вечером. Поэтому Зилла была уверена, что у нее есть несколько часов, чтобы приготовиться к толпе репортеров, которая соберется у входа в «Сады аббатства». Джордан снова заплакал. Зилла дала ему хлопья и кружку молока. Он сунул руки в кружку, словно это чаша для ополаскивания пальцев, и тихо заскулил, издавая странные звуки, нечто среднее между стоном и песней.