Секретный террор Сталина. Исповедь резидента - Георгий Агабеков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А, товарищ Агабеков, здравствуйте, садитесь, – встретил меня Давтьян, когда я вошел к нему в кабинет, – что у вас хорошего?
Я приступил к докладу.
– Опять получили агентурные сведения, что ведутся переговоры по заключению нового англо-персидского договора. В частности, имеются сведения, что персы пошли на уступки по вопросу разрешения англичанам постройки аэродромов на побережье Персидского залива. Сведения подтверждаются из разных источников, – докладывал я.
– Да, я уже пытался говорить по этому вопросу с министром иностранных дел, но пока неудачно. Сообщил в Москву, но с последней почтой никаких директив. Гробовое молчание. Придется еще раз написать Карахану, – сказал Давтьян.
– Нами перехвачены две телеграммы представителя персидского правительства в Багдаде. Судя по этим телеграммам, переговоры между Ираком и Персией продвигаются успешно. Осталось разрешить спор о правах персидских подданных в Ираке, – продолжал я свой доклад.
– Это очень важный вопрос. Пожалуйста, следите и дальше за их переговорами и держите меня в курсе дела. Москва просит всеми мерами воспрепятствовать заключению договора между Персией и Ираком. Пришлось опять дать субсидию некоторым редакторам газет, чтобы они вели газетную кампанию против договора. Кроме того, я говорил с некоторыми депутатами меджлиса и старался настроить их против договора, но мне кажется, что мы окажемся бессильными что-либо сделать, ибо все дело в руках самого шаха и Теймур-паши, – объяснил он.
– Вот это доклады французского и бельгийского послов. К сожалению, я не знаю, о чем они пишут, – продолжал я, вынув из портфеля фотоснимки с докладов.
– А, опять бельгийский посол. Вы знаете, что, по-моему, он самый аккуратный из посланников в Тегеране. Он всегда детально информирует свое правительство о мало-мальски выделяющихся событиях. Мне очень нравятся его доклады. А это что? – спросил Давтьян, показывая на остальную часть фотоснимков.
– Несколько политических и экономических сводок английских консулов, экономический доклад американского консула и письмо германского посла графа Шуленбурга своему консулу в Тавризе, – перечислял я.
– А что пишет Шуленбург? – задал вопрос Давтьян.
– Ничего интересного. Маленькое письмо и газетная информация, – ответил я.
– Ах, как я хохотал вчера вечером. Представьте, вчера Шуленбург заговорил со мной о своей коробке с дипломатической почтой, что мы разбили на днях. Он жаловался, что почтовые пересылки стоят очень дорого и ему приходится за пару килограммов платить двадцать туманов. Причем старался наглядно показать размер посылки. Я в душе хохотал над его секретной почтой, а наружно, конечно, выражал сочувствие. Что поделаешь, такова наша служба, – закончил он.
– Яков Христофорович, обедать! – крикнула в это время из соседней комнаты его жена.
– Вот что, Агабеков. Не оставите ли вы мне документы на французском языке. Я хочу их почитать после обеда, – попросил Давтьян, вставая.
– Пожалуйста, товарищ Давтьян. Только чтобы не пропали.
– Что вы! Я их положу сюда в несгораемый шкаф. Здесь, надеюсь, они будут в безопасности после установки вами сигнализации, – сказал он, смеясь.
Я вышел из кабинета, думая о Давтьяне. Во что превратился этот ветеран большевистской революции? Член партии с 1907 года, старая гвардия большевиков. Не прошло и десяти лет, как он стал членом правящей партии, и уже выдохлась вся его революционность (если она когда-либо была). Остался солидный, исполнительный чиновник советского правительства, живущий по циркулярам наркоминдельского Карахана. А ведь он – один из лучших. Другие – худшие – под согревающими лучами власти «распустились» и показали подлинные физиономии садистов, шкурников, убийц…
– Товарищ Агабеков, зайдите к нам на минутку, – позвали меня из-за решетчатого окна секретно-шифровальной части, расположенной напротив посольского кабинета.
Постоянно запертая дверь раскрылась, и я вошел. В комнате два шифровальщика. Это испытанные во всех отношениях коммунисты, в большинстве состоявшие в шифровальных отделах Красной Армии еще во времена гражданской войны. Работая при посольствах, они фактически являлись сотрудниками специального отдела ОГПУ и были подчинены резидентам.
– На ваше имя поступили пакеты из Тавриза, Пехлеви и Керманшаха. Распишитесь, пожалуйста, – сказал старший шифровальщик Шохин, передавая мне пакеты. – Затем у нас накопилось много старых секретных телеграмм, подлежащих сожжению. Опись уже составлена, может быть, у вас есть время просмотреть их и подписать акт, чтобы мы могли сжечь, – продолжал Шохин.
По инструкции ни одна бумага в полпредстве и торгпредстве не может быть уничтожена без ведома резидента ОГПУ.
Я наспех просмотрел груду бумаг и, подписав акт об уничтожении их, вышел в коридор. Навстречу мне шел советник посольства Логановский.
– Здорово, Агабеков, пойдем ко мне, у меня есть дело к тебе, – попросил Логановский, и мы направились в его кабинет.
С Логановским у меня были совершенно иные отношения, чем с остальными членами миссии. Этот высокий болезненно-полный блондин, несмотря на свои тридцать два года, был такой же старый чекист, как и я. Он был резидентом в Варшаве и в Вене, и за активную деятельность в этих столицах его наградили орденом Красного Знамени. По приезде Трилиссер назначил его своим помощником, но Логановский со своим самостоятельным, активным характером не смог ужиться со спокойным и осторожным Трилиссером. Ему пришлось уйти из иностранного отдела, и он перешел на службу в Наркоминдел, где у него имелись старые связи по работе за границей. Но привычка – вторая натура. Логановский, несмотря на то что уже два года как ушел из ОГПУ, никак не мог привыкнуть к чисто дипломатической деятельности и рвался к работе, которая больше соответствовала его характеру. Как чекисты, мы с ним были в приятельских отношениях, и он часто мне помогал своими советами, приводя примеры из прошлой деятельности.
– Вот посмотри, – сказал Логановский, достав чертеж из несгораемого шкафа и развернув на столе. – Это план нефтяных вышек в «Майданэ Нафтум», разрабатываемых англо-персидской нефтяной компанией. Вот эти кружки обозначают вышки. Их сотни в этом наиболее богатом нефтью районе. Вот здесь тянется нефтепровод. Англичане без всякого напряжения добывают здесь колоссальные запасы нефти. Шестьдесят процентов английского флота питается запасами нефти этой компании.
– Это все старо, говори прямо, к чему ты клонишь, – прервал я его.
– А вот к чему. У тебя прекрасно поставленная информационная работа. Спору нет. Но скажи, пожалуйста, к чему она? Для сведения полпреда или же для сведения Москвы, где несколько чиновников посланные тобой материалы читают, размножают, рассылают и, сдав в архив, забывают? Разве это дело? Нет настоящего дела. А вот если уничтожить эти нефтяные промыслы, как ты думаешь, какой был бы ущерб для Англии? – вдруг поставил вопрос Логановский.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});