Хрупкое желание (ЛП) - Рейли Кора

— Чего ты хочешь, София? — пробормотал он между поцелуями, затрудняя формирование мысли.

До сих пор я старалась держать дистанцию между нами, не позволяя такой близости. Маленькое устройство, все еще находящееся внутри меня, позволяло мне получать удовольствие без слишком большого физического контакта — странная возможность.

Я хотела освободиться, поддаться прикосновениям Данило, хотела по-настоящему сблизить наши тела, даже рискуя снова открыть свои эмоции.

— София, — простонал он. — Я тут с ума схожу. Позволь мне попробовать тебя на вкус.

Пламя едва проникало в окружающую темноту и искажало лицо Данило. Я знала, что такое же с моим, защищая меня от его пронизывающего взгляда.

Вместо ответа я сдвинула ногу в сторону, предоставляя ему доступ. Он мягко потянул за мой вибратор, заставляя застонать, прежде чем медленно вытащил его и положил на полотенце рядом с нами. Тогда он не колебался. Его язык нырнул внутрь, пробуя меня на вкус, раздвигая мои складки, исследуя мою чувствительную плоть. Я прижалась к его голове, закрыв глаза, и практически оседлала его рот. Я чувствовала себя распутной, почти развращенной, словно могла позволить себе расслабиться в безопасности темноты, могла быть кем-то другим. С каждым движением его горячего языка на моей киске, все больше моего контроля ускользало. Каждый сантиметр моего тела, казалось, пульсировал от желания. Его язык гладил и дразнил, пока не начал лизать мой клитор медленными, точными движениями, заставляя меня громко стонать.

Я посмотрела вниз, желая увидеть, что он делает. В мерцающем свете я могла видеть, что его глаза были закрыты, уверенная улыбка растянула его губы, которые были прижаты к моей киске. Он высунул язык, облизывая меня, и я не смогла сдержаться. Я кончила с резким криком, который эхом разнесся над озером, прижимаясь ко рту Данило, желая, чтобы его язык глубоко вошел в меня. Это была странная мысль, но я не могла от нее избавиться. Его пальцы впились в мою задницу, подталкивая меня еще ближе. Словно прочитав мои самые темные желания, он глубоко погрузил свой язык в меня. Я продолжала смотреть, не в силах оторвать глаз от Данило, доставляющего мне удовольствие.

Я почти рыдала от удовольствия, все еще цепляясь за его голову, не желая, чтобы это закончилось, даже когда стало слишком. Данило отстранился и прижался поцелуем к моим складкам, прежде чем двинулся вверх по моему телу и завладел моим ртом для поцелуя. Я потянулась к его эрекции, но он мягко схватил меня за запястье.

— Я хочу кончить в тебя. Завтра.

Он пристально посмотрел мне в глаза, ожидая, что я что-нибудь скажу.

Я поцеловала его, прошептав:

— Я тоже хочу этого.

Мы уселись на мебель, Данило обнял меня сзади. Пламя держало нас в теплом коконе, а тело Данило защищало меня от ветра. Деревья шелестели на ветру, волны плескались о берег. Было так мирно.

— Что случилось с твоей сестрой? — тихо спросила я, поглаживая Данило по руке.

Он не отреагировал, будто не слышал меня, и я подумала, что он решил не отвечать. Мне не хотелось давить на него, но я ненавидела основывать свое мнение на слухах и сплетнях, которые ходили в наших кругах. И спросить Эмму казалось нарушением доверия Данило, словно я проходила мимо него. Не говоря уже о том, что я хотела узнать о человеке, который рядом со мной. Эта часть прошлого Данило играла такую важную роль в его жизни, что незнание казалось невыгодным, если я хотела узнать его полностью.

— Она попала в автомобильную аварию, — пробормотал он, его голос был тяжелым от чувства вины и тоски.

Я слышала разные истории о том, как разбилась машина. Некоторые слухи предполагали, что Данило был водителем и что у него выбило землю из под ног. Учитывая его очевидное чувство вины, я задалась вопросом, есть ли в этих слухах доля правды.

— Однажды вечером у Эммы было балетное шоу. Мой отец лежал в больнице из-за рака, и мама проводила с ним вечер. Он только оправился после операции. Я поехал посмотреть шоу Эммы, но незадолго до того, как оно закончилось, мне позвонил один из наших людей и сказал, что произошел кровавый конфликт с Братвой.

Данило сердито смотрел в огонь, прокручивая в голове события того вечера. Я повернулась так, чтобы лучше его видеть.

— Отец не мог разобраться с этим из-за своей болезни, поэтому мне пришлось заняться этим делом. Я решил уехать с шоу пораньше и позволил телохранителю Эммы отвезти ее домой, чтобы я мог отправиться в бар, на который было совершено нападение. Час спустя Марко позвонил мне и сказал, что Эмма попала в ужасную аварию.

В его голосе было столько боли и сожаления, что на сердце стало тяжело.

— Я поехал в больницу, в ту самую, где лежал мой отец. Приехав, она все еще была в операционной. Когда доктор сказал мне, что у нее сломан позвоночник и что шансы на то, что она когда-нибудь снова сможет ходить, близки к нулю, я подумал, что у меня из-под ног выбили землю. А потом мне пришлось рассказать родителям, потому что никто еще не сообщил им о катастрофе.

Он сделал паузу, боль от этого воспоминания была ощутима. Я переплела наши пальцы, желая быть рядом с ним в тот день.

— Войдя в больничную палату отца и увидел, что он и мать уже на грани того, что они могут вынести, я подумал, не солгать ли им, но они заслуживали знать правду. Мать разрыдалась, а отец попытался встать с постели, хотя операция была сделана только накануне. Они не винили меня, и от этого мне почему-то становилось только хуже.

— Но ты же не вел машину. Работа телохранителя заключалась в безопасности Эммы и чтобы доставить ее домой в целости и сохранности. Ты не мог знать, что она попадёт в аварию. Ты пытался выполнить свой долг перед Нарядом, как твой отец, вероятно, и ожидал от тебя. Ты не сделал ничего плохого.

Улыбка Данило была мрачной.

— Я все еще чувствую, что это моя работа охранять мою сестру. Она так любила балет, и была действительно талантлива, а потом в один момент его у нее отняли без всякой ее вины. А все потому, что ублюдок телохранитель почувствовал себя спровоцированным другим водителем и решил поучаствовать в уличной гонке. Этот мудак употреблял алкоголь.

— Что с ним случилось?

На секунду в его глазах отразилась жестокая жестокость, и я знала ответ.

— У него была заслуженная смерть, он молил о пощаде, но ему отказали точно так же, как Эмме отказали в нормальной жизни.

Я сжала его руку.

— Эмма такой позитивный человек. Она сильная. Она принимает это с таким изяществом. Сомневаюсь, что она винит тебя.

— Не винит. Она говорила мне это неоднократно, но, как и ты, она слишком добра для этого мира, София.

Я поджала губы.

— Быть добрым не значит быть слепым к правде. Ты не был виновен. Конец истории.

— Похоже, ты не оставляешь мне иного выбора, кроме как поверить тебе на слово, —сказал он с едва скрываемым весельем.

Я уперлась ему в грудь, стараясь выглядеть суровой.

— Совершенно верно. Я буду твердо стоять.

Он покачал головой, посмеиваясь.

— Тогда у меня нет другого выбора, кроме как прислушаться к тебе.

Я наклонилась и поцеловала его.

— Ты скучаешь по ней? — осторожно спросил он.

Ему не нужно было произносить ее имя, чтобы я поняла, что он говорит о Серафине. Я была ошеломлена тем, что он поднял вопрос о моей сестре. До сегодняшнего дня он избегал ее, как дьявол избегает святой воды.

— Да, иногда. Особенно на Рождество или дни рождения, но иногда просто в обычных ситуациях, но это нормально. У нее своя жизнь, а у меня своя.

Я ждала его гнева, потому что он обычно быстро приходил, когда упоминался Лас-Вегас, даже мимоходом. Я подумала, не сказать ли ему правду, что несколько раз разговаривала с Финой по телефону, но потом решила этого не делать. Он воспримет это как предательство, что было еще одной причиной, по которой я не была уверена, смогу ли снова поговорить с сестрой.

— Ты?

Он нахмурил брови.