Старость - радость для убийц - Лилия Беляева

- Митька, - строго посмотрела я на брата. - Ты рано скис. У тебя есть язык. Кроме всего прочего. Не пропадешь! Я вон без языка и то...

- Что? Что именно? - хмыкнул раз и два. - Разве стоит у подъезда "Мерседесик" шестисотой модели?

- Хватил!

Возможно, наш в общем-то пустопорожний разговор протянулся бы ещё какое-то время. Но зазвонил телефон. Я сняла трубку:

- Слушаю.

- Татьяна! Ты! - радостный крик. - Сейчас же примчусь!

- Алексей? - догадался Митька. - Вся моя надежда и опора! Деловой мужик! Смотри, сестра, не упусти... Он по утрам, - так в газетке написано, регулярно пробегает по десять километров, отжимается, гантели тягает... Суперстар!

- Зависть берет? Но видно - не очень. Горазд дрыхнуть... пока мать не растолкает. Успеха добиваются те, у кого воля есть, кто себя за волосы с утра умеет поднимать.

- Ой, сестра, да ты прямо в точку! Статейка так и назывется: "Воля к успеху".

- Митька, - сказала я осуждающе, - ты слишком погряз в своих сомнениях, самокопанием увлекся... Ты даже не спросил меня, как я прожила без тебя почти месяц, где была, что со мной происходило...

- А где ты была? А чего сама не расскажешь? Живая - вот факт.

- В другое бы время ты вел бы себя по-другому... Лез бы с вопросами. Влюбился, что ли?

Брат мой поковырял пальцем в щели между стеной и книжным шкафом, вздохнул тяжело, покаялся:

- Есть немного...

- А будучи человеком не совсем безответственным... предполагаешь, что на девушкины деньги ходить в кафе-театр неловко.

- Но ведь это так! - выкрикнул он. - Я же мужчина! Деньги нужны, деньги!

- Не колготи овцу! - мирно ответила я. - Поверь, иногда то, что кажется любовью, может легко превратиться в мираж... Нельзя спешит с этим делом. Хотя зачем я тебе это говорю? Бесполезно. Обежжешься - спохватишься. Опыт решает все. И мозги. А они у тебя вполне качественные. Не пропадешь! Есть ещё вопросы?

- Будут.

- Поговорим. Поспорим. Поругаемся. Но не сейчас. Сейчас придет Алексей.

Звонок в прихожей. Я была готова ля того, чтобы сразу выйти с Алексеем на улицу. Мне почему-то не хотелось сидеть с ним дома. Мне вообще доставляло удовольствие идти, спотыкаться, подниматься по ступенькам или сбегать по ним вниз. Насиделась в том подвале, належалась в больнице...

Как крепко обнял он меня уже на лестничной площадке! С каким нежным отчаянием прошептал мне в губы:

- Соскучился до чего!

На улице было ветрено, видимо, к дождю. То и дело поднимался маленький вихрь и сыпал нам на головы белый пух с тополей. Даже уже не пух, а белые, пушистые султанчики. Они скрипели под ногами. Если поднять один и рассмотреть, то увидишь, что среди пуха топорщатся раскрытые на две половинки семенные коробочки. Они-то, покрывавшие стебелек султана сверху донизу, и скрипят под ногами, потому что сухие уже и ненужные.

Алексей говорил, не переставая. Обычно он был сдержаннее. Но сам заранее предупредил:

- Буду о себе. Произошло столько! Я даже не ожидал! Меня пригласили работать в Швейцарии. Постоянно. Показали дом... Зарплата нешуточная. Я сделал все, чтобы произвести впечатление. Конечно, можно и здесь... но за гроши? А время идет! Годы поджимают! Что мне там особенно по душе... кроме, разумеется, превосходного оборудования и оплаты - это тишина. Не надо бояться ни бандитов, ни грабителей, ни других каких подонков. Тишина и красота. Если рожать детей только там. Воздух как... как стекло...

- Ты уже согласился с их предложением?

- Почти... Я должен услышать твое мнение. Замолкаю. Ну как? Как, моя самая необыкновенная?

Он стоял предо мной, сияя и лучась радостью победы. Его синие глаза смотрели на меня, не отрываясь. За его темную бровь зацепилась пушинка. Я подняла руку, сняла её, а он поймал на излете мои пальцы и поцеловал и раз, и два, и три...

- Так как же, Татьянка?

- Слишком все вдруг, - сказала я.

Он поинтересовался, как я жила без него, как прошла моя авантюрная командировка в Дома ветеранов, только после того, как мы сели в его "жигуль" и помчались в его однокомнатную. Мне почему-то расхотелось говорить.

- Да ничего... особенного...

- Ну хоть узнала, кто убил ту старуху-актрису?

- Нет.

- Впустую, значит, "съездила"...

- Выходит, так...

Напор его мужского желания был, как всегда, могуч и сокрушителен. Он перехватил меня, едва я, мокрая, выскочила из-под душа...

Мы не оставили с ним на том поле битвы ни одного не сплавленного нашей страстью предмета... Мы отлеживались на все как бы тлеющих простынях, когда некая подколодная змеюка произнесла вовсе ненужное, крайне неуместное в текущий момент:

- Но ты, естественно, все равно уедешь в свою Швейцарию, в превосходно оборудованные лаборатории, даже если я скажу тебе "нет"?

Он сделал глубокий вздох, отчего высоко поднялась его грудная клетка, впечатляюще обложенная доспехами мускулов:

- Татьянка, я рассчитывал, ты соскучилась почти смертельно и не станешь задавать мне ножевых вопросов.

- И, все-таки... ответь, пожалуйста, - прошептала змея подколодная.

- Зря ты так... зря... Вынужден повториться: настоящий мужик - это не только хозяин некоего корешка, но вершитель судьбы, но честолюбец и карьерист, желающий прочно стоять на земле. Поэтому "делу время - женщине час". Я люблю тебя, ты это хорошо знаешь. Но если мне придется бросить любимое дело или ковыряться в нем кое-как без права на удачу, успех ради любви к тебе... Да ты же первая перестанешь меня уважать! Сломленного твоей волей? Непременно! Так что на, лови, бери Швейцарию! Живи там в свое удовольствие! Рожай детей! Любуйся красотой!

- Еще один маленький вопрос... можно?

- Слушаю.

- А где я там, в Швейцарии, буду работать?

Он повернулся ко мне боком, смахнул с моих глаз "Наташину" челку:

- Почему обязательно работать? Я же тебе объяснил - моих денег хватит на все!

Он не заметил "Наташину" челку... Он подзабыл, что у меня диплом факультета журналистики, а не справка, подтверждающая инвалидность в связи с умственной неполноценностью, что я тоже хотела бы кое-чего толкового сотворить, натворить... А почему бы и нет, скажите на милость?

Однако я нисколько не корила его... Надо ли ругать тополь за то, что он размножается с каким-то чудовищным недоверием к коечному результату и оттого без устали, днями-ночами заваливает улицы своим семенем-пухом?

Алексей, как пружина, вскочил с перемятой постели, сходил в кухню, вернулся с двумя фарфоровыми кружками:

- Манго! Попей! Прохладный!

Мы чокнулись кружками:

- За нас с тобой!

И поцеловались липкими от сока, смеющимися губами.

- Ладно, - сказала я, - в крайнем случае буду наезжать к тебе в Швейцарию...

Он решил, что я шучу. Возможно, и впрямь шутила, а там кто знает, кто знает... Он подхватил мой мячик и послал в меня:

- Предполагаю, что ты заставишь меня подниматься на самые высокие альпийские горы Монблан, Монте-Роза и только там соизволишь заниматься любовью. Придется покупать спецснаряжение... ботинки там с шипами...

- Простыни, подушки не надо... обойдемся снегом среди эдельвейсов...

Утром он в одних трусах выскочил из подъезда - побежал отмерят свои обязательные десять километров, а я села в троллейбус... Он мог бы, конечно, довезти меня до дома на своей машине, отказавшись от бега... Он даже предложил мне это... Но я не посмела как-то перейти дорогу его отработанным методам завоевания Вселенной... Я отчего-то почувствовала себя неловко, как-то козявисто и даже замухрышчато... И, вот ведь поворот, несмотря на все радости и восторги прошедшей ночи, и запах пламени от костра, в котором горели мы оба, - едва троллейбус тронулся - меня, как свежим ветром просквозило веселое ощущение полной независимости и бескрайней свободы. Я словно бы ужасно ловко, как в детстве, скрылась от преследующих меня "врагов" под плотным навесом из фланелевых лопухов...

- Явилась-не запылилась. Уж точно не из Швейцарии, - встретил меня Митька. В его коварной ухмылке таилось знание, которое ему не положено было иметь. Хотя бы по возрасту. И потому, что мои дела - это мои дела.

- Пошел ты! - отозвалась я без особого добродушия.

- Лучше к черту пошли! На экзамен же бегу!

- К черту! К самому черному и хвостатому! Потому что иду к такому же.

Преувеличивала, конечно. На нервной почве. Макарыч не принадлежал к разряду клыкастых хищников. Да и клювастых тоже. Но он очень хотел, забыв свои "коммунистические идеалы" и долгое процветание в комжурнале, приобщиться к сегодняшним ценностям, а именно - получать достаточно доходов, чтобы жена могла носить шубки из натурального меха, летать в турецкую Анталию на целый летний месяц, дочка - учиться в платном институте с экономическим уклоном, а сынка - отмазать от армии.

Но некоторые журналисты, все-таки, обзывали его чертом:

- Ну черт! Так это он, правоверный марксист-ленинец, сидит теперь во главе этой вшивой газетенки! Эксплуатирует интерес очумелых масс ко всяким Рузетам Бенгладеш-Чиковани-Энтеритам, способным общаться с магическими цивилизациями Большой Медведицы и запросто возвращать брошенным женам их мужей? На чистой бредятине капиталец кует? Ну дела-а...