Друг моего отца - Елена Лабрус

Я вздрогнул всем телом и очнулся… сидя на дощатом полу, привязанный к столбу.

Руки затекли – их связали за спиной. В башке гудело – хер знает, чем меня накачали, но помню: ткнули что-то в плечо. Тусклые лампы под потолком моргали – или это в глазах всё ещё плыло? Но даже этот неяркий свет резал глаза. Язык словно распух и еле ворочался, как после анестезии. Челюсть болела.

Попытался осмотреться. Этот сарай я видел первый раз. Тюки сена, похожие на огромные рулоны туалетной бумаги пылились у стены позади и пахли сухой травой.

Я развернул башку в другую сторону. В большом помещении я сидел один. А столб стоял не один. Справа от меня через пару метров друг от друга высились ещё два квадратных обструганных бруса, что поддерживали балкончик или что-то там, в общем, второй этаж.

Пар изо рта не шёл, значит, не холодно. По ощущениям я пока не мог сказать это наверняка, хоть сидел в одних джинсах и свитере. И встать не мог – ноги онемели, словно я их отсидел. Но пальцы уже начало больно покалывать. Ими я пошевелил. А нагнув голову, чтобы размять шею, увидел торчащий из кармана уголок листа.

И какие бы неудобства я не испытывал, боль, что затопила душу как половодье, не шла ни в какое сравнение с ними.

«Зверёк, как ты могла! – выдохнул я. – Ну зачем? За что? Да ещё с этим грёбаным Тео. А ведь кому-кому, а тебе я доверял. Да и ему, чего уж. Идиот!»

И не хотел я верить. И не верить не мог.

Всё к чёртовой матери шло не так. Готовились-готовились. Вдоль и поперёк изучили чертежи этот бляцкой многоэтажной парковки, входы-выходы. Строили планы: и основные, и запасные. Рассчитывали на следующую неделю. А в результате я в каком-то сарае, мой телефон в какой-то канаве на трассе, никто не знает где я, и все мои люди там.

И не успел я об этом подумать, как дверь скрипнула и, хрен сотрёшь, нарисовался тот, кто мне свой долгострой якобы и пытался продать, и в ком я уже ни на секунду не сомневался.

– Очнулся? – расплылся в улыбке губернатор.

– Валерий Иванович?! Вы ли это? – вскинул я голову.

– Ну вот, узнал, богатым не буду, – кисло улыбнулся он и опёрся бедром о грубый деревянный стол, стоящий ближе к левой стене этого большого помещения, прямо передо мной. – Хотя нет, буду, – махнул он рукой, грёбаный клоун, и даже довольно рассмеялся. – Ведь именно затем ты здесь. Не сильно приложили головой?

– Плохо старались, – осмотрелся я демонстративно. – Для меня одного не великовата сараюшка? Или мы ещё кого-то ждём?

– А то! – хмыкнул он. – С тобой, конечно, пришлось повозиться, – он посмотрел на костяшки пальцев. Да помню, сыкло, что врезать-то ты мне врезал, вот только дождался, когда я он вашего «коктейля» уже поплыл. – Здоров ты, брат! Но тебя доставили. А вот дамы, надеюсь, приедут сами.

– О, с нами будут дамы, а я не при параде, – попытался подняться я. Перед этой падлой, хоть полудохлый, а я предпочёл бы стоять. – В пыли. С сеном в волосах.

Только ноги ещё не слушались, хотя колени согнуть получилось.

– Шути, шути, недолго тебе осталось. Даже эту пыль и ту топтать.

– У меня, Валера, иммунитет. Прививка от смерти. Меня нельзя убивать.

– С господом богом договорился? – усмехнулся он и сел на массивный деревянный стул. С подлокотниками и подушкой под спину. Прямо, мечта лесоруба. – А на твои картины и договора с Романовым мне насрать.

– Уф, прямо камень с плеч, – выдохнул я. – А то я до последнего сомневался: ты ли та гнида, что сироту с бабкой обокрала, а теперь и тени моей боишься. Да что там моей, даже своей. Не тошно на себя в зеркало смотреть?

– Заткнись! – подскочил этот охуевший от безнаказанности гад.

Но то, что он так быстро завёлся – хороший знак. Дёргается. Руки туда-сюда, не знает куда деть. Боится, сука! Ещё как боится.

– Пфф, какой ты скучный, Валера. Стол пустой. Ну ладно ни выпить, ни закусить перед смертью, но как же не поговорить? Сразу «заткнись».

Он подскочил вроде как ударить. Но я же не детдомовская девочка шестнадцати лет, которую он, сука, изнасиловал и избил со злости. Я же могу и сдачи дать, даже со связанными руками.

И он попрыгал как блоха, типа даже рукава подтянул – врезать, но кишка тонка, и жопу свою прижал. К столу.

– Что слабо? – хохотнул я.

– Руки пачкать неохота. Да и рожа твоя бандитская мне целой нужна.

– Это зачем же? Хочешь сэлфи со мной на фоне сена запостить на свою губернаторскую страничку? Или боишься, завещание моё опротестуют, если посмертно синяки найдут. Скажут, подписал под давлением, – прощупывал я чего ждать.

Хотя, чего там ждать? Фантазия у него как у столба, к которому я был привязан. И желания примитивнее некуда: деньги, власть, бабы.

– Хочу, чтобы ты в гробу хорошо смотрелся, – усмехнулся он.

И всё было бы ничего, в гробу так в гробу – другого я и не ожидал. Но это пока я тут один, мне даже не страшно. Но я ведь понимал, кого мы ждём. И понимал, что ему нужно – не просто так меня пришить, а устроить из этого спектакль, представление, которое обставить так, чтобы не подкопаться. Чтобы он ещё, наверно, и спасителем стал. Мать его, героем. Вот только этот «герой» так меня боялся, что опасался со мной даже говорить. И нервничал. Буравил меня высокомерным взглядом, но на шум с улицы оживился.

Я дёрнулся, увидев её в дверях. И бессильно выдохнул, увидев того, кто приехал с ней.

Ёб твою мать! Я закрыл глаза и сердце пропустило удар.

– Спасибо за службу, Роман Валентинович, – как сквозь вату звучал довольный голос губернатора, выговаривающий в отчестве моего «друга» каждую грёбаную букву.

Я шарахнулся затылком о столб со злости. Подтянул к себе ноги. Сцепил зубы. И всё же встал.

– А чего хромаешь? – словно дорогого гостя принимал моего безопасника урод.

– Так пальнула