Полудержавный властелин - Николай Zampolit Соболев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зря про морозы вспомнил, из-за них в теремах натоплено без меры, все шелковое мое исподнее пропотело насквозь. Перины я давно откинул, но даже одной оставшейся достаточно, чтобы упариться. Так бы шепнул Волку притащить кошму или войлок легкий, но хозяину бесчестье выйдет, а Иван Федорович меня принимал со всем положенным радушием и даже сверх того, практически как сюзерена, «в отца место», хотя он старше меня чуть не вдвое.
Причем нельзя сказать, что такое отношение одобряли все хозяева. Некоторые поглядывали косо, некоторые старательно прятались в задних рядах встречающих, но князю своему не перечили.
Иван Федорыч московскую кодлу накормил, напоил, помянул про наши прошлые встречи, начиная с приснопамятного Луцкого съезда, когда Васенькин дедушка Витовт пол-Европы коронованных особ собрал. Правильно напомнил, психологически верно — совместные дела сближают. А так… тех, кто в Луцке фигурял, уже почти никого на этом свете нет: Ягайлу Шемяка унасекомил, а Эрик Датский, сам Витовт, Сигизмунд-император, тогдашние магистры ливонский да тевтонский померли. Меньше всех старуха с косой затронула русских: все три великих князя, кто участвовал, живы и здоровы. А вот Эрика жаль, Данию да Швецию Ганза щемит, отличный союзник мог получиться. Нынешний король тоже Ганзу недолюбливает, да у меня руки коротки дотянуться — морем не выйдет, море под той самой Ганзой, они любую посольскую миссию завернут, если не утопят. Разве что сушей, через корелу, емь и сумь? Вышата Ахмылов тамошние места знает, через финнов пройдет, да только он вояка, а не дипломат.
Взбил подушку, перевернул ее относительно прохладной стороной, еще раз попытался заснуть — хрен. Все лезли в голову обстоятельства моего появления на берегах Оки…
— Бердей паки в Рязань с миром прийде, хочет зимовать в Рязани…
— Однако! — третье сообщение оказалось совсем неожиданным.
Это уже вообще за гранью — пришел, ограбил, награбленное продал ограбленным, да еще к ним пожить попросился! Тетенька, дай воды напиться, а то жрать так хочется, что переночевать негде!
— Поле ему супротивно, — пустился в объяснения Патрикеев, — а степь пожаром выгорела, а зима лютая и снегу много и ветры сильные. От нужды зимовать просится, у коней татарских падеж, а сено вельми дорого.
Думские бояре радостно зашевелились — противник слаб, бери голыми руками. И как я не напоминал им про едва не ставший катастрофой Белев, как не давил что Рязань сама разберется, учуяли возможную славу и добычу и порешили Бердея воевать.
С тем и послали к Ивану Федоровичу и всем в округе — касимовским, мордовским князцам, подняли коломенский городовой полк, часть казаков и сторожей, даже выученных на шемякин манер московских пикинеров.
Ничего так войско наскребли, только пушек две штуки всего — остальные либо на стенах и снимать их целое дело, либо Диме отосланы на запад. Збынек с Кассиодором вызвались за неделю отлить еще несколько, если им дадут олова.
Можно подумать, что я фокусник и олово из цилиндра вместо зайцев достаю. Хоть и надо его на легкую пушку всего полпуда или около того, по весу в два раза меньше, чем на колокол… Почесал я тогда в затылке да велел свезти на Яузский городок всю оловянную утварь, что в моих усадьбах-теремах водилась — тарелки, кувшины, столовые приборы, чаши — на переплавку.
Маша на меня зверем смотрела, даже не из-за того, что вещи изымал, а из-за колоссального кавардака. Найти, учесть, отмыть, сдать — при том, что никто других хозяйственных задач не отменял.
В разгар оловянной нервотрепки ко мне в крестовую палату, где я читал очередные письма, прокрался Юрка, волоча тяжеленький кожаный сундучок.
— Вот, — наследник с облегчением бумкнул ношу на лавку.
— Что вот?
— Принес.
— Вижу, — протянул я и, поняв, что просто от сына не избавится, полез под крышку.
Принес он своих солдатиков, я даже сперва не понял, зачем. А потом как понял…
До слез Юрка растрогал, ради дела любимую игрушку пожертвовал, настоящий государь растет.
Мысли о сыне прогнали сон, я вновь попробовал пересчитать всех казанских овец, но безуспешно. Повернулся с боку на бок, запутался в перинах и подушках, завозился и, наконец, попросту скинул их на пол и лежал, истекая потом. Да, хорошо меня Иван Федорович принял, от души. Хотя и деваться ему особо некуда…
Вчера целый день собачились — хозяева призывали к осторожности, а мои бояре и особенно Касым требовали немедля атаковать загнанных в угол налетчиков.
— Когда зверь слаб, тогда и убить его, — почти теми же словами, что и шесть лет назад Патрикеев, говорил Голтяй. — Аще осильнеет, то многих поразит и сокрушит.
— Бердей к нам миром пришел, — возражали рязанские.
— А уходить как будет? Коней у вас попросят? — ехидно спросил Федька Пестрый.
— Кони у татар от бескормицы и холода померзли да перемерли, то так, — согласился Иван Федорович, возглавлявший по праву хозяина заседание.
— Значит, — наседал Федька, — биться им в пешем строю, коему татары непривычны. А коли мороз ударит, то и луки неспособны будут. А у нас и пешцы, и мордва на лыжах, и пушки.
Не договорились, к особенному огорчению Касыма. Наверное, он потенциальных пленных уже мысленно по своим мурзам разверстал — еще бы, одного языка и веры, это ж практически идеальная добыча! Но мне пока стремно мини-ханство накачивать. А ну как осильнеет Касым и не захочет боле в подручных ходить?
Черт, надо бы выспаться, завтра опять говорильня… Вот что Бердею в своих степях не сиделось? Шло бы все чинно да ладно, заведенным порядком. А сейчас я тут под периной мучаюсь, когда меня в Москве целых два англичанина дожидаются!
— Немцы из английской земли, Иоанн Бекер да Фома Кирби, — представил их Леонтий Клыпа.
— Где ж ты их раздобыл? — спросил я у полоцкого купчины, продолжая милостиво улыбаться длинномордому Джону и чистому скандинаву по виду Томасу.
— Из Данцига сами в Ригу приплыли, там на Московском дворе и сведались.
— А чего к нам поехали?
— Ищут, как с Персией да Индией торг наладить.
Понятное дело. При той паталогической жадности египетских владык, через которых пока и торгуют с загадочным востоком, любой обходной маршрут выйдет дешевле. Тем более
