Миллионы Стрэттон-парка - Дик Фрэнсис

Дарт восхищенно взглянул на тетушку и почти расплылся в улыбке. Я продолжил:

— Это не устраивало Ребекку, не устраивало и Кита. Кит уже нанял актера Гарольда Квеста создавать беспорядки под видом демонстраций против скачек с препятствиями, они шумели перед главными воротами, стараясь отпугнуть людей от посещения Стрэттон-Парка, сделать его непривлекательным, чтобы он потерял доходность и обанкротился и вам так или иначе пришлось бы его продать, то есть продать самое дорогое, что в нем есть — землю. Он также велел Гарольду Квесту поджечь загородку-препятствие у открытой ямы на кругу для прыжков, потому что именно в этом месте погибла лошадь во время последних скачек, но получился просто пшик. Кит не отличается большим умом. Но вот Ребекка…

Я заколебался. Нужно было кое-что рассказать, жаль, что этого сделать не мог никто, кроме меня.

— В стрэттоновской семье, — снова заговорил я, подходя к сути издалека, — два добродушных, безобидных человека, Айвэн и Дарт. Один очень умный человек — Марджори. Есть Конрад, на поверку не такой уж сильный, каким видится со стороны, каким хочет казаться. В каждом из Стрэттонов в крови необузданность и вспыльчивость, которые уже обошлись вам в целые состояния. Соедините эти черты с недалеким умом и заносчивостью, и вы получите Форсайта с его косилками. Во многих Стрэттонах, как и в нем, живет уверенность, что все им сойдет с рук, а если не сойдет и выйдет наружу, могущественные родственники употребят свои деньги и влияние, загладят любой скандал, как всегда и получалось в прошлом.

— И как будет и в следующий раз, — твердо произнесла Марджори.

— И как будет и в следующий раз, — согласился я. — Однако скоро вам понадобится все ваше умение, чтобы спасти фамильную честь.

Удивительное дело, они продолжали внимать моим словам и не пытались прервать. Осторожно подбирая слова, я сказал:

— Ребекка умеет сдерживать свою необузданность, ее эмоции находят выход во время состязаний, требующих огромной сосредоточенности и умения сконцентрировать всю энергию в одном стремительном порыве. Она обладает великолепной отвагой и волей к победе. И невероятным, поглощающим все стремлением добиваться своего своими силами. Когда Марджори помешала ее плану получить новые трибуны, она принимает простейшее решение — отделаться от старых.

На этот раз Конрад начал было протестовать, ему вторила Марджори, но Ребекка с Дартом сидели, как в рот воды набрали.

— Я догадываюсь, — сказал я Ребекке, — что вы велели ему сделать это, в противном случае нечего и думать о контракте.

Она смотрела на меня немигающими глазами, как неукрощенная тигрица. Я произнес:

— Уилсон Ярроу уже был повязан, и очень крепко, этой попыткой шантажа. Он понимал, так же, как и вы, что разрушение части трибун будет означать неизбежную потребность отстроить новые. Он познакомился со старыми трибунами и, как архитектор, понимал, как с минимумом усилий получить максимум эффекта. Главная артерия всего строения — лестничная клетка. Достаточно, чтобы она провалилась, и все прилегающие помещения посыплются в сторону образовавшегося колодца.

— Я не имею к этому никакого отношения! — выкрикнула Ребекка.

Конрад вскочил со своего места. Конрад… был в ужасе.

— Я видел эти заряды перед тем, как они взорвались, — обратился я к Ребекке. — Я видел, как они были заложены. Очень профессионально. Я бы сам мог сделать так. И мне известны торговцы, которые, в отличие от моего друга, гиганта Генри, люди безответственные и могут без лишних вопросов спокойно продать вам все, что хотите. Но для тех, кто занимается взрывными работами, очень непросто рассчитать нужное количество зарядов. Каждое здание имеет свои собственные сильные и слабые стороны. И всегда подмывает использовать больше, чем меньше. То количество, которое использовал Ярроу, разнесло все здание.

— Нет! — Ребекка смотрела на меня уничтожающим взглядом.

— Да, — возразил я ей. — Вы с ним решили, что лучше всего это сделать утром в пасхальную пятницу, когда там не будет ни души.

— Нет!

— Уилсон Ярроу просверлил дырки и заложил заряды, а вы в это время находились поблизости.

— Нет!

— Он не мог действовать без прикрытия. Если идешь на преступление, всегда лучше, чтобы кто-то стоял на стреме, причем кто-нибудь такой, на кого можно положиться.

Дарт беспокойно заерзал. Потом на лице у него расцвела ухмылка. Он просто не мог удержаться, чтобы не ухмыльнуться.

— Вы сидели и сторожили его в машине Дарта, — уточнил я.

У Ребекки вдруг широко округлились глаза. Она снова произнесла «нет», но уже без того жара, с каким делала это до сих пор.

— Вы думали, — проговорил я, — что если вы будете в своем ярко-красном «Феррари», то любой рабочий ипподрома, увидев его в день, когда нет никаких скачек, обязательно запомнит это и непременно сообщит властям после взрыва. Поэтому вы приехали в машине Дарта, который всегда оставляет ключи в машине, и вели себя спокойно, будучи уверенной, что на ипподроме настолько привыкли к машине Дарта, что не обратят на нее никакого внимания, и вы будете практически невидимой. Но вы не приняли в расчет Гарольда Квеста, актера и необыкновенно надоедливого человека, сующего нос не в свои дела. Кстати, будь он настоящий демонстрант, он не торчал бы в такой день у ворот ипподрома. И для вас, наверное, было полной неожиданностью, когда он заявил, что автомобиль Дарта там появлялся, и подробно описал его полиции. Но это была меньшая неприятность для вас, чем если бы он сказал, что это была ваша машина, красный «Феррари».

— Я не верю всему этому, — вяло проговорил Конрад, но я почувствовал, что он поверил.

— Я думаю, — сказал я Ребекке, — что вы где-то по дороге подхватили Ярроу и привезли его вместе с взрывчаткой на ипподром, так как полиция обследовала машину и нашла следы нитратов.

Ребекка промолчала. Я проговорил:

— Дарт все это время знал, что это вы или вы с Ярроу взорвали трибуны.

— Дарт проболтался вам! — Ребекка взбешенно повернулась к совсем потерянному Дарту. — Ты выдал меня этому… этому…

— Нет, он вас не выдавал, — горячо возразил я ей. — Он все это время оставался неизменно верен вам. Вчера полиция долго допрашивала его, и он не сказал ни слова. Его обвинили в том, что это он заложил взрывчатку, и он остается их главным подозреваемым, и они от него долго не отстанут, будут допрашивать снова и снова. Но он им ничего о вас не скажет. Он гордится вами, хотя его давно пугают ваши выходки.

— Откуда это вам известно? — простонал Дарт.

— Я стоял рядом с вами, когда Ребекка выиграла на Темпестекси.

— Но… как вы догадались?

— К тому времени я уже слишком во многом разобрался.

— Откуда ты узнал? — набросилась на брата Ребекка.

— Я увидел из окна ванной, что там, где должен быть мой автомобиль, стоит твой «Феррари».

Сдавшись, она произнесла:

— Он простоял там меньше часа.

Конрад как-то сразу погрузнел и сгорбился.

— Я вернулась в Лэмбурн задолго до взрыва, — сердито сказала Ребекка. — Ярроу к этому же времени должен был уже подъезжать к Лондону.

— Я хочу знать, — обратилась ко мне после недолгого молчания Марджори, — что вас навело на мысль заподозрить Ребекку?

— Так, некоторые мелочи.

— Скажите какие.

— Ну что же, — ответил я, — первое, она, как фанатик, хотела все переменить.

— Дальше, — сказала Марджори, когда я остановился.

— Она между делом упомянула новые трибуны из стекла. Это второе. В Британии есть трибуны с панелями из стекла — так ведь? — но они не образуют сплошного покрытия, как у Ярроу, и мне пришло в голову, что она, возможно, видела его проекты, запертые Конрадом в его тайнике.

И третье… Как-то Ребекка сказала, что она единственная в семье, кто отличит шпунт от желобка. Все они, кроме Ребекки, непонимающе уставились на меня.

— Не поняла, — сказала Марджори.

— Это специальные термины и не имеют отношения к бегам, — объяснил я. — Они ничего не значили для Роджера Гарднера.

— И мне они тоже ничего не говорят, — вставил Конрад, — а я всю жизнь имел лошадей или ездил на лошадях.

— Но для архитектора все понятно, — сказал я, — и для строителя тоже, а также для плотника, инженера. Но для жокея вряд ли. Так что я в тот момент подумал, хотя и не с такой уж долей определенности, не разговаривала ли она с архитектором, причем много раз, и не Ярроу ли этот архитектор. Это так, мелькнуло у меня в уме, но подобного рода вещи застревают в голове.

— А что такое шпунт и желобок? — спросил Дарт.

— Шпунт — это такой выступ, чаще всего на деревянных деталях, который позволяет соединять доски, как, скажем, в заборе, на полу, причем соединять в единую поверхность без гвоздей. Вот так был собран пол в большом шатре.