Грядущая буря - Дэвид Вебер

Нимиц издал очень мягкий звук согласия и доверия со спинки кресла, и она послала ему нежную мысленную ласку, прежде чем посмотрела через стол на двух глав государств.

— Поэтому я боюсь,что посол Кармайкл прав, — сказал Лэнгтри мрачным тоном. — Если бы Колокольцев собирался отзывать Филарету, то он бы уже сделал это. Фактически, если нет кого то в пути — в чем я очень сильно сомневаюсь! — он даже не имеет возможности больше. У него нет времени изменить свое мнение и получить кого-то здесь, чтобы отменить это, даже если он захочет.

Головы кивнули. Если Филарете удалось сохранить его первоначальный оперативный график, он прибудет в мантикорское пространство в течение следующих двадцати четырех часов.

— Я согласна с министром иностранных дел Лэнгтри. — Монтро казалась даже более спокойной, чем Лэнгтри. — Они не собираются приказать ему отступить.

— Они действительно идиоты, не так ли? — Грантвилль наблюдал язвительно.

— Да. Я думаю, можно с уверенностью сказать, что они не представляют собой надежный пример компетентности и мудрости, господин премьер-министр, — сказал Бентон-Рамирес-и-Чоу сухо. — С другой стороны, мы действительно не знаем, какие приказы у Филареты. — Он поднял руку. — О, мы знаем основной план операции «Яростное Правосудие», но мы не знаем, какие тайные пункты, возможно, были вставлены в его инструкции.

— Вроде уже существующего приказа отказаться от операции, если выяснится,что мы действительно можем взорвать его задницу, вы это имеете в виду, господин директор? — спросил Кевин Ушер с усмешкой.

— Да, нечто подобное, — ответил с собственной улыбкой беовульфовец. Хотя это был первый раз, когда они познакомились, Бентон-Рамирес-и-Чоу и массивно мускулистый Ушер уже обнаружили, что они были родственными душами. И из всех присутствующих, они казались менее всего угнетенными мыслью о катаклизме, к которому все во всей исследованной галактике, казалось, скользили.

— Я думаю, что мы все согласны, что пункт вроде этого представил бы акт простого здравомыслия, — Елизавета наблюдала. — К сожалению, мы не видели никаких других доказательств здравомыслия из них!

— На самом деле, — сказал Белая Гавань, — Я вовсе не уверен, что позволить Филарете отступить в этот момент будет в наших интересах.

Был момент абсолютной тишины, с каждой парой глаз, поворачивающихся к нему. За исключением Хонор. В отличие от всех остальных, она (и Эмили) уже обсудила это с мужем, и в то время как она не была уверена, что она разделяла его и Эмили логику полностью, она была уверена, что она согласна с тем, что он собирался предложить.

— Возможно вы хотели бы объяснить это, милорд? — предложила спустя мгновение Элоиза Причарт, и топазовые глаза пристально сузились.

— Конечно, госпожа президент. — Белая Гавань оглядел стол переговоров. — Возможно, у Филареты действительно есть тайный пункт, предписывающий ему отступить, если выяснится, что ему, скорее всего, порвут задницу. Также возможно, что даже без каких-либо пунктов, он был бы достаточно умен, чтобы сделать это в любом случае. Но если он это сделает, и он просто развернется и отступит домой без единого выстрела, где это оставляет нас?

— Ну, для начала, — отметил Микулин, — это оставляет много людей живыми, кто был бы мертв иначе. И это довольно окончательно показывает, что их флот не может устоять перед мантикорскими военными технологиями.

— Так ли это? — спросил Белая Гавань. — Продемонстрирует ли, что они не могут устоять перед нашим оружием, я имею в виду?

— Прошу прощения? — Микулин выглядел озадаченным, не недоверчивым, и Белая Гавань снова пожал плечами.

— То, что случилось с Крэндалл, уже продемонстрировало это любому с рабочим IQ. — отметил он. — Несмотря на это, они послали сюда весь этот флот. Проклятые «Мандарины» до сих пор готовы рисковать миллионами убитых и не желают даже рассматривать допущение, что они могут предположительно быть в заблуждении. Название, которое они назначили этому уродству, является достаточным доказательсивом! Операция «Яростное Правосудие»? — Презрение в его голосе увядало. — Это в значительной степени показывает, как они планируют продавать это в Лиге, не так ли? Они все еще пытаются обыграть систему, и они не имеют ни малейшего понятия об огне, с которым играют до тех пор, пока кто-то другой получает ожоги!

Он помолчал и посмотрел вокруг стола, его глаза сверкали голубым льдом.

— Так что случится, что они сделают, если флот, который они послали к нам развернётся и уйдет домой без не единого выстрела? — продолжал он. — Они внезапно решат признать всю свою так называемую стратегию, приводящей к катастрофе, что они шли прямо к ней с широко открытыми глазами? Что касается этого, они признают, что они отошли, потому что поняли, что они не могут взять нас? Они даже признают, что мы позволили им отступить, вместо того, чтобы смести их флот как пыль? Нет. Что они будут делать, это из кожи вон полезут, чтобы подать это как еще один пример их «сдержанности» перед лицом нашей воинственности. Они развернулись, не потому что они знали, что они получат по заднице, если продолжат наступать, они развернулись, потому что они поняли, что наше руководство было так безнадежно глупо и кровожадно, что действительно собирается бороться, несмотря на то, что мы не имели возможности выиграть, и они не были готовы убивать всех наших сотрудников. В конце концов, ни один из наших космонавтов не отвечает за безнадежно испорченую и империалистическую политику нашего правительства. Разве это не так, как они уже продавали все это? Конечно, так! Таким образом, для прессы, как только они поняли, что ее величество здесь полностью готова выбросить все эти жизни, они решили проявить сдержанность.

— Это… — Грантвилль помолчал, глядя на брата, потом покачал головой. — Извини, Хэм, но это было бы слишком много даже для общественности солли, чтобы проглотить!

— Возможно, — с задучивым выражением лица сказала вице-адмирал Тренис. — Фактически вероятно. Это не означает, что они хотя бы не попробуют, г-н премьер-министр. Как сказал граф Белой Гавани, это безусловно совместимо с уже имеющейся пропагандой мандаринов. И давайте смотреть правде в глаза, они смогли продать своей общественности много вещей, которые были почти столь же нелепы.

— Испытующий знает, что это правда, — согласился Бенджамин. — Я на самом деле тоже предпочёл бы, чтобы Хэмиш ошибался, Вилли, но я очень боюсь, что это не так.

— И даже если они не могут надеяться продать его в долгосрочной перспективе, — сказал Микулин с угрюмым видом, — они могут полагать, что они смогут отстаивать это в краткосрочной перспективе, пока все они лгут достаточно громко, с достаточно честными лицами. Скажем, достаточно долго для того, чтобы получить формальное объявление войны через Ассамблею.

— Ладно, я признаю, что они могут думать таким путем, даже если я не думаю, что подобное сойдет с рук, — сказал Грантвилль, хотя его тон по-прежнему был сомнительным. — Скажи, что все-таки ты предлагаешь нам с этим делать, Хэм?

— Мы не дадим им выбора, — решительно сказал Белая Гавань.

— Хэмиш, — сказала Елизавета, — учитывая мою репутацию, я не могу поверить, что я та, кто об этом говорит, но я действительно не хочу никого убивать, мы не должны убивать.

— Я не предлагаю нам убить их и умыть руки, ваше величество, — тонко улыбнулся Белая Гавань. — Имейте в виду, эта идея имеет определенную привлекательность, особенно учитывая то, как цинично они пользуются Ударом Явато. Напоминает стервятника, кружащего над песчаным оленем со сломанной ногой. Или может быть, больше дюнного слизняка, готового обглодать до скелета еще до того как он умрёт совсем. Но я хочу сказать, что нам нужно создать ситуацию, в которой все, что произойдёт здесь, представляло собой однозначное, бесспорное, решающее поражение ФСЛ. Что-то такое, что даже пиарщики солли не были бы в состоянии убедить некоторых доверчивых трехлеток, кроме как «добровольным актом ограничения» со стороны Лиги. Нам не надо распылять их всех в космосе, чтобы сделать это.

— Вы думаете заставить их сдаться, не так ли, милорд? — сказал медленно Томас Тейсман, его глаза сузились.

— Это именно то, о чем я думаю, — согласился Белая Гавань. — После того что произошло на Шпинделе, они найдут сдачу еще четыре сотню кораблей стены чертовски трудно объяснимой. Ну, объяснимой чем-нибудь, кроме признания полной военной импотенции.

— Что-то в этом есть, ваше величество, госпожа президент, сказал Лэнгтри. — Вслед за Шпинделем и Лакооном, тот факт, что мы просто захватим крупнейший флот, когда либо собранный Солнечной Лигой — надеюсь без единого выстрела или не тронув ни одного волоса на чьей-нибудь голове — должен точно покончить с любым оставшимся общественным доверием к Боевому Флоту. Не говоря уже о захвате еще четырёх с лишним сотен кораблей стены из боевого строя Раджампета. Меня не волнует, сколько устаревших кораблей стены у него в Резерве, и даже он, в конечном счете, выяснит, что у него заканчиваются корабли. Или обученные экипажи, которые можно отправить на борт!