Прощай генерал… прости! - Фридрих Незнанский

Опуская теперь ненужные подробности, имевшие больше эмоциональный, нежели фактический характер, суть истории сводилась к следующему.

Вот, предположим, живут два человека, любят друг друга, но жизнь складывается таким образом, что видеться они могут редко. И у него работа, и у нее. Он — в одном месте, она — в другом, между ними несколько часов лету. У него — поистине мужской, тяжелый физически труд — подготовка многокилометровой снежной трассы, которую, прежде чем отсыпать и утрамбовать с помощью «снежной пушки», надо еще выровнять, убрать препятствия, произвести необходимые взрывные работы, а затем только перемещать очень дорогую и громоздкую, приобретенную в Германии за валюту, технику. Она — практически доверенное лицо первого человека в крае. Умница, красавица. Отсюда и запросы, и, соответственно, потребности. И получается почти классовое неравенство. Хотя все противоречия легко сглаживаются, стоит им оказаться вдвоем. И так было все время, на протяжении почти трех лет.

Любить — это значит в первую очередь верить. Он и верил, а как иначе? Но ты здесь, а она там. Но злая человеческая зависть не может простить того, что кому-то хорошо, когда тебе — не очень. Почему у кого-то должны светиться счастьем глаза, если, скажем, тебя обидели? Да еще, возможно, незаслуженно! Ну, конечно, вон как она красуется на экране телевизора! А делает-то чего? А ничего! Подолом крутит, мозги простым людям пудрит да губернатора своего в свободную минутку ублажает! А уж как она ублажать умеет, мы тоже знаем! Газеты читаем, в телевизоры глядим, так что нам рассказывать не надо! Про то с утра до вечера американское кино представляет все свои «инстинкты»! Стыд и срамотища! Ишь как она из себя выкаблучивается!

Наслушаешься, бывает, таких-то оценок да характеристик, и как же хочется рвануть из «пушки» своей, чтоб разом смести с дороги подобную нечисть… А потом подумаешь: люди-то в чем виноваты, если у них теперь собственная жизнь исключительно на беде да зависти замешена? Вот и болит душа…

В последнее время, особенно после прошлогодних выборов, что-то в отношениях заметно изменилось. То ли прежняя сердечность исчезла, то ли текучка стала заедать, но встречи стали реже, уже от случая к случаю, он прилетает — она занята, еле вечерок выкраивает. А с языка работа не сходит: и то надо спешно сделать, и туда вместе с губернатором слетать, и кругом народ важный, соблазнов не счесть, а женщина, она в конечном счете женщиной ведь и остается, со всеми ее слабостями, — куда ж от этого денешься?

Словом, говорить можно много, а суть свелась к тому, что ревность проклятая, как ни крепился, ни отмахивался, все же полонила Геннадия Вадимовича. Онто думал, что окажется сильнее, не позволит себе подозревать в чем-то любимую женщину, а вышло совсем по-иному. Оно-то, может, и обошлось бы со временем, кабы она сама поняла и пошла навстречу. Но у нее тоже оказались свои амбиции, а о том, чтобы как-то наладить, упорядочить жизнь, и слышать не хотела. Уперлась в свою проклятую работу, а там, если по-честному, и работы этой… как два плевка растереть.

Ссориться начали. Причем из-за пустяков. Он обещал, но не прилетел, потому что погоды не было. А она, видишь ли, ответственные дела специально отменила. Раз, другой, и вот почувствовал он, что отношения их словно бы к разрыву тянутся. Еще пара подобных ссор и — горшок об горшок.

Что в таких случаях самое худшее? Советчики! Нашлись и они.

Объяснили, почему такой строптивой и неуживчивой становится невеста, которая все тянет да тянет с решением семейного вопроса. И все оказалось гораздо проще, чем он представлял себе. Ну, конечно, какая женщина, какая баба вообще устоит перед мощным, почти звериным обаянием, которым обладал генерал Орлов? Вот оно что, и не надо объяснять свою холодность рабочими перегрузками…

Ему не следовало бы первому поднимать эту тему. Но… так уж получилось. Взрыв был просто необычайной силы. И чем горячее она обвиняла его в оскорбительной нелепости его подозрений, тем больше он убеждался, что дело действительно нечисто.

В общем, произошел разрыв, который каким-то образом стал достоянием посторонних. Может, кто-то подслушал, возможно, что и она сама в горячности ляпнула что-то, но скоро Геннадий от совершенно посторонних лиц узнал, что его, так сказать, невеста на одном из приемов в Москве, где была, как обычно, вместе с губернатором, вела себя несколько вызывающе. И это обстоятельство вызвало определенно негативную реакцию у окружающих — мол, не следовало бы господину губернатору так уж откровенно демонстрировать свои неслужебные отношения с помощницей. Да еще в отсутствие супруги, которую многие знали как женщину весьма скромную и явно не заслуживающую оказаться, так сказать, заочно в столь неприятной ситуации.

Одно накладывалось на другое, разбираться со всеми подобными сплетнями очень не хотелось. Но ведь если рану все время бередить, постоянно тыкать в нее чем-нибудь острым, можно, в конце концов, и с ума сойти от боли.

Геннадий не помнил, когда это случилось…

В один из дней, где-то в конце марта этого года, на базе появился некий странный тип. Внешне он был похож на хакаса либо бурята. Высокий, спортивный. С широким, плоским и неулыбчивым лицом…

С этой минуты Филипп, уже, естественно, принявший некоторую дозу на грудь — для установления полностью доверительного контакта с собеседником, весь превратился во внимание.

Мужик оказался тертый, бывалый. А на стройке появился, по его словам, чтоб подзаработать, если получится, на взрывных работах. У него уже имелся небольшой опыт, обретенный на стройках Железногорска. Какой там опыт можно приобрести, примерно представлял себе Геннадий, да и Миша, так он назвал себя, с его синими перстнями, вытатуированными на пальцах правой руки, скорее, напоминал зека. А впрочем, подобного народу здесь навалом, Сибирь — велика, и колоний в ней не счесть. Но люди-то живут, ничего другого им не остается!

Вот Геннадий, исключительно по доброте душевной, и устроил его к себе помощником. Он как раз в ту пору трассу по новой проходил, устранял боковые скальные выступы, которые надо было аккуратно подрывать, чтобы не нарушить при этом общий рельеф самой трассы. Почти ювелирная работа. А Миша не соврал, он в самом деле владел техникой.

Вечерами сидели в вагончике-балке, где Геннадий отгородил для себя угол. Тут Миша и увидел прилепленную скотчем к стенке фотографию Катеньки, поинтересовался, кто такая. Геннадий не очень охотно объяснил. На том все и закончилось. Поговорили и забыли. Да и Миша тот, собственно, неделю на базе и прокантовался, исчез так же неожиданно, как и появился. Ну ушел и ушел, Геннадий пожалел было напарника, но скоро и забыл.

А потом, вскоре, и произошел этот проклятый разговор с Катериной, который закончился полным разрывом их отношений.

Странно получилось, но буквально на другой день, за несколько часов до самолета, он неожиданно носом к носу столкнулся с Мишей. Того было прямо не узнать. Приоделся, выглядел вполне достойно, разве что перстни выдавали прошлое. Но он, видно было, совершенно своего прошлого не стеснялся. Он обрадовался встрече, а чтобы убрать всякие обиды за то, что сбежал со стройки, не сказавшись, уговорил Геннадия посидеть часок-другой в кабачке, все равно время оставалось. Миша был при деньгах и угощал щедро. И где-то между рюмками вспомнил вдруг фотографию в вагончике, сказал, что недавно видел эту женщину…

Геннадию, естественно, как соль на рану. Вот именно, соль! Болит, а ты добавляешь, еще и скребешь ее, проклятую, чтоб совсем уже невыносимо стало…

Одним словом, как это ни странно, добился-таки своего. Разговорил Мишу и выяснил, что у него обнаружился старый кореш, который теперь служит в окружении самого губернатора. Ну и, как говорится, слово за слово, рассказал корешу Миша, где однажды видел фотик этой дамочки. Тот чуть не отпал, а потом и сам заговорил. Они-то в своей компании много чего друг про друга знают, ну вот и Катерина эта самая у них постоянно на виду. Нет, врать он не стал про то, что спал там с ней или чего другое, она баба как бы строгая, не каждому дает. Но — и не без слабинки. А слабость эта ее называется господином губернатором. Он же ее от себя ни на шаг не отпускает теперь. С женой у него вроде какие-то семейные нелады, так вот и появилась замена по этой самой части…

Короче, в тот раз Геннадий с Мишей друг другу едва кровь не пустили. Просто тот посильней оказался. И поспокойней, порассудительней. Азиат все-таки, будь он проклят. И потом он, видать, понял, что, если человек не в себе, не стоит его этак-то прикладывать. Кончилось тем, что и в себя прийти помог, и даже в порт проводил, ручкой помахал.

А у Геннадия с того момента просто все из рук валилось. Хотел уже бросить работу и укатить куда угодно, на край света, к чертовой матери. Но надо же так случиться, что однажды утром вызвал его к себе начальник.