2011, Азартная игра - Дик Фрэнсис

Мы приближались к ипподромной дорожке, и я не собирался сбрасывать скорость. Напротив, только ускорялся. Еще несколько раз пришпорил лошадь каблуками. Лошадь получила новый посыл - вполне недвусмысленный - и знала, что делать. Я снова слегка сместился к холке, попросил своего скакуна прибавить ходу и прыгнуть, причем прыгнуть высоко.

И мы перелетели через ограждение, взяли препятствие, что называется «с запасом», и у распорядителя хватило ума отпрянуть в сторону.

Лошадь слегка споткнулась при приземлении, едва не рухнула на колени, в какой-то момент я даже испугался - вдруг упадет, - но тут я резко натянул поводья, и она обрела равновесие.

Куда теперь? Налево или направо?

Налево, решил я, натянул поводья в нужную сторону, уводя лошадь от трибун к безопасному открытому пространству ипподрома.

Другие лошади мчались по финишной прямой на меня, и я свернул, стараясь избежать столкновения и свалки.

Мой скакун пытался повернуть обратно, хотел бежать вместе с остальными, но я отвел его и заставил пуститься галопом к дальнему концу финишной прямой, ни разу не остановившись и не оглянувшись.

Сумерки сгустились, так что трудно было сказать, продолжают ли преследование те двое громил, подручные Шеннингтона. Но был уверен, что они не отказались от этой затеи и что, возможно, виконт к ним присоединился. Теперь он особенно заинтересован в том, чтобы убрать меня со сцены действия, причем как можно быстрее.

Я снова повернул, и мой скакун двинулся вверх по холму, самой удаленной от беговых дорожек, трибун и прочих сооружений точке.

Что же теперь?

На парковке у ипподрома меня ждет неприметная темно-синяя машина. Но вот проблема: ключи от нее вместе с мобильником и бумажником остались в кармане плаща, который я, не думая ни о чем плохом, повесил на крючок у двери в ложе Шеннингтона.

Затем я заметил, как из-за изгороди, неподалеку от того места, где я вырвался на беговую дорожку, выехал автомобиль. Мигая фарами, он неспешно продвигался по траве в том направлении, откуда я пришел.

Вот еще один автомобиль выехал на траву, но двинулся в противоположном направлении.

Обе машины двигались неспешно, объезжая территорию по кругу.

Но кто там, в этих машинах? Шеннингтон со своими громилами, или же полиция, или сотрудники охраны ипподрома? «Наверное, - подумал я, - тренер лошади, на которой я сейчас скачу, был далеко не в восторге, обнаружив, что скакуна его увели и что он бегает сейчас где-то в темноте».

Одно я знал точно: мне никак нельзя оставаться на одном месте. Иначе меня рано или поздно заметят и схватят. И я вовсе не собирался слишком близко подпускать к себе эти машины, по крайней мере, до тех пор, пока не буду твердо уверен, что Шеннингтона с громилами в них нет.

В отличие от американских ипподромов беговая дорожка в Челтенхеме представляет собой не простой овал, но две отдельные дорожки, как бы перехлестывающие друг друга, с дополнительной петлей на конце одной из них. Центральная часть использовалась для скачек по пересеченной местности. Так что этим двум машинам вряд ли удастся загнать меня в угол. Разве только я допущу небрежность, но на сегодня, твердо решил я, с меня небрежностей хватит.

Я выждал, следя за тем, по какой части дорожки двинется одна из машин, и, дождавшись, двинулся на лошади по другой. К этому времени уже окончательно стемнело, и люди, сидевшие в машинах, никак не могли меня увидеть, если, конечно, я не попаду в свет фар.

Затем я вдруг с неудовольствием заметил, что на ипподром выехали еще три автомобиля, два направились прямехонько ко мне, третий начал объезжать петлю против часовой стрелки. Что еще хуже, в свете их фар я разглядел фигуры людей, выстроившихся цепочкой в центре трека, они начали обходить поле в поисках лошади или меня.

Нет, вряд ли это люди Шеннингтона. Наверное, все они, по большей части, хорошие ребята, кавалерия, примчавшаяся мне на помощь. Но как знать? Я просто не мог позволить себе ошибиться.

Я решил, что теперешняя моя позиция безнадежна и что это только вопрос времени, когда меня заметит кто-то из людей, сидящих в машинах, или тех, кто продвигается пешком. Я тронул лошадь, она послушно засеменила к самому краю территории ипподрома. Я высматривал выход, но кругом, насколько хватало глаз, тянулась металлическая сетчатая ограда высотой футов в пять, не меньше, призванная не пускать на ипподром безбилетников.

«Наверное, - подумал я, - мне следует привязать лошадь к изгороди и попробовать перелезть через нее». Но тогда брошенная лошадь укажет преследователям место, откуда я бежал, а я до сих пор опасался, что Шеннингтон и его громилы висят у меня на хвосте. Да и потом верхом на лошади все же безопаснее, ведь так я запросто могу обогнать пеших преследователей, и неважно, есть у них пушки или нет.

«С такой шеей я бы не то что на лошадь, и на велосипед садиться не стал бы», - сказал мне хирург, специалист по заболеваниям позвоночника, восемь лет тому назад. Однако я снова сижу верхом на лошади, галопирую в темноте и чувствую себя уверенно и на своем месте. Главное - не вылететь из седла.

Я пустил своего скакуна рысью вдоль изгороди, продолжая высматривать ворота. Пять футов, высоковато, лошади это препятствие не взять, особенно с учетом того, что она устала, замерзла и к этому времени уже давно должна была стоять в теплом стойле. Да и ворота вряд ли помогут. Они наверняка заперты, и понудить лошадь перескочить через них в темноте практически невозможно.

«Клещи» поискового отряда постепенно смыкались; если я не уберусь отсюда как можно быстрей, то точно попаду в ловушку. Я сильно пришпорил лошадь, и она поскакала галопом вдоль изгороди, по направлению к северному окончанию беговой дорожки и петле, которую она там образовывала. Я страшно боялся, что мой скакун вдруг споткнется или, не дай бог, провалится копытом в кроличью норку.

И по-прежнему безуспешно искал глазами выход или дырку в этой бесконечной изгороди. И уже начал думать, что единственным правильным решением было бы повернуть назад и попробовать прорваться на автостоянку, но выстроившиеся в линию преследователи приближались, и шансы осуществить эту задумку через минуту будут равны нулю.

И вот наконец сетчатая изгородь уступила место живой, и я разочарованно заметил, что эта живая изгородь вовсе не низенькая, через которую легко перескочить, а являет собой настоящие джунгли, плотное переплетение ветвей боярышника и черной смородины. Я скакал вдоль нее и вдруг увидел проем. Мы с лошадью легко проскочили в него и оказались на вертолетной площадке, ее использовали для посадки винтокрылых машин во время Фестиваля.

Я тронул лошадь в обратном направлении, теперь от глаз преследователей меня укрывала изгородь. Здесь царила непроницаемая чернильная тьма, даже отблеска фар не было видно, и ориентироваться стало трудно. Мы с лошадью медленно продвигались вперед, слепой вел слепого. Животное подо мной, наверное, тоже недоумевало, не понимало, куда идти, но натренировано было неплохо и откликалось на каждую мою команду.

- Давай, мальчик, - тихо шепнул я скакуну на ухо. - Хороший мальчик, умница.

Но вот мелькнули огоньки деревни Престбери. Должно быть, впереди изгородь была не такой плотной.

И тут вдруг мне показалось, кто-то кашлянул. Я осторожно натянул поводья, лошадь послушно остановилась и стояла. Я вслушивался в тишину.

Может, показалось?

Человек кашлянул снова. А потом крикнул что-то на незнакомом мне языке. Он находился по другую сторону изгороди, а вот насколько далеко от меня - определить никак не удавалось. Ему ответил второй, тоже на иностранном языке, тот, похоже, находился значительно дальше.

Это наверняка подручные Шеннингтона.

Я затаил дыхание и взмолился о том, чтоб лошадь не выдала нашего местопребывания.

Напрягаясь, прислушивался к их разговору, потом показалось, что ближний ко мне мужчина двигается, но я далеко не был в том уверен.

И тут на помощь мне пришел дождь.

Вроде бы приутихший, он полил с новой силой, тяжелые холодные капли ползли прямо за воротник. Но мне было плевать. Теперь в шуме дождя я больше не слышал голосов мужчин, но одновременно это означало, что и они не услышат, куда я двинусь дальше.

Я еле слышно прищелкнул языком и тихонько тронул лошадь каблуком. А потом наклонился и шепнул ей на ухо:

- Пошли.

И вот наконец мы добрались до ворот, и они оказались не заперты.

Я спешился, провел через ворота лошадь, потом закрыл их.

А затем вдруг впереди вспыхнул свет, затопив все вокруг ослепительным сиянием. Это напугало лошадь, она резко метнулась в сторону, поводья вырвались у меня из рук.

Черт!..

- Эй, мальчик, - спокойным тихим голосом окликнул я своего скакуна. - Хороший мальчик. Иди сюда. Ко мне. - И я протянул руку к испуганному животному, но оно нервно вскинуло голову и громко заржало. - Хороший мальчик, - повторил я, продолжая продвигаться к воротам, к тому месту, где, дрожа всем телом, стоял скакун. И приблизившись, резко ухватился за поводья, но тут лошадь заржала снова.