Юнец Торгового Флота - Антон Демченко

А как ворчал отец Алёны, когда супруга уведомила его, что до конца июля пустующую комнату старших детей займёт один толковый и очень скромный юноша… При этом, на слове «скромный» она так зыркнула в мою сторону, что я спинным мозгом почуял: поблажек не будет, и присматривать за мной в этом доме, чтоб не сунулся куда не следует, станут не хуже, чем в последние недели в Китеже. Впрочем, в слежке виноват я сам. После того, как успокоенный обещанием скорого окончания нашего «домашнего ареста», я подарил Брину карту нижних технических переходов с обозначениями всех входов и выходов, включая портовую и транзитную зоны, бедняга полчаса икал, а к вечеру того же дня, я насчитал аж четырех наблюдателей следующих за мной по пятам. На следующий день по городу прокатились слухи о перестановках в комендатуре, следом забегал гарнизон, а пресловутые нижние технические переходы наполнились суетой и гулом строительных работ.

Поторопился. Надо было дождаться снятия запрета покидать парящий город, прежде чем делиться этой информацией… Дурак? Полный. Хорошо ещё, что Несдинич, хоть и огорошил меня новостью о необходимости продления этого идиотского «сиденья в Китеже» ещё на три месяца, всё же пошёл навстречу в вопросе сдачи экзаменов в училище… хотя и с большим скрипом. Но без его распоряжения, уговорить Брина дать мне разрешение на долгую вылазку в город, мне бы ни за что не удалось. Тем более, что место моего обитания на время сессии так и осталось ему неизвестным. О том, что я остановлюсь у Алёны, вообще, знали лишь двое. Дядька Мирон и контр — адмирал. А чтобы избежать лишнего внимания в училище, мне пришлось сменить ставшую уже привычной гражданскую одежду на курсантский мундир, которым щеголяли девяносто процентов «заочников». О том, какими путями я пробирался в училище и как уходил из него после экзаменов, чтобы не попасться на глаза возможным наблюдателям, вообще вспоминать не хочу.

Один плюс, увидев меня в таком наряде утром перед первым экзаменом, отец Алёны крякнул и довольно улыбнулся, а тем же вечером, за чаем, устроил мне форменный допрос на тему учёбы и планов на будущее. Особо распространяться о себе я не собирался, и поначалу рассказал лишь об училище и временно закрытом контракте юнца на торговом «ките». В общем, успокоил палубного старшину. Известие о том, что ухажёр его дочери такое же «воздухоплавающее», как и он сам, привело Григория Алексеевича в благодушное настроение, а вот матушка Алёны… м — да. Ну, Марфу Васильевну тоже можно понять. Уж кто‑кто, а она точно знает, каково это, быть женой «китового». Длинные рейсы, длящиеся порой по полгода, пустой дом… и тоска. Да что далеко ходить, достаточно вспомнить недавнее состояние Хельги! В общем, матушка Алёны заметно охладела к одному «тихому и скромному юноше». Впрочем, ненадолго.

Узнав, что я не собираюсь идти в «дальники» и меня вполне устраивают каботажные «селёдки», с их довольно короткими маршрутами, Марфа Васильевна задумалась, но холодок между нами вроде бы пропал…

— Значит, на «китах» служить не желаешь, а? — Поинтересовался Григорий Алексеевич после ужина. Я кивнул. — А почему?

— М — м… Карьера. — Ответил я. — У «китовода» есть три возможности, либо долго и упорно расти на чужом дирижабле, проходя всю цепочку от матросской старшины до капитана, либо идти в военный флот, на тех же условиях, либо нужно родиться в семье владеющей «китами», в последнем случае, время роста до капитанского мостика заметно сокращается. У меня нет родичей с «китом» в кармане, служба в военном флоте не привлекает, а тратить пятнадцать лет, работая на чужого дядю, при этом имея в кармане капитанский патент, не хочется. А такой патент, к окончанию учёбы у меня точно будет.

— Хочешь всё и сразу, а? — Усмехнулся в пышные усы отец Алёны.

— Зачем же, сразу? — Открестился я. — До окончания учёбы, похожу на «китах», наберу ценз и зарекомендую себя среди «китоводов», с выпуском из училища подам документы на патент… и буду работать на собственном каботажнике. Сам себе хозяин, сам себе капитан. Чем плохо?

— Плохо? Да нет, весьма толковые рассуждения. — Протянул Григорий Алексеевич. — Только… где деньги возьмёшь на покупку дирижабля?

— А этот пункт плана уже выполнен. Каботажник построен и стоит в эллинге. Так что, дело за малым. Капитаном и экипажем. — Улыбнулся я. Хвастаюсь? Ну да, имею полное право.

— Шустрый. — С непонятной интонацией проговорил отец Алёны, окинув меня страннымвзглядом. Мать с дочерью переглянулись. — Хороший подарок тебе родители сделали.

А, вот оно что! Господин Трефилов решил, что новый знакомый его дочери, просто очередной выскочка с тугим кошельком.

— У меня нет родителей. — Сухо отрезал я. — Они погибли несколько лет назад.

— Извини. — Чуть помолчав, произнёс мой собеседник.

— Ничего страшного, я с этим уже свыкся.

Разговор сошёл на нет и в комнате повисла тяжёлая тишина. Правда, через минуту, огромные часы в углу гостиной нарушили наше молчание, пробив половину двенадцатого, и Марфа Васильевна с Алёной тут же засуетились, убирая со стола остатки нашего позднего ужина, точнее, столь любимого всем Новгородом чаепития, а нас погнали спать.

— Идите — идите. У Кирилла с утра экзамен, а тебе к девяти нужно быть в конторе. — Мать Алёны сходу пресекла любые возражения, и мы разошлись по комнатам.

Больше эта тема в наших беседах не поднималась, хотя о самой «Мурене» и дирижаблях вообще, мы с Григорием Алексеевичем разговаривали, да и спорили, частенько. Постепенно, изменилось и отношение отца Алёны к «выскочке с собственным дирижаблем». В принципе, неудивительно. Как и большинство профессионалов своего дела, Трефилов ценит знающих людей, а я, смею надеяться, показал себя неплохо осведомлённым в области воздухоплавания вообще и дирижаблей в частности. По крайней мере, детских ляпов в своих рассуждениях не допускал, а там где не был уверен в своей правоте, молчал. Монетой в копилочку наших отношений лёг и тот факт, что в отличие от многих офицеров, как настоящих, так и будущих, я не ворочу нос от непосредственной работы с «железом». Впрочем, как я заметил, у здешних нижних чинов и офицеров «старой» школы, это, вообще, своеобразный пунктик. Что Ветров, что боцман «Феникса»… вот и Григорий Алексеевич не раз выражал своё нелицеприятное мнение о «белоперчатниках». Впрочем, вспоминая свои давние стычки с курсантами, не могу его осудить…

Экзамены сменялись долгими прогулками с Алёной, которую я взялся ежедневно встречать у кондитерской после работы. А поздними вечерами, когда обитатели дома Трефиловых расходились по спальням, я переодевался в тёмную, не стесняющую движений одежду, и уматывал через окно в мастерскую, на всю ночь. Точнее в эллинг при ней, где меня ждала «Мурена». Благо, никто не мешал мне отсыпаться днём после экзаменов, иначе с таким графиком, я бы ко второй неделе с катушек съехал. А появляться в мастерской днём было не менее опасно, чем посещать училище. О том, что мастерская принадлежит Завидичам, в округе не знал разве что глухой и слепой, так что возможность наблюдения за заводом никто не отменял.