Гордая птичка Воробышек - Янина Логвин

— Алло! Илья!

— Что случилось, Воробышек? — странно тихо произносит Люков.

— Телефон уронила. Твой брат слишком быстро ведет машину, вот выскользнул. А…

— Что за машина?

— Черная, похожа на аллигатора.

— Посмотри, тебе знаком район?

— Да, Новотрипольское шоссе. Я этой дорогой домой езжу. Направление в сторону Черехино.

— Воробышек?

— Да?

— Я тебя найду. Не говори с Яшкой, я сам. А сейчас дай ему трубку.

— Тебя! — сую я со злостью телефон в руку водителю и еле сдерживаюсь от желания стукнуть парня по голове кулаком. Больно и сильно. Подумать только, что выдумал, идиот чертов!

— О! Братуха! — говорит Яков, как ни в чем не бывало, и скалит мне в зеркале рот. — Давно не слышались! И я тебе страшно рад! Что, кости уже срослись? Кишки на месте, черепно-мозговая в норме? Ну, отлично! Говорю же, бля, профессионал у штурвала, а твоя девочка не верит. Чуть колготки не обмочила от беспокойства. Ох, и глазюки у нее! Так и съел бы! Как думаешь, смогу я ее так же легко отыметь, как Ирку? Я умею быть обаятельным.

Пока я соображаю, какой бы вред нанести здоровью водителя (прицеливая сумку к его безмозглой голове), и как выбраться живой из сумасшедше мчащейся машины, он вдруг меняется в лице и рвано дергает руль.

— Да пошел ты! — кричит, уронив окурок сигареты куда-то себе на брюки. — Я сам по себе, понял! При чем тут он? Ты не посмеешь! Это ты с-сука, а не я! Урод чертов, для тебя же стараюсь! Думаешь, не знаю, что полное дерьмо? Стоит только на братца взглянуть и блевать от себя хочется, как и от мудилы-Босса! Чертов ублюдок! Да, тянет поговорить! Чем не отличный случай для беседы, брат, тебя же хрен разведешь на откровенность! Про девчонку скрывал. Если бы не твоя клубная подстилка… Только попробуй! Слышишь! Попробуй угрожать моим друзьям и я… Да понял я, понял! К черту тебя!

Яков открывает окно и вышвыривает трубку из салона. Я даже не успеваю разинуть рот, как мой старенький телефон исчезает в стелящейся вдоль обочины белой дорожной поземке. Парень на взводе и еле держит себя в руках. Пальцы дрожат на руле, он все время трясет головой, словно прогоняет видение, наползающее на глаза, и больше выжимает педаль газа. Ясно, что трогать его нельзя, но сдержать себя выше моих сил.

— Немедленно останови машину! Я хочу выйти! — как можно тверже требую я. — Пожалуйста, Яков, мы же разобьемся!

— Скажи, что я сволочь, и я подумаю.

— Ты хуже.

— Да, я хуже, но для них главное деньги.

— Для кого, для них? Для Ильи?

Парень смеется, запрокинув голову.

— Для друзей.

— Значит, ты выбираешь в друзья не тех. Дружба не имеет отношения к материальному миру.

— А любовь? — интересуется парень, нервно поигрывая желваками.

— А что любовь? — удивляюсь я.

— Любовь имеет?

— Нет, — уверенно отвечаю я.

Яков щелкает зажигалкой и с силой затягивается новой сигаретой; смаргивает слезящиеся от дыма глаза.

— Зачем он тебе, детка? — говорит, небрежно стряхивая пепел на кожаную консоль монстра, следя в зеркале за моим взглядом. — Ты же ничего о нем не знаешь. У него нет ни черта, все бабло у меня. Подумай, девочка.

— Сочувствую, — сердито огрызаюсь я. — Но твое не прозвучавшее предложение мне не интересно. Боюсь от тяжести бабла надорваться, так что тащи один. Если ты немедленно не снизишь скорость, я выпрыгну. Все равно уже страшнее не будет.

— Нет, девочка, ты не кукла, — хохочет Яков, блокируя замки дверей. — Выпрыгивай!

Ему вдруг становится страшно весело, он громко включает музыку и дергает шеей все время, пока мы мчимся по четырехполосному шоссе и влетаем, минуя пост охраны, в Черехино. Тормозит аллигатора, разбросав снег у высоких массивных ворот, открывает их послушным пультом и въезжает на территорию… поместья. Да, именно такое слово приходит мне на ум, когда я, наконец, решаюсь открыть глаза.

Широкий зимний луг. Уснувший в снегу сад. Замерзший пруде прибрежной беседкой и перекидным мостиком. Освещенная фигурными фонарями длинная расчищенная аллея, убегающая вдаль; огибающая массивный трехэтажный особняк с налетом осовремененного колониального стиля. Внешняя невозмутимость места. Пожалуй, такие дома я видела лишь в глянцевых журналах или в кино. Ну, может, еще в телевизионных программах о том, как живут далекие голливудские звезды. И сейчас, глядя сквозь стекло несущегося по аллее автомобиля на сияющие окна, белые высокие колонны, портик с фронтоном и выступающие широким полукругом мраморные ступени, я понимаю, что начисто лишена соображений, куда попала.

Что я знаю о Черехино и о том, кто здесь живет?.. Почти ничего. Только то, что здесь нет санаториев и домов отдыха, а есть охраняемая территория и живут богатые люди. Так неужели это все — не меньше гектара уснувшей под снегом земли, частные владения?.. Ой, мама!

Яков довольно ржет и тычет сигаретой в окно.

— Смотри, Жень, какой солидный склеп. Видала такой? Дом Большого важного Босса! Не хочешь зайти к нему в гости? Там весело.

— Нет. Я хочу выйти. Немедленно! Меня сейчас стошнит. Яков, хватит этой сумасшедшей гонки, останови, слышишь!

Запах травки в салоне такой плотный, что режет глаза. Похоже, у брата Ильи в привычке курить подобную дрянь.

— Сейчас, детка! — щурится парень, оглянувшись, криво тянет шалую ухмылку и резко дергает в сторону тяжелый руль. — Остался один поворот, и мы у цели.

Он проскакивает мимо дома и мчит дальше по изогнувшейся дугой аллее, милостиво опускает стекло. Высунув в окно нос, я замечаю вырастающее впереди крытое строение, издали похожее на ангар, и освещенную прожекторами открытую прямоугольную площадку перед ним. Группа из пяти мужчин, беседующая у невысокого ограждения, поворачивается к нам, — когда машина тормозит, не долетев до них каких-то нескольких метров, — и замирает, прервав разговор. Молча наблюдают, закутавшись в дорогие пальто, как я выползаю из машины следом за водителем и растерянно озираюсь вокруг, унимая дрожь в непослушных ногах и решая, куда при случае бежать.

— Пошли, — Яков обходит машину и по-свойски обнимает меня за плечи. Сообщает уверенно, словно его слова мне о чем-то говорят: — Сейчас все здесь. Готовятся преподнести Большому Боссу новогодний подарок. Вот умора видеть рядом с ним их подхалимские рожи! Ну, Жень, шевелись, чего встала? Тебе понравится! Как раз успели к представлению!

Шевелись? Ну, нет. Пожалуй, на сегодня ярких впечатлений и шевелений с меня хватит.

— К-катись к черту, ненормальный! — я снимаю с себя руки парня и все-таки опускаю сумку со злостью на его грудь, отталкивая от себя. Шиплю в нависнувшее надо мной лицо: — Я ухожу! Ты циничный псих и никакой не брат Илье! Отойди!