Введение в философию религии - Майкл Мюррей

7.1. Четыре взгляда на взаимоотношения науки и религии

Возможны три типа отношений между религией и наукой (понимаемой в вышеописанном смысле): неотвратимый конфликт, независимость, конфликт потенциальный, но не неизбежный. Далее мы рассмотрим каждую из этих позиций по очереди.

7.1.1. Неотвратимый конфликт

Согласно первой трактовке, утверждения религии обречены на жестокое противоборство с утверждениями науки, и с успехом его выдержать способна лишь какая–то одна из сторон. Эта так называемая военная модель взаимоотношений науки и религии была особенно популярна во второй половине XIX и в начале XX века, хотя ее приверженцы есть и сейчас. Подобное умонастроение отразилось в следующих словах нобелевского лауреата биолога Э.О. Уилсона:

Представления о сверхъестественном приносили огромную пользу на всем протяжении доисторической эпохи, когда человеческий мозг находился в процессе развития. А потому они вступают в резкое противоречие с биологией, которая возникла как продукт Нового времени и совершенно не зависит от генетических алгоритмов. Неудобная истина заключается в том, что эти два типа убеждений несовместимы фактически. А следовательно, те, кто жаждет одновременно и религиозной истины, и истины интеллектуальной, никогда не смогут обрести обе в полной мере[37].

Как полагают сторонники теории «войны», в самих понятиях науки и религии есть нечто, делающее принципиальный конфликт между ними неотвратимым.

Защищая подобную модель, иные авторы опираются на довольно спорные определения науки и религии. Кое–кто, например, утверждает, что религия представляет собой совокупность убеждений, которые восходят к тому, что претендует на статус «божественных откровений», и принимаются исключительно на основе авторитета. И напротив, науку составляют убеждения, подтверждаемые чувственным опытом и научным методом. Но ведь этого одного недостаточно для сущностного конфликта между ними. В конце концов, всегда остается возможность того, что наука и религия выступят с совершенно тождественными положениями. Конфликт же станет неминуемым лишь тогда, когда данную характеристику науки мы дополним тезисом: единственно правомерными убеждениями относительно естественного мира являются те, которые возникают из чувственного опыта и научного метода; либо расширим нашу характеристику религии за счет тезиса: ни одно убеждение относительно мира природы, которого мы придерживаемся на основе религиозного авторитета, никогда не может быть пересмотрено на основе эмпирических данных. Согласно первой точке зрения, принимать учение Библии или Корана о естественном мире было бы антинаучно, тогда как согласно второй — принимать данные опыта и результаты научного метода, если они противоречат нашим излюбленным интерпретациям откровения, значило бы вести себя антирелигиозно. В любом случае один источник истины с необходимостью отменяет другой — один может взять верх лишь за счет другого.

Некоторые держатся модели неизбежного конфликта просто потому, что видят в ней самую честную и беспристрастную характеристику реальных отношений науки и религии. Религия утверждает, что Земля плоская, наука доказывает, что это не так. Религия утверждает, что Земля недвижна, наука доказывает, что она вращается вокруг Солнца и вдобавок — вокруг своей оси. Религия говорит, что нашей вселенной менее десяти тысяч лет, наука доказывает, что ее возраст — четырнадцать миллиардов лет (или около того). Религия утверждает, что человеческие существа сотворены непосредственно Богом, наука доказывает, что они произошли естественным путем от более ранних приматов. И так далее.

Хотя модель неотвратимого конфликта все еще используется в популярных дискуссиях об отношениях науки и религии, заметить ее фатальные недостатки несложно. Изъян первый: она предлагает такие характеристики науки и религии, которые нам не следует принимать. Даже если ученый считает, что единственным доказательством правомерности научных убеждений служат чувственный опыт и применение научного метода, ничто в сфере самой науки не дает ему права заявлять, будто одна лишь наука способна дать нам правомерные убеждения относительно естественного мира. Во–первых, такое притязание касается правомерности человеческих убеждений и, в этом своем качестве, представляет собой утверждение о естественном мире. Но ведь нет никаких оснований думать, что правомерность этого эпистемологического утверждения доказывается — или даже может быть доказана — чувственным опытом и применением научного метода. Следовательно, такая характеристика науки противоречит себе самой. Столь же неудачна здесь и характеристика религии, ибо в религиозных откровениях не утверждается, будто единственно правомерные убеждения относительно естественного мира непременно восходят к откровению. А если бы и утверждалось, то единственное доказательство, которым располагал бы верующий в пользу подобного тезиса, представляло бы собой логический круг (ибо, соглашаясь с откровением в том, что оно является единственным авторитетом, нам пришлось бы полагаться на авторитет самого откровения!)

Второй недостаток — это грубое искажение реальной истории взаимоотношений науки и религии. Верно, что в ряде наиболее известных и широко обсуждаемых случаев конфликт науки и религии был разрешен верующими через переосмысление их собственной традиции в свете научных открытий, но ведь это отнюдь не единственный способ разрешения подобных конфликтов. Например, в середине XX века господствующей космологической теорией была модель «неизменного состояния» вселенной. Вселенная, с этой точки зрения, оказывается безначальной, а следовательно, бесконечной во времени — что противоречит учению авраамических религий. Хотя христиане, иудеи и мусульмане не знали, чем разрешится данный конфликт, целый ряд религиозных мыслителей был убежден, что научные аргументы в пользу безначальности вселенной будут опровергнуты и их ошибочность в конце концов обнаружится — и они оказались правы.

Следовательно, здесь мы имеем пример такого конфликта между наукой и религией, финалом которого стало отступление науки, перешедшей на позиции, более близкие к религиозному взгляду на мир. Конечно, от теории «устойчивого состояния» ученые отказались вовсе не потому, что она противоречила религии. Ученые попросту обязаны пересматривать прежние свои взгляды в свете новых, более убедительных интерпретаций наличных эмпирических фактов. Тем не менее данный случай являет нам относительно недавний пример такого разрешения конфликта между наукой и религий, когда отнюдь не религии пришлось склонить голову и отречься от собственных утверждений.

7.1.2. Независимость

На другом конце спектра находятся те, кто считает, что наука и религии способны мирно сосуществовать, поскольку их взаимная независимость исключает всякие конфликты между ними. Есть разные теоретические модели этого мирного сожительства. Согласно одной из них, сферы религии и науки не могут совпадать даже частично, поскольку религия и наука имеют дело с разными объектами. Можно, например, сказать, что религию интересует только сверхъестественная реальность, тогда как наука занята единственно лишь описанием и объяснением естественного мира. Таким образом, религия, опираясь на откровение и на религиозный опыт, рассказывает нам о существовании Бога или ангелов или же о загробной жизни, тогда как наука, основываясь на чувственном опыте, сообщает о том, что содержит в себе естественный мир и почему находящиеся в нем вещи ведут себя именно так, а не иначе. С другой стороны, можно было бы сказать, что религию занимает лишь индивидуальный опыт соприкосновения с религиозной реальностью, наука же касается объектов нашего чувственного опыта. Знаменитый немецкий философ XX века Рудольф Бультманн, к примеру, полагал, что хотя религиозные откровения часто содержат вполне определенные утверждения о естественном мире, утверждения эти являются религиозными лишь постольку, поскольку они относятся к внутреннему преобразованию нашей жизни через теологический способ представления о человеческом существовании и его смысле. Таким образом, религиозные откровения в действительности не касаются естественного мира, хотя у нас порой и может возникать подобное впечатление. И когда мы читаем: «И сказал Бог: да будет свет. И стал свет», то в данном тексте следует видеть не изложение истин космологии, но утверждение о том, что Бог есть творец и вседержитель всего сущего.

Другая интерпретация модели независимости исходит из того, что религия и наука отличны не по своим объектам, но по методам или целям. Таким образом, наука и религия — вопреки вышеописанной трактовке — могут порой вести речь об одних и тех же предметах, однако используют при этом разные методы и, соответственно, получают не пересекающиеся между собой результаты. Приняв такую модель, кто–то, например, может сказать, что задача науки — установить, какие вещи содержит в себе естественный мир и как эти вещи себя ведут; миссия же религии — объяснить, каким образом в событиях естественного мира осуществляются замыслы божественного Провидения. А следовательно, методы и цели в этих двух областях будут разными. Наука использует эмпирические наблюдения и эмпирически проверяемые теории для объяснения того, что есть, и каузальные механизмы для истолкования того, почему существующие вещи действуют так, как они действуют. Религия же обращается к религиозному откровению или религиозному опыту или же к обоим сразу, чтобы обнаружить цель и смысл происходящего в естественном мире.