Невеста принца - Линда Миллер

Со своего места Анни видела, как он с трудом проглотил комок в горле.

— Питер Мэтленд, ваше высочество.

— Ты стрелял в студента, Питер Мэтленд?

Заметная дрожь пробежала по щуплому телу Мэтленда. Он в ярости посмотрел на Ковингтона и на других солдат, сидевших на скамье подсудимых. Потом повернулся к Рафаэлю.

— Да, сэр, — ответил он.

— Зачем? — спросил принц.

В большом зале наступила гробовая тишина. Все — и крестьяне и аристократы — замерли в ожидании ответа. Когда он прозвучал, то никого не оставил равнодушным.

— Я защищал вас, сэр. Он говорил, как изменник.

Рафаэль словно состарился на глазах. Он выглядел таким опустошенным и усталым, что Анни едва не бросилась к нему. Но она осталась на месте и только послала ему молчаливый призыв, вложив в него все свои чувства, и он как будто услыхал его, потому что нашел ее взглядом. В этот момент они были вместе, и словно одни во всем зале.

Когда наконец Рафаэль заговорил, в его голосе звучали отвращение и безнадежность.

— Уведите его, — сказал он. — Увидите их всех.

В зале поднялся такой шум, что, казалось, задрожали стены. Крестьянин, назначенный судьей стучал молотком, пытаясь навести порядок.

— Тише! — крикнул он, и все, от безродных крестьян до знатных гостей, приехавших в замок Сент-Джеймс на свадьбу Федры, подчинились ему.

Анни медлила, пока зрители неохотно покидали зал. В конце концов остались только судья, присяжные, Рафаэль и мистер Барретт. Ей не приходило в голову подойти к принцу, но она и не могла заставить себя уйти. Возможно, с ее стороны это было не более чем романтической выдумкой, но она не сомневалась в том, что ее присутствие поддерживает Рафаэля и придает ему сил.

Видя, что ее госпожа не собирается уходить, Кэтлин раздобыла для нее и для себя два стула. Они тихонько сидели рядом, пока судья и присяжные совещались между собой. Рафаэль и мистер Барретт, стоя в стороне, прислушались к ним, но не вмешивались в обсуждение дела.

Через час решение было принято. Хотя Анни и Кэтлин сидели слишком далеко, чтобы услышать его, но они все поняли по помрачневшему лицу Рафаэля. Он кивнул, и все разошлись.

Рафаэль направился к девушкам, и Анни поднялась со стула.

Кэтлин пожала ей руку и прошептала:

— Я буду в часовне, мисс.

И быстро вышла.

Анни проглотила комок в горле, пытаясь что-то прочитать по лицу Рафаэля. Если бы она и Федра не ослушались его и не убежали тайком на рыночную площадь, то, вполне возможно, никакого суда вообще не было бы. Анни чувствовала себя виноватой, хотя расправа на площади совершенно не зависела от их присутствия там. Но Ковингтон и остальные наверняка избежали бы наказания.

Наконец Рафаэль встал прямо перед ней. Анни хотелось прикоснуться к нему, но она удержалась и молча ждала, что он скажет.

— Ковингтон и большинство остальных будут сидеть в заключении шесть месяцев или пока мятежники не возьмут замок, если это случится раньше, — мрачно сообщил он. — Мэтленд за убийство студента приговорен к повешению.

Анни зажмурилась, чтобы прогнать возникшую в ее воображении картину, но это не помогло. Ей ясно представился раскачивающийся на виселице Мэтленд. Самое ужасное, что Рафаэля, возможно, ждала такая же участь.

Они с Рафаэлем ни разу не говорили о том, как он относится к смертной казни, но она предполагала, что он не принадлежит к числу ее сторонников.

— Вы разрешите им его повесить?

Рафаэль провел рукой по встрепанным волосам, и Анни неожиданно пришло на ум, что принцу надо бы постричься, если он собирается почтить своим присутствием свадьбу сестры.

— У меня нет выбора, — ответил он. — Так решил народ, и они доведут дело до конца.

Анни вновь захотелось прикоснуться к принцу, но теперь она не стала удерживать себя и нежно погладила ладошкой его щеку.

— Это все по моей вине, — прошептала она. — Похоже на кошмарный сон.

Он печально улыбнулся и поцеловал ее ладонь, отчего хорошо знакомый трепет промчался по телу.

— Это пройдет, Анни. — Он отступил на шаг и со странным выражением в глазах осмотрел ее простое платье. — Уверен, ты в душе крестьянка, несмотря на деньги и положение, которые сопутствуют имени Треварренов.

Анни то ли засмеялась, то ли вспыхнула в ответ. Ей хотелось броситься в его объятия, уговорить его забыть о Бавии и уехать вместе с ней. Но она знала, что он не послушает ее, сколько бы она ни просила.

— Да, — тихо проговорила она. — Полагаю, все американцы в душе крестьяне, есть у них деньги или нет.

Рафаэль взял ее за руку, и они вышли на солнечный двор, где сверкал алмазными брызгами фонтан. Они сели на знакомую скамейку, и забыли о солдатах, гостях и деловито снующих слугах.

— Я хотел бы спросить тебя о лихорадке… — сказал Рафаэль.

Анни, не дослушав, стала уверять его, что она вне опасности, но он нетерпеливо поднял руку, чтобы остановить ее.

— Я прекрасно знаю, что напрасно просить тебя держаться подальше от деревни, — довольно добродушно продолжил он. — Нет, мне надо знать, как ты оцениваешь положение.

Анни ощутила прилив гордости, зная, как редко мужчины интересуются женской «оценкой» чего-либо, и тщательно перебрала в уме все ей известное, прежде чем ответить.

— Лихорадка, мне кажется, не опасна. Люди быстро заболевают, но и быстро выздоравливают. Меня больше тревожат санитарные условия в деревне. Там открытые сточные ямы, и это может привести к более серьезной эпидемии.

Рафаэль слушал ее не менее внимательно, чем мистера Барретта или других своих советников, и Анни была глубоко этим тронута. Она верила, что он любит ее, хотя пока сам этого не понимает. И он почти всегда выказывал ей свое большое уважение, которое было больше, чем простая вежливость, и Анни от души этому радовалась.

— Пусть мужчины накидают в ямы щелока и построят временные туалеты в стороне от деревни, — посоветовал он и улыбнулся, щурясь на ярком солнце. — В старые времена, — сообщил он, — эти сооружения были за рвом.

Анни вздрогнула, но его улыбка показалась ей такой слабой и беззащитной, что она поспешила улыбнуться ему в ответ.

— Может быть, здесь еще и крокодилы охраняли замок, как в старых сказках?

Рафаэль нарочито пожал плечами.

— В такой воде? Даже морские чудовища не смогли бы в ней выжить, принцесса.

Сидеть на солнышке рядом с Рафаэлем и болтать всякие глупости было так приятно, что у Анни защемило сердце. Она знала, что навсегда сохранит память об этих минутах отдыха так же, как о минутах страсти.

На глаза ей набежали слезы, но она продолжала улыбаться.