Эта покорная тварь – женщина - В. Гитин

Преступления, которые мы называем преступлениями по страсти эгоистического характера, совершаются не благодаря внезапному порыву страсти, но под влиянием постепенного действия ко злу направленных импульсов.

Преступницы этой категории суть обыкновенные, честные, добрые и любящие натуры, и преступления их являются почти исключительно плодом постепенно нарастающего чувства ревности, порождаемой разного рода несчастьями, болезнями и пр. С одной стороны, они не вполне преступницы по страсти, но с другой — у них недостает не только более или менее серьезного мотива к преступлению, но часто даже и повода к нему со стороны жертвы,— и подобное отношение преступного субъекта к своей жертве является весьма характерным для врожденного преступника.

Примером может послужить следующий случай, имевший место в Бельгии. Один молодой человек любил и был любим одной бедной девушкой, богатая кузина которой также влюбилась в него. Молодой человек, хоть и был честен, но не чувствуя в себе достаточно мужества к жизненной борьбе за свое существование, поддался искушению богатства и обручился с богатой девушкой, отказавшись от бедной. Однако незадолго до свадьбы невеста его опасно заболела, и ее начала беспрестанно мучить ревность и мысль о том, что смерть ее, которая сделает ее бедную кузину богатой наследницей ее, доставит жениху двойное счастье обладания богатством и любимой женщиной. Ревность толкнула ее на мысль скомпрометировать и погубить его. Для этого она проглотила дорогой бриллиант из своего кольца и обвинила молодого человека в том, что он украл его. Отец поверил словам своей умирающей дочери и, ища после смерти ее это кольцо среди других драгоценностей, нашел его, к удивлению своему, без бриллианта. Экс-жених был арестован и, наверное, был бы осужден, если бы, по счастью, молва не обвинила его в том, что он отравил свою невесту с целью сделать наследницей любимую им девушку. Было произведено вскрытие умершей, и бриллиант был найден у нее в желудке.

Другой случай. Некая Derw..., счастливая, очень любящая жена, женщина безупречного поведения, заболела вдруг на высоте своего счастья чахоткой и в течение нескольких месяцев очутилась на краю могилы. Ее любовь к мужу превратилась в бесконечную бурную ревность. Она постоянно требовала клятв от него в том, что после ее смерти он не будет знать никакой другой женщины, просила его умереть вместе с ней и однажды, после того как несчастный муж в сотый раз клялся ей ни на ком не жениться после ее смерти, она схватила висевшее на стене ружье и застрелила его.

Perrin была прикована неизлечимой болезнью к своей кровати в течение пяти лет. В течение этого времени она страшно мучила мужа своей ревностью. Ежедневно она упрекала его в недостойном поведении, говорила, что он изменяет ей, и наконец, чтобы положить конец всему этому, однажды подозвала его к своей постели и тяжело ранила выстрелом из револьвера, который постоянно держала под подушкой. Потом она сама призналась, что обдумывала свое преступление в течение долгого времени.

Во всех этих случаях мотивом преступления является благородная страсть, любовь, но ближайший, однако, толчок к нему дается, с одной стороны, пробудившимися дурными инстинктами, находящимися у нормальной женщины в скрытом состоянии, и, с другой — ревностью, доходящей до чудовищных размеров, благодаря которой женщины страдают при виде чужого счастья так же, как бы под влиянием собственного несчастья. Мысль о том, что они лишены счастья, ожесточает их и возбуждает в них желание, чтобы и другие не могли воспользоваться им. Конечно, здесь поводы к преступлению большею частью серьезного характера, и каждая из этих преступниц при нормальных условиях, если бы судьба не обрушилась так жестоко на нее, наверное, осталась бы честной женщиной. Подобные преступления очень резко свидетельствуют о той аналогии, которая существует между детьми и женщинами: можно сказать, что это преступления взрослых детей, наделенных более сильными страстями и более высокой интеллигентностью».

Это исследование виднейших психиатров и криминологов, написанное в конце прошлого века, в советское время находилось под строжайшим запретом, потому что в корне противоречило социалистической концепции, утверждающей, что преступления порождены исключительно социальными условиями, а все теории естественного происхождения преступности объявлялись античеловеческими.

Чезаре Ломброзо (1836—1909), будучи основоположником антропологической концепции причин преступности, настаивал на ее природных корнях: «Преступник — это атавистическое существо, которое воспроизводит в своей личности яростные инстинкты первобытного человечества и низших животных».

Ломброзо разработал таблицу признаков прирожденного преступника — таких черт физического облика, по которым можно с большой степенью уверенности говорить о преступной предрасположенности индивида.

Естественно, что теория Ломброзо была непереносима для представителей высших эшелонов большевистской власти, где подавляющее большинство могло бы служить живой иллюстрацией к этой теории.

Возвращаясь непосредственно к нашей теме, можно сказать, что преступления женской любви — это действительно преступления больших капризных детей, которые непременно хотят иметь полюбившуюся игрушку, не соизмеряя свои желания ни с подлинной ценностью этой игрушки, ни с той — подчас трагической и кровавой — ценой, которую нужно заплатить за обладание ею. Ну, а возникающие препятствия они сметают с дороги о пять-таки с непосредственностью избалованных и жестоких детей.

А детство, как известно, отражает все стадии эволюции человечества.

КСТАТИ:

«В человеческом обществе некоторые из наихудших предрасположенностей, которые внезапно, без всякой видимой причины проявляются в составе членов семьи, возможно, представляет собой возврат к первобытному состоянию, от которого мы отделены не столь многими поколениями. Эта точка зрения как будто бы находит подтверждение в общераспространенной поговорке о черной овце».

Чем менее развита личность, тем более она подвластна первобытным влечениям, основу которых составляет любовная страсть. Как и всякая страсть, она обладает способностью к трансформации, подчас в свою противоположность.

От любви до ненависти — один шаг.

III

ПРЕСТУПЛЕНИЯ НЕНАВИСТИ

«О мысль моя, отныне ты должна

Кровавой быть, иль прах тебе цена!»

Что делает кровавой мысль женщины?

Зависть, ревность, мстительность, корысть — этот стандартный набор побудительных мотивов (кроме тех, которые характерны для преступлений любви) в женском аспекте имеет свою специфическую окраску.

К примеру, зависть мужчины избирает своими объектами чужое богатство, чужой успех, чужой талант, то есть личностные качества, по крайней мере, гораздо чаще, чем сугубо природные. Если Сальери завидовал таланту Моцарта, то было бы нелепо предположить, что он может терзаться завистью, предположим, к прямизне его ног.

У женщины же зависть к прямизне ног другой женщины или к форме ее груди — явление вполне естественное. То же можно сказать и о зависти к общественному положению или богатству. Это,— в отличие от мужской,— не зависть добытчика, охотника к своему более удачливому собрату; в конце концов, удача — дама ветреная: сегодня она улыбается одному, а завтра другому... Нет, женская зависть — это зависть невостребованного товара к востребованному, и здесь уже ни удача, ни личные усилия не изменят существующего положения, потому что никогда кривые ноги не станут прямыми, а мощная челюсть с лошадиными зубами никогда не придаст ее обладательнице пикантной надменности Клаудии Шиффер.

Главное достояние женщины — ее внешность.

...Свет мой, зеркальце, скажи,Да всю правду расскажи:Я ль на свете всех милее,Всех румяней и белее...

Внешность в первую очередь является источником женских забот, женского счастья, или женской ущербности, питающей ее ненависть. Да, иная кикимора может возместить свою внешнюю убогость деньгами родителей и купить себе вполне престижного мужа, но если в ней есть хоть капля здравого смысла, она всегда будет мучиться мыслью о том, что ее муж при исполнении так называемых супружеских обязанностей, совершает героическое усилие в борьбе со своей природой и, конечно же, не упустит случая перебить на стороне вкус этого гнилого яблочка.