Цмцерон - Пьер Грималь

Луций Юлий Цезарь находился в свойстве с Антонием Гибридой, вторым консулом 63 года, то есть с коллегой Цицерона: сестра его Юлия была замужем за Марком Антонием Кретиком, шурином Гибриды. Такого рода родственные связи делали Гибриду человеком аристократического лагеря. Какую позицию должен был тут занять Цицерон? Следовать, несмотря на свое скромное происхождение, за коллегой или, напротив того, подчеркивать свое от него отличие? Но не возникал ли тогда соблазн сблизиться с популярами? С самого начала своей магистратской деятельности Цицерон объявил, что намерен быть «популярным», то есть «народным» консулом. Но каким политическим содержанием собирался он наполнить эти слова?

Мы не располагаем сколько-нибудь подробным и связным рассказом о консульстве Цицерона. Ни Плутарх, ни Дион Кассий не отличаются должной точностью, и нам приходится восстанавливать события того года по речам Цицерона и по разрозненным сведениям, встречающимся в его письмах и других сочинениях. Хорошая хронологическая канва содержится в начале речи «Против Пизона»; Цицерон говорит: «В январские календы я избавил сенат и всех добропорядочных граждан от страха перед аграрным законом и от подкупов, столь распространенных и вызывавших всеобщее возмущение... В деле Гая Рабирия, обвиненного в государственной измене, я отстоял от злобных нападок сенатское решение, принятое за сорок лет до моего консульства... Я сумел сделать так, что люди честные и заслуженные, но с расстроенным состоянием, а это могло заставить их, сделавшись магистратами, пойти на меры, опасные для государства, люди эти оказались вычеркнутыми из списка граждан, могущих быть избранными; я навлек их ненависть на себя, по не на сенат. Мой коллега Гай Антоний желал стать наместником провинции и ради этого затевал политические интриги. Терпением и снисходительностью я заставил его умерить свои вожделения... Я принудил Казилину... покинуть Город... В последние месяцы своего консульства я сумел выбить из рук заговорщиков ножи, приставленные к горлу каждого гражданина...»

Вот какой итог своего консульства подводит Цицерон в 55 году. Если представить события, им перечисленные, в хронологическом порядке, получится следующее: кампания против аграрного закона, в пользу которого была задумана операция широкого масштаба по закупке голосов простонародья; процесс Гая Рабирия; речь против сыновей лиц, фигурировавших в проскрипционных списках Суллы; обмен провинциями с Гаем Антонием и, наконец, затяжная борьба против Катилины и его клики.

Хотя к исполнению своих обязанностей новые консулы должны были приступить лишь с 1 января 63 года, уже летом 64 года стало ясно, что наступает пора жестоких политических битв. На выборах трибунов победили популяры. Публий Сервилий Рулл и Тит Лабиен тотчас возобновили свои происки, стремясь вызвать новые неурядицы и, используя свое положение, преследовать сенаторов. Рулл вскоре представил проект аграрпого закона, Лабиен выступил обвинителем Гая Рабирия.

Выбранному большим числом голосов Цицерону полагалось осуществлять консульскую власть в нечетные месяцы, в течение которых он имел право появляться всюду в сопровождении ликторов, несших перед ним фасцы; в четные месяцы этой привилегией пользовался его коллега Антоний. Следовательно, в январе 63 года Цицерону предстояло стать во главе государства. Между тем коллегия трибунов в лице Сервилия Рулла представила проект аграрного закона сразу же по вступлении в должность, то есть 10 декабря. Законопроект должен был поступить на голосование в комиции в первых числах января. На долю Цицерона выпало бороться за отклонение законопроекта народным собранием.

Во второй речи «Против аграрного закона» Цицерон рассказывает, как создавался его текст. Трибуны приступили к подготовке проекта сразу же после избрания, в июле; они собирались тайно и результаты своей работы держали в величайшем секрете. Цицерон обратился к трибунам с просьбой ознакомить его с основными положениями проекта — несмотря на все предосторожности, слухи разошлись по городу, и было ясно, что готовится нечто важное. Цицерон обещал — весьма может быть, что вполне искренне, — поддержать закон, если сочтет его полезным для государства. Именно тогда он и пообещал стать «народным консулом», то есть не отвергать заранее меры, сулившие на деле облегчить положение беднейших граждан.

Новоизбранные трибуны не поверили Цицерону и пе раскрыли тайну. Им важно было показать, что они ни в чем не идут даже на самые малые уступки. Рулл и внешностью своей всячески подчеркивал, что он «человек из народа» — появлялся всюду в поношенной одежде, растрепанным и небритым, говорил с простонародным выговором. По всему судя, считал Цицерон, Рулл стремился возродить старою распрю между трибунами и консулами, вернуть худшие времена, предшествовавшие сулланской диктатуре.

День вступления трибунов в должность приближался, и 4 декабря, накануне ид, Рулл собрал сходку. Речь, которую он произнес, была, по словам Цицерона, настолько невнятной, что никто не мог понять, чего он, собственно, добивается. Лишь самые проницательные из слушателей сумели догадаться, что речь идет об аграрном законе. Наконец 10 декабря текст закона официально выставили на всеобщее обозрение, и Цицерон вместе с другими гражданами смог ознакомиться с его статьями. Тогда консул понял, что должен выступить против предлагаемого закона. В первый же день он произнес в сенате речь, указав на опасности, которые таил в себе закон.

Проект Рулла представлял собою очередное звено в долгой цепи аграрных законов, в которой даже законы Гракхов были далеко не первыми. Цель проекта Рулла, как и актов, ему предшествовавших, состояла в том, чтобы наделить участками безземельных граждан; для этого Рулл предлагал создать ряд колоний непосредственно в Италии. Меры, им предложенные, отличались большой сложностью и могли напугать сенаторов. Например, для проведения реформы предлагалось создать коллегию из десяти членов-децемвиров; причем избирать их не всеми тридцатью пятью трибами, на которые делились римские граждане, а лишь семнадцатью, избранными по жребию. Войти в число децемвиров мог только человек, в момент избрания находившийся в Риме (что делало невозможным избрание Помпея). Хотя избирать децемвиров должна была плебейская разновидность народного собрания — трибутные комиции в узком составе, — эти десять человек наделялись империем с полномочиями одновременно религиозными и военными, что приравнивало их к преторам. А раз так, то выборы их подлежали утверждению на основе древнего куриатного закона, дававшего магистратам империй и право ауспиций. Децемвиры, таким образом, приравнивались к высшим магистратам. Они выбирались сроком на пять лет и тем самым конкурировали с обычными магистратами. Главным полем их деятельности становилась Италия, на территории которой их решения не подлежали обжалованию, к тому же они получали право продавать принадлежавшие республике земли во всех провинциях с обязательным поступлением вырученных сумм в казну и расходованием их только на приобретение земельных участков в Италии. Такого рода полномочия, весьма опасные своей неопределенностью, могли повлечь за собой распространение власти Рима на новые земли, чего некоторые круги в Риме добивались издавна, хотя, впрочем, опасались осуществить свои желания на практике. Тут, в частности, вставала такая острая проблема, как проблема Египта, значение которой в ближайшие годы еще более возросло.