Семирамида. Золотая чаша - Михаил Ишков

Шами жестом остановила палача.

— Не смотри на меня, – взмолилась Гула. – Делай, что хочешь, только не смотри на меня.

Она разрыдалась, завыла громко, яростно.

— Не смотри. Умоляю!!!.

Шами не ответила.

Палач наклонился, взял женщину под мышки, намереваясь поднять ее и продемонстрировать госпоже.

— Я умоляю!.. – продолжала вызывать Гула. – Тебе мало? Что ты хочешь?

Шаммурамат приказала палачу.

— Оставь ее… дай накидку.

Гула поспешно, скрывая рубцы на теле, хромоту и выпирающее из спины подобие горба ребро, обернулась в ткань.

Повернувшись боком, глотая слезы, Гула спросила.

— Что ты хочешь?

— Я хочу быть уверенна в том, что ты больше никогда не укусишь меня.

— Клянусь!

— Вернувшись в Вавилон, ты не тронешь тех, кто мне дорог.

— Кого ты имеешь в виду? – вдруг успокоившись, спросила Гула. – Этого негодяя Сарсехима?

— И его тоже. Но, прежде всего, Ардиса, его семейство, скифов.

— Клянусь!

— Сестра, я не настолько наивна, чтобы поверить твоим клятвам. Есть только одна возможность убедить меня.

— Какая?

— Ты готова произнести их на алтаре Эрешкигаль?

Гула задумалась, потом ответила надменно, с презрением.

— Твое коварство безгранично.

— Ты не ответила на мой вопрос?

— Это твое условие?

— Да, и клятву заверят жрецы.

Гула долго покусывала губы, наконец, кивнула.

— Я согласна.

Шаммурамат резко встала, одна из служанок успела отпрянуть, другая повалилась на спину.

— Тогда в путь.

* * *

Утром в присутствии старейшин Ашшура и жрецов Шаммурамат, чье право заменять своего супруга Нинурту–тукульти–Ашшура в суде, было подтверждено Салманасаром, объявила, что прощает сводную сестру и отпускает ее к отцу. На сборы Гуле было отведено трое суток, однако события следующего дня заставили повременить с отправкой.

Утром по Ашшуру поползли слухи, что доставленная в город вдова сирийского царевича, состоявшая, как утверждали знатоки, в кровосмесительной связи с его отцом, а также с внушающей ужас Эрешкигаль, успела навести чары на священный город. Доказательством тому явилось неслыханное злодеяние, случившееся у Северных ворот. По невыясненной причине двое, охранявших ворота стражника набросились друг на друга и оба погибли в схватке. Никто, даже опытные жрецы–предсказатели, не могли толково объяснить, кто навел морок на опытных солдат и заставил их вступить в схватку друг с другом. Чуть позже выяснилось, что заодно исчез совершавший обход начальник дворцовой страши одноглазый Ушезуб, а также выставленный на башне стражник.

Пропавших искали до полудня, пока обезглавленное тело Ушезуба не обнаружили в тысяче шагов от города в прибрежных кустах. Стражник с башни пропал напрочь, городские прорицатели не смогли отыскать его следов ни в верхнем, ни в нижнем мире.

В полдень члены совета общины и верховные жрецы городских храмов встретились с Шаммурамат и потребовали провести самое тщательное расследование. Кое‑кто предложил не церемониться с ведьмой и сразу утопить ее в водах священной реки. Шаммурамат в общих словах согласилась с уважаемыми гражданами, однако указала, что прежде необходимо неопровержимо доказать вину сестры. Поспешность в таком деле, как утверждение справедливости, неприемлема. В приговоре следует исключить расплывчатость обвинения.

В чем заключалась «расплывчатость», она не объяснила. Выяснившиеся во время расследования дополнительные подробности были сознательно скрыты от представителей общины. Утром, после того как тела погибших были осмотрены писцом и выданы родственникам, в канцелярию явился старик, назвавшийся отцом Ушезуба, и заявил, что переданное тело не принадлежит его сыну. Тратиться на похороны чужого человека он не намерен и просит обменять трупы.

Младшему писцу, которому доверили заниматься этим делом, хватило ума сразу и скрытно доложить наверх о необычной просьбе старика. Как только весть о нелепой ошибке дошла до Шаммурамат, она лично встретилась с несчастным отцом и заверила, что власть непременно сделает все, чтобы исправить промах.

Тело тут же доставили во дворец, укрыли льдом, после чего Шами вызвала Сарсехима и в присутствии Ишпакая приказала ему разобраться в путанице.

— Ты здесь чужой. Тебе будет легче отыскать истину.

Евнух вместе с несчастным отцом еще раз тщательно осмотрел тело. Старик сразу указал на родинку, которой никогда не было у его сына. Кроме того, не совпадал возраст убитого, Ушезуб был намного старше. После осмотра старика отправили домой, посоветовав держать рот на замке. На этом дело застопорилось, пока тот же молодой писец не предложил позвать родственников исчезнувшего стражника, чье преступление легло несмываемым пятном на семью. Мать и жена покойного, осмотрев тело, без колебаний признали в нем своего сына и мужа.

Сарсехим тут же отправился к Шами и настоял, чтобы все, кто тем или иным образом был причастен к этой истории, под страхом самого сурового наказания хранили молчание. Родственницам погибшего воина тоже было приказано помалкивать и ждать, пока власти не разберутся в этом деле, после чего им будет выдано тело, глиняный гроб от города и крупная сумма на похороны.

Ишпакай, и в пору дряхлости не потерявший остроту ума, первым предположил, что Ушезуб дал деру.

— Зачем? – спросила Шами. – Ему неплохо жилось во дворце.

Буря угрюмо поддакнул.

— Вот именно неплохо. Но он хотел лучше, хотел командовать кисиром. Он ненавидел меня за то, что великий Иблу продвинул меня по службе.

— Он же слеп на один глаз. Какой из него командир!

— Такое уже случалось, – подтвердил Ишпакай. – Помню, в одной из сказок сын наместника Урука в схватке с драконом потерял глаз. В награду за храбрость боги наградили его способностью видеть оставшимся оком клады под землей Понятно, обладая таким даром, вояка из него оказался никудышный. Или, скажем, зависть, которая подвигла лишенного права на престол, младшего сына царя Тира изменить отчеству. Дело было так…

Шами прервала старика.

— Ишпакай, мы тебя поняли. Потом закончишь сказку.

— Разве я рассказываю сказку? Я хотел обратить ваше внимание на то, что зависть коварна. Эта язва пожирает человека целиком, вот почему я считаю ошибкой выпускать склянку из города.

— Как раз наоборот! – возразил Сарсехим. – Ее следует отправить немедленно, иначе она никогда не доберется до Вавилона, а Салманасар прикажет отрубить Нинурте голову, тем самым лишив Шамши–Адада единственного надежного и сильного союзника, ведь под началом твоего мужа, Шами, находится несколько тысяч хорошо обученных всадников.

— Что я скажу старейшинам?

— Объявишь, что ты свое слово не меняешь, и сестра непричастна к этой истории. Через три дня она будет отправлена домой.

— Ты же сказал – немедленно!

— Именно так, но об этом никто не должен знать. Сегодня же ночью повозка под усиленной охраной должна отправиться в путь. Я же останусь в Ашшуре, чтобы довести расследование до конца.

— Нет, Сарсехим, ты сам выбрал свою судьбу. Отправишься вместе с сестричкой и будешь приглядывать за ней в Вавилоне. Я уверена, отец никогда не пойдет против Салманасара. Эрешкигаль будет внимательно приглядывать за Гулой. Если она посмеет нарушить клятву, ее публично объявят клятвопреступницей. С ней больше никто не осмелится иметь дело.

— Ты решила проверить хватит ли у нее наглости на мне? Это жестоко после всего, что я сделал для тебя.

— Посчитаемся позже, – ответила Шаммурамат.

Гулу подняли перед рассветом, посадили в повозку и под охраной двух десятков всадников, возглавляемых Бурей, отправили к пристани.

Шаммурамат, несмотря на уговоры Ишпакая, вышла проводить караван. Перед тем, как взобраться в повозку, сестры посмотрели друг другу в глаза. Наконец возница ударил быков кнутом, они неторопливо тронулись с места. В этот момент из‑под полога внятно, с презрительным пришептыванием донеслось.

— Дырявая чашка!

Глава 6

Из письма Сарсехима, тайно доставленного в Ашшур после того, как судно с Гулой и евнухом достигло Вавилона.

«Госпожа! Буря, наверное, уже известил тебя, что неподалеку от Вавилона на нас напали дикие бедуины или те, кто вырядился под них. Буря выказал отменное мужество и, избежав гибели, мы благополучно добрались до великого города.

Хочу порадовать тебя, Вавилон за эти годы заметно похорошел и обрел тот сияющий блеск, который позволил называть его Божьими вратами.

Сначала меня и близко не подпускали к Закиру, а если царь настаивал, в зале всегда находились соглядатаи. Я никак не мог улучить момент, чтобы поговорить без свидетелей. Спасением оказалась увлекательная сказка о похождениях несчастного страдальца в чужедальних краях. С ее помощью мне удалось до крайности возбудить интерес моего покровителя. Он настоял, чтобы я имел возможность появляться у него всякий раз, когда ему этого захочется. Я веду себя предельно осторожно, и Амти–баба, пребывая в прежней памяти, не очень‑то опасается проныры и мошенника, каким я являлся, тем более что я обещал сообщать ей о намерениях царя в отношении молоденьких красоток, от страсти к которым твой благодетельный отец так и не сумел избавиться.