Распутин наш. 1917 - Сергей Александрович Васильев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но я действительно не знаю их трансакции! – вскричал Томпсон, хлюпая разбитым носом.
– Жаль! – констатировал гость. – Тогда получается, что вы вообще ничего не знаете? Так?
– Так!
– Тогда будем прощаться. Только что созрела историческая необходимость нанести визит вышеупомянутому Терещенко и предложить ему не валять дурака, чтобы не повторить вашу судьбу.
– Какую судьбу? – живо поинтересовался банкир.
– Трагическую, разумеется! Узнав про эпидемию среди коллег на берегах Гудзона, вы так расстроились, что сиганули из окна своего номера, с четвертого этажа гостиницы “Астория”. Представляете заголовки газет с фотографией вашей физиономии, расплющенной о питерскую мостовую?!
Распутин скорчил рожу, демонстрируя гипотетическую посмертную маску. Томпсон тихо ругнулся и вдруг почувствовал, как тело отрывается от пола, и его волокут к оконному проёму.
– Погодите! – заверещал финансист, – я же не сказал “нет”!
– Но вы и “да”не сказали, – меланхолично заметил гость, отдёргивая тяжелые портьеры.
– Черт с вами! – переплюнул через губу директор ФРС. – Я расскажу всё, что знаю.
– ОК, – Распутин подтянул к своим глазам окровавленное лицо ростовщика, – дам вам шанс на жизнь, но предупреждаю – я тоже кое-что знаю и буду сравнивать свои данные с вашей информацией. Попытка меня надуть моментально аннулирует наше дружеское соглашение. Go ahead, Томпсон! И не кряхтите! Пора сеять разумное, доброе и вечное, а не то дерьмо, что из вас постоянно вываливается. Кому предназначались американские деньги? Кто и на что их тратил? Где хранятся отчеты о произведенных расходах? Соображайте быстро, у меня мало времени!
– Уважаемый Александр Гаврилович! – Сталин говорил мягко, совершая плавные движения, но глаза смотрели зло, упрямо, отчего вся его фигура излучала угрозу. – Во всём этом просто необходимо разобраться. Вот, сами посудите, – он небрежно похлопал ладонью по кипе мелко исписанной бумаги. – Ежемесячные взносы членов партии составляют в среднем рубль и пятьдесят копеек, а сама партия насчитывает 25 тысяч человек. То есть в месяц в кассу поступает максимум 38 тысяч рублей. За два месяца нового 1917 года на жалованье работникам ЦК уже официально потрачено 10 тысяч 135 рублей, на орграсходы и канцелярские – 18 тысяч 922 рубля. Заказали типографию для «Правды» за 225 тысяч рублей, для наладки пришлось купить в рассрочку ротационную машину. Только на её установку потратили 15 тысяч. Ещё купили автомобиль за 6850 рублей, уплатили за помещения 3500 рублей. Купили бумаги на 40 тысяч.[52] Что за волшебство, Александр Гаврилович? Я, конечно, понимаю, что большевикам по плечу любые вершины. Но всё же, хотелось получить какие-то внятные пояснения.
Вислые усы Шляпникова дрожали в свете тусклой лампочки, руки лежали на коленях и безжалостно мяли брючную ткань. Взгляд затравленно бегал от глаз вопрошающего на бумаги и обратно.
– Так ведь всё хорошо! – попытался съехать он на притворном бодрячке, – задание ЦК выполнено. Всё подготовлено для улучшения пропаганды и агитации. К апрелю сможем издавать 17 ежедневных газет общим тиражом 320 тысяч экземпляров. В Петрограде и Москве создана Красная гвардия. К лету она будет насчитывать в Питере – 20 тысяч, в Москве – 10 тысяч бойцов.
– Да, я читал, – кивнул Сталин, – красногвардейцы получат 14 рублей в сутки. Только вооружённый пролетариат будет обходится ежемесячно в 12 миллионов 600 тысяч рублей. И это без стоимости оружия. Поэтому, товарищ Шляпников, – вдруг резко, с кавказским акцентом заговорил Сталин, – не заговаривайте мне зубы, они у меня пока не болят. Откуда взялись деньги?
Шляпников перестал портить штаны, застыл и уставился в окно.
– Вам надо задать этот вопрос заграничному ЦК, – бесцветно ответил он и поёжился.
– Зачем же нам беспокоить заграничное ЦК, – усмехнулся Сталин, – если товарищ Шляпников сам недавно вернулся из-за границы? Судя по отчетам, вы были в Америке, 2,5 месяца провели в Нью-Йорке, неоднократно посещали редакцию газеты “Новое время” по адресу Бродвей 120… Правда, в вашем отчете говорится лишь о пятиста долларах, вырученных от продажи книг… Но, возможно, было еще что-то, о чем я не знаю?
– Повторяю, – набычился Шляпников, – вам надо задавать вопросы лично Ленину.
– Я задам, – Сталин пружинисто встал и навис над партийным соратником, – я обязательно задам. Но пока этого не произошло, у тебя, товарищ Шляпников, есть шанс поговорить со мной по душам, как со старым, преданным делу революционером и честно рассказать, на каких условиях они финансируют нашу партию? Что требуют взамен? Ведь бесплатным бывает только сыр в мышеловке, не так ли? Почему они это делают?
– Кто “они”?
– Томпсоны, Морганы, Рокфеллеры, Перкинсы, Райаны, Вандерлипы, Дэвисоны… Что им от нас надо? Какие условия были поставлены? Вы молчите, потому что не знаете или потому что не имеете права говорить?
– А ты откуда знаешь? – со злостью вырвалось у Шляпникова…
– Значит, правда, – констатировал Сталин, и в его глазах засверкал торжествующий салют.
Раздался короткий стук, приоткрылась дверь, и в щелочку просунулось щекастое девичье лицо.
– Иосиф Виссарионович, почта из Стокгольма…
– Подумайте, товарищ Шляпников, не торопитесь, – усмехнулся Сталин, выходя из комнаты. – Только хорошо думайте, чтобы не ошибиться.
Он торопливо вскрыл пакет, пробежался по списку приложенных статей, быстро найдя нужное, стал читать. Шумная квартира погрузилась в тишину, и если бы не ходики на стене, неутомимо отщелкивающие секунды, можно было подумать, что уши заложило непроницаемой ватой.
Сталин прочитал найденный текст медленно, вникая в технические детали, вскинул голову на девушку.
– Как звать тебя, красавица?
– Надя… Надежда, – потупилась дочь хозяина явочной квартиры.
– Какое сегодня число?
– Пока 20-е, через час будет 21-е.
– Это что ж получается… Разговор у нас состоялся 15-го, а Ленин выступал 17-го, – как будто про себя размышлял Сталин. – Скажите, Наденька, может ли человек угадать, что скажет другой человек через два дня, если лично с ним не знаком и находится на расстоянии тысячи верст от него… Не знаете? Вот и
