Огненные Купола - David Eddings

Элана вопросительно взглянула на своих друзей.

– Завтра? – предположила она.

– Ты не должна спрашивать, Элана-королева, – жестко выговорил ей Энгесса. – Приказывай. Если кто-то станет возражать, Спархок-рыцарь убьет его.

– Мы стараемся обходиться без этого, атан Энгесса, – не моргнув глазом ответила она. – Так трудно потом отчистить ковры.

– А, – сказал он, – я так и думал, что на это есть причина. Значит, завтра?

– Завтра, Энгесса.

– Я буду ждать тебя с первым светом, Элана-королева. – С этими словами Энгесса развернулся и твердым шагом вышел из комнаты.

– Этот парень не из болтливых, – заметил Стрейджен.

– Да уж, – согласился Тиниен, – слов попусту не тратит.

– Спархок, – сказал Кринг, – можно тебя на два слова?

– Конечно.

– Ты ведь будешь моим ома?

– Само собой.

– Не обещай ему слишком много коней. – Кринг нахмурился. – Что он имел в виду, когда говорил о клеймах?

– Ах да, – вспомнил Спархок. – Это брачный обычай атанов. Во время церемонии счастливую пару клеймят. Они носят клеймо друг друга.

– Клеймят?

– Насколько я понял – да.

– А если супруги захотят расстаться?

– Думаю, тогда клейма зачеркивают.

– Как же можно зачеркнуть клеймо?

– Видимо, каленым железом. Ты все еще намереваешься жениться, Кринг?

– Разузнай, где ставят клеймо, Спархок, а уж тогда я буду решать.

– Полагаю, есть местечки, где тебе не очень бы хотелось ставить клеймо?

– Несомненно, Спархок, несомненно.

Они покинули Дарсас следующим утром на рассвете и направились на восток, к городу Пела, стоявшему в степях центрального Астела. Атаны с трех сторон окружали колонну эленийцев и пелоев, без труда поспевая за бегом коней. Беспокойство Спархока о безопасности его королевы заметно уменьшилось. Миртаи кратко – и даже безапелляционно – сообщила своей хозяйке, что будет путешествовать со своими соотечественниками. Она даже не спрашивала дозволения. В золотокожей великанше произошла странная перемена. Куда-то исчезло ее всегдашнее настороженное напряжение.

– Я не могу точно определить, в чем дело, – призналась Элана, когда около полудня они обсуждали эту перемену в Миртаи. – Она просто кажется не такой, как всегда, вот и все.

– Ваше величество, – сказал Стрейджен, – она и есть не такая, как всегда. Она вернулась домой, вот и все. Более того, присутствие взрослых позволяет ей занять свое естественное положение среди атанов. Миртаи все еще ребенок – во всяком случае, в собственных глазах. Она никогда не рассказывала о своем детстве, но я полагаю, что вряд ли это было счастливое и безопасное время. Что-то случилось с ее родителями, и ее продали в рабство.

– Но ведь все ее соотечественники – рабы, милорд Стрейджен, – возразила Мелидира.

– Рабство бывает разным, баронесса. Рабство народа атанов – скорее обычай, узаконенный государством. Миртаи же была самой настоящей рабыней. Ее еще ребенком разлучили с родителями, поработили и вынудили учиться самой стоять за себя. Теперь, когда она снова среди атанов, ей предоставился случай вернуть себе хотя бы часть детства. – Стрейджен помрачнел. – Мне-то такого случая никогда не представится. Мое рабство было врожденным и несколько иного толка, и смерть моего отца не освободила меня.

– Вы уделяете этому чересчур много внимания, милорд Стрейджен, – сказала Мелидира. – Не стоит, право, так упорно делать средоточием всей своей жизни свое внебрачное происхождение. В жизни есть вещи гораздо важнее.

Стрейджен остро глянул на нее, но тут же рассмеялся, заметно смущенный.

– Неужели я и впрямь так заметно жалею себя, баронесса?

– Не так, чтобы очень, милорд, но вы постоянно поминаете свое происхождение. К чему так беспокоиться, милорд? Присутствующим здесь безразлично, родились вы в законном браке или вне его, так с какой же стати вам-то маяться?

– Вот видишь, Спархок, – сказал Стрейджен. – Именно это я и имел в виду. Она самая бесчестная особа из всех, кого я встречал в жизни.

– Милорд Стрейджен! – воскликнула Мелидира.

– Но это правда, дорогая баронесса, – ухмыльнулся Стрейджен. – Вы лжете не словами, а всем своим видом. Вы ведете себя так, словно в голове у вас ветер, а потом – раз – одной фразой обрушиваете здание, которое я возводил всю свою жизнь. «Внебрачное происхождение», Бог ты мой! Вы ухитрились обесценить трагедию всей моей жизни.

– Сможете ли вы когда-нибудь простить меня? – осведомилась она, округляя глаза с нарочито невинным видом.

– Сдаюсь, – сказал Стрейджен, в комическом отчаянии поднимая руки. – Так на чем я остановился? Ах да, очевидная перемена в Миртаи. Я думаю, обряд Перехода очень важен для атанов, и это другая причина, по которой наша красавица-великанша ведет себя, как лепечущий младенец. Очевидно, когда мы доберемся до Атана, Энгесса намерен устроить для нее этот обряд, и сейчас она вовсю наслаждается последними днями детства.

– Можно мне проехаться с тобой, отец? – спросила Даная.

– Да, если хочешь.

Принцесса поднялась с сиденья кареты, вручила Ролло Алиэн, а Мурр – баронессе Мелидире и протянула руки к Спархоку.

Он усадил ее на обычное место перед собой на седле.

– Прокати меня, отец, – попросила она голосом маленькой девочки.

– Мы скоро вернемся, – сказал Спархок жене и легким галопом поскакал прочь от кареты.

– Стрейджен иногда бывает так утомителен, – едко заметила Даная. – Я очень рада, что Мелидира решила им заняться.

– Что? – ошеломленно переспросил Спархок.

– Где твои глаза, отец?

– Я особенно не присматривался. Они и в самом деле неравнодушны друг к другу?

– Во всяком случае она. Стрейджен узнает о своих чувствах, когда Мелидира будет готова ему об этом сказать. Что произошло в Дарсасе?

Спархок помолчал, борясь со своей совестью.

– Можно ли считать тебя духовной особой? – осторожно осведомился он.

– Это какой-то новый подход к делу.

– Ответь на вопрос, Даная. Имеешь ты отношение к религии или нет?

– Разумеется, да, Спархок. Собственно, я и есть средоточие религии.

– Стало быть, в общих чертах тебя можно было бы назвать… э-э… духовным лицом?

– Спархок, к чему ты клонишь?

– Просто скажи «да», и все. Я иду на цыпочках по грани нарушения клятвы, и мне нужно хотя бы формальное обоснование.

– Все, сдаюсь. Да, конечно, меня можно формально назвать духовным лицом, имеющим отношение к церкви – к другой церкви, конечно, но это не меняет сути дела.