Том 3. Басни, стихотворения, письма - Иван Крылов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А. А. Прокоповичу-Антонскому*
26 июня 1816 г
Милостивый государь
Антон Антонович!
Приемля с истинною признательностью честь, оказанную мне Обществом любителей российской словесности при Императорском Московском университете, я, конечно, приложу все мои старания, сколь только слабые таланты мои дозволят, чтоб быть оной достойным. Позвольте между тем, пользуясь сим случаем, изъявить вам искреннее мое почтение, с каковым имею честь пребыть,
милостивый государь,
вашего высокородия
покорный слуга
Иван Крылов.
Июня 26-го дня
1816 года.
Р.S. Почтенное письмо ваше и вслед за ним патент имел честь получить сего июля 21-го числа и деньги, положенные по уставу 25 рублей, при сем прилагаю.
М. Н. Загоскину*
2-я половина августа 1818 г. — 1-я половина июля 1820 г
Сделайте одолжение большое, Михаила Николаевич, пришлите ко мне обе сюплементные тетради и дополнительные №№ каталога, да также тетради имян сочинителей — я займусь дома, ибо у меня горло болит, и думаю, что севодни не выйду со двора.
Ваш покорный слуга И. Крылов.
А. А. Оленину*
25 июля 1821 г
Милостивый государь мой, Алексей Алексеевич!
ПлотичкаХоть я и не пророк,Но, видя мотылька, что он вкруг свечки вьется,Пророчество почти всегда мне удается, Что крылышки сожжет мой мотылек.Так привлекает нас заманчиво порок —Вот, юный друг, тебе сравненье и урок.Он и для взрослого хорош и для ребенка.Уж ли вся басня тут? ты спросишь — погоди — Нет, это только прибасенка; А басня будет впереди.И к ней я наперед скажу нравоученье —Вот, вижу новое в глазах твоих сомненье: Сначала краткости, теперь уж ты Боишься длинноты. Что ж делать, милый друг, возьми терпенье. За тайну признаюсь: Я сам того ж боюсь.Но как же быть? — теперь я старе становлюсь. Погода к осени дождливей, А люди к старости болтливей. Но шутка шуткою — чтоб мне заговорясь Не выпустить и дела вон из глаз — Послушай же: слыхал я много раз, Что легкие проступки ставя в малость, В них извинить себя хотят И говорят: За что журить тут? — это шалость.Но эта шалость есть к паденью первый шаг:Она становится привычкой, после страстью, Потом пороком — и, к несчастью, Нам не дает опомниться никак.
Напрасно мы надеялись сначала Себя во время перемочь.Такая мысль всегда в погибель вовлекала — Беги сперва ты лучше прочь. А чтоб тебе еще сильней представить, Как на себя надеянность вредна,Позволь мне басенкой тебя ты позабавить.Теперь из-под пера сама идет она И может с пользою тебя наставить.
Не помню, у какой реки, Злодеи царства водяного, Приют имели рыбаки.В реке, поблизости у берега крутого, Плотичка резвая жила. Проворна и лукаваНебоязливого была Плотичка нрава:Вкруг удочек она вертелась, как юла.И часто с ней рыбак клял промысл свой с досады.Когда за пожданье он, в чаяньи награды,Закинет уду, глаз не сводит с поплавка —Вот, кажется, взяла — в нем сердце встрепенется.Взмахнет он удой — глядь! крючок без червяка;Плутовка, кажется, над рыбаком смеется: Сорвет приманку, увернется И, хоть ты что, обманет рыбака.«Послушай», говорит другая ей Плотица: «Не сдобровать тебе, сестрица. Иль мало места здесь в воде, Что ты всегда вкруг удочек вертишься?Боюсь я: скоро ты с рекой у нас простишься.Чем ближе к удочкам, тем ближе и к беде.Сегодня с рук сошло: а завтра — кто порука?»Но глупым, что глухим разумные слова. «Вот», говорит моя Плотва: «Ведь я не близорука!Хоть хитры рыбаки, но страх пустой ты брось: Я вижу все обманы их насквозь. Смотри — вот уда — вон закинута другая — Ах! вот еще — еще! Гляди же, дорогая,
Как хитрецов я снова проведу». И к удочкам стрелой пустилась;Рванула с той, с другой; на третьей зацепилась, И, ах, попалася в беду. Тут поздно бедная узнала,Что лучше б ей бежать опасности сначала.
ОвцаКрестьянин позвал с суд Овцу:Он уголовное взвел на бедняжку дело.Судьей был Волк — оно в минуту закипело — Допрос ответчику — другой запрос истцу: Сказать по пунктам и без крика: [В че<м>] Как было дело; в чем улика?Крестьянин говорит;«Такого-то числаПоутру у меня двух кур не досчитались;От них лишь перышки, да косточки остались: А на дворе одна Овца была».—Овца же говорит: она всю ночь спала. И всех соседей в том в свидетели брала,Что никогда за ней не знали никакого Ни воровства, Ни плутовства;А сверх того, она совсем не ест мясного.Но волчий приговор вот от слова до слова: Понеже кур овца сильней —И с ними ночь была, как видится из дела, То, признаюсь по совести моей, Нельзя, чтоб утерпела И кур она не съела. А потому, казнить Овцу,И мясо в суд отдать; а шкуру взять истцу.
В прочем имею честь пребыть Ваш покорнейший слуга
Иван Крылов
Приютино
<июля> 26-1821.
В. А. Олениной*
22 июля 1825 г
Июля 22 1825 года.
Как изобразить вам мои чувства, любезнейшая и почтеннейшая Варвара Алексеевна, когда я получил ваше второе письмо! Мою радость, мою благодарность, мой стыд! И вы еще столь добры, что ко мне пишете и меня браните. — Сказать однако ж правду, я стою и того и другого. По лени моей мало бить меня, но по чувствам моим к вам, право, я заслуживаю ваше снисхождение, ибо такую иметь привязанность, как я к вам, божусь, что можно едва ли только найти в собаке, а в человеке [и еще христианине] вы верно ее не сыщете. Продолжайте же быть ко мне добры попрежнему и подсластите тем остаток жизни того, который, хотя много имеет слабостей и пороков, но с уверением может сказать, что неблагодарность никогда не заглядывала в его сердце. Несмотря на ваш негодный ревматизм, я утешаюсь мысленно, воображая, как вы толстеете. Продолжайте с богом и в добрый час — да хорошенько, так, чтоб сделаться оригиналом того портрета, который некогда послали вы к кузине вашей Ел. Пав. Полторацкой* — то-то бы я порадовался и не пожалел бы опорожнить доброй бутылки шампанского за ваше здоровье с будущими…
Намерение ваше заняться музыкою прекрасно. Я всегда утверждал, что у вас к ней врожденный талант, и сожалел, что он пропадает без действия. Сколько приятных минут вы можете доставить и себе и всем тем, которые вас любят (и в числе которых я не последний). Что касается до вашего голосу, то я никогда не был против, уверен даже, что вы можете петь очень приятно, лишь бы не погнались за большими крикливыми ариями, где часто более шуму, нежели чувства, и видна одна претензия на превосходство, которая всегда вооружает слушателя на певца, если это не первейший талант.
Итак, вам приятно в Воронеже (это заметил я по вашему письму). Любя вас, я этому очень рад; любя себя, не совсем мне это по сердцу, ибо отнимает надежду скоро вас увидеть, но как бы то ни было, будьте только здоровы и будьте счастливы — и тогда, если б я имел и волшебный жезл, которым махнувши мог бы вас перенести сюда, то, как желание мое видеть вас ни велико, даже [не отвечаю] не ручаюсь, чтоб я несколько раз не хватался за жезл, только верно бы им не махнул и не потревожил вашего счастья, а особливо, если бы вы дали мне слово, несмотря на мою лень, иногда писать ко мне. Вы не поверите, какой это для меня приятный подарок. И сколько раз я перечитывал ваше письмо! Я автор и, сказать вам на ушко, довольно самолюбив; но если б я знал, что мои стихи перечитывают столько раз, то бы я сделался спесивее гр.<афа> Хвостова*, которого, впрочем, никто не читает.