Написано кровью - Грэм Кэролайн

Барнаби откинулся на спинку стула и наблюдал, как воспринимает сказанное его команда. Он-то сам находил все это очень печальным. Старший инспектор был не из тех, кто любит трудности ради трудностей, как недавно убедился Николас, попытавшись приохотить тестя к игре в шахматы.

Констебль Одри Брирли принялась оглаживать аккуратный шлем из блестящих волос — привычка, которая всегда проявлялась, когда она нервничала, вынужденная говорить на людях.

— Но для чего человеку громоздить столько лжи о себе, сэр?

— Хороший вопрос.

— Проверяли, нет ли у него судимости? — спросил инспектор Мередит.

— Проверяли, — сухо ответил Барнаби. — Нет.

— Под этим именем нет, — уточнила Одри.

— Вот именно. То обстоятельство, что его так трудно вычислить, говорит, что имя фальшивое. И, возможно, не только имя.

— Может, он в бегах? — предположил Трой. — Надоели жена и дети. Или партнеры-гомосексуалисты. Или он двоеженец…

— Вы не рассматривали возможность… — инспектор Мередит не стал дожидаться, пока Трой договорит. Он откинулся на спинку стула, забросил одну элегантную твидовую ногу на другую и склонил узкое лицо, как бы благодаря свою музу за очередное прозрение.

«Если он сейчас соединит кончики пальцев, — подумал Барнаби, — и положит на них подбородок, я лично подойду и размажу его мозги по полу».

— …возможность, — повторил Мередит, — что мы здесь имеем дело с официально разрешенной, заранее подготовленной сменой личности. Если Хедли был осведомителем, то перемена места жительства, среды, личности в порядке вещей. У меня есть связи в министерстве внутренних дел, и я с удовольствием…

— Буду иметь это в виду.

Приблизительно зная, сколько могут стоить такие трансформации, Барнаби предполагал, что прибегают к ним крайне редко. Знал он и то, как щепетильно министерство относится к разглашению подобной информации. Однако и данный вариант нельзя сбрасывать со счетов. Ему только хотелось, чтобы занимался этим не он, а кто-нибудь другой.

— Может быть, Дженнингс поможет нам заполнить какие-то пробелы, сэр, — высказал надежду констебль Уиллаби. — Мы будем выпускать пресс-релиз?

— Я думаю подождать еще двадцать четыре часа, но если к тому времени не обнаружится никаких следов Дженнингса или его машины, боюсь, нам придется это сделать. — Барнаби встал со словами: — Ну хорошо. Если это все… — Обведя взглядом присутствующих, он заметил, что инспектор Мередит сосредоточенно нахмурился, как будто его только что снова осенило. У него был очень настороженный вид. — Да, инспектор? — обратился к нему Барнаби.

— Сэр?

— Маленькие серые клеточки опять работают сверхурочно?

Послышалось противненькое хихиканье, и Барнаби пожалел о своей подростковой колкости. Вряд ли Мередит виноват в том, что система штампует инспекторов за четыре года, а трудолюбивых, наматывающих мили и мили, умных констеблей маринует лет по пятнадцать. В следующем своем вопросе Барнаби не допустил даже тени насмешки:

— У вас появилась идея, не так ли?

— Нет, сэр.

Тут как раз началась ночная смена. Барнаби бросил последний взгляд на свой стол и направился к двери, уже предвкушая кухонные удовольствия. Травы и грибы мелко нашинковать, печенку нарезать тонкими ломтиками. Бокал красного сухого «кроз-эрмитаж» за приготовлением ужина. Что может быть приятнее!

Идя на парковку мимо окон дежурного помещения, Барнаби заметил, что инспектор Мередит все еще там. Полностью поглощен своим занятием, пальцы быстро бегают по клавиатуре, а змеиная головка на длинной шее выжидательно вытянута к экрану.

Гектор все устраивает

Брайан угрюмо гонял мюсли и тертое яблоко по невзрачной тарелке. Ночь была паршивая, и день предстоял паршивый. Дождь крещендо барабанил в обрамленные белым стекла кухонного окна. В саду среди кустов и деревьев гулял ветер.

Измученный частыми пробуждениями и кошмарами, Брайан сидел на приделанной к столу скамье из фальшивой сосны в довольно-таки странной позе, накренясь набок. Если бы кто-то другой в семье позволил себе такое, подобная расхлябанность тут же навлекла бы на него замечания и нотации.

Брайан заново проигрывал все, что произошло в «Доме у карьера», только этим и занимался, с тех пор как унес оттуда ноги. Воображение уже поправило несколько ключевых моментов, но многое осталось неотредактированным, и воспоминания о случившемся выглядели не очень выигрышно — да что там, просто невыносимо.

Но он старался на этом не застревать. В конце концов, ничего непоправимого не стряслось. Просто возникла некоторая неловкость. Это в порядке вещей. Но теперь, когда он знает, чего хочет Эди, что ее заводит, все будет по-другому.

Брайан посмотрел на побуревшую яблочную стружку и без труда мысленно собрал из нее целое яблоко. Оно немедленно превратилось в сливочную грудь с розовым соском.

Одолеваемый похотью, он ерзал на скамье, кисло посматривая на добропорядочные руины своей жены. Господи, глаза бы не глядели на ее лунообразное лицо. И эти отвисшие сиськи с бурыми сосками, и несуразно большие ступни. Боже, как женщина с ногами-спичками, вроде Олив Ойл, может носить восьмой размер[55]? Надо бежать отсюда прочь. Хватит метать бисер своего интеллекта и таланта перед этой дурой и неумехой!

У Брайана не было сомнений в том, кто виноват в ошибках этой ночи, в том, что, наконец-то обняв девушку, которая так долго распаляла его воображение, он опростоволосился, словно несмышленый и неопытный мальчишка.

Более чувственная партнерша, искушенная и заботливая, нашла бы способ развить сексуальность мужа. Она и его бы сделала искушенным в плотских утехах. Разве у любой женщины гаремные навыки не должны быть в крови?

О, зачем только он поддался убеждениям родителей «поступить как должно»? Почему у него не хватило смелости смыться и оставить Сью с ее младенцем? Другие мужчины так и поступают. Том Картер, возможно, поступил бы так. А Ворот и Дензил — уж наверняка.

Если бы хоть семья оценила его жертву. Сью воспринимала его присутствие как должное и сорила деньгами, будто у него в сарае стоял печатный станок. Мэнд, очень милая в детстве, теперь едва удостаивала его разговором, разве только чтобы поныть и в очередной раз поставить ему в пример какого-то там «папу Трикси», который, видимо, разрешал дочери шляться по ночам, разъезжал в «ягуаре» с открытым верхом и выглядел как герой мыльных опер.

Брайан подложил подушку туда, где должен быть зад, и еще поерзал, пытаясь найти удобное положение. Его переполняло желание. Сегодня нет репетиции, и английского нет, поэтому либо он ее разыщет где-то еще, либо, что было бы чудом из чудес, она сама его найдет. А иначе они увидятся только после выходных. Он же не вынесет этого!

Интересно, а как все будет, когда они снова встретятся? Может, она застесняется, не посмеет говорить о том, что случилось? Или, наоборот, окажется бесшабашно смелой от страсти и сразу же потребует нового свидания? На этот раз он поведет ее в какое-нибудь шикарное место. Может быть, в отель на берегу реки, чтобы потом выпить и поужинать…

Все неприятное: жалкая обстановка, неконтролируемое семяизвержение, гениталии, как будто упакованные в подарок и перевязанные колючей проволокой, — уже потускнело в его памяти. И холодность Эди после соития, которая в тот момент обидела его, в сущности, вполне объяснима. Как эта бедняжка, наверно, ждала, когда они наконец соединятся. Естественно, после неудачи она отстранилась, надо же ей было как-то защититься от боли и унижения?

Если бы только она не дотронулась тогда до его бороды…

Брайан вынырнул из воспоминаний и обнаружил, что сидит уставившись в черную жижу на дне чашки.

— Что это такое, черт возьми?

— Что именно?

— Вот эта гадость.

— Это кофе из кофеварки с фильтром.

— Нет у нас никаких фильтров, — Клэптон говорил медленно и громко. — Мы пользуемся кофейником. Ко-фей-ни-ком! — с расстановкой для пущей выразительности произнес он.