Написано кровью - Грэм Кэролайн

— Ты прав, — прошептала Эди, — простужусь и умру.

Не отводя глаз от его лица, она завела руки за спину и развязала там что-то или расстегнула. Топ упал, обнажив красивые жемчужно-белые груди с бледно-голубыми просвечивающими венами и возбужденными сосками. Брайан застыл как громом пораженный, в страхе и восторге. Она подалась вперед, высунула язычок, как птичка колибри, и засунула ему в ухо.

Брайан вздрогнул и застонал. У него так закружилась голова, что он испугался, как бы прямо сейчас не потерять сознание.

— Потрогай меня, Брай… Давай же… Скорее…

— О-о-о… Эди…

— Нам нужна твоя рука…

— Они такие красивые…

— Крепче… ущипни их… потри…

— Я так мечтал об этом!

— Ага. И я.

— Я все время представляю, как я тебя…

— Плохой мальчик.

— Это меня так заводит… знаешь…

— Твой-то готов, а, Брайан. Как думаешь, прокатит у нас?

— Да! — воскликнул Брайан, не очень понимая, кто кого должен прокатить, но да, он готов!

— А если чуть пониже?

— М-м-м…

— Я видела, как ты смотрел на мои ноги.

— Такие хорошенькие ножки.

— Хочешь подняться по моей маленькой лесенке, а?

— О да, да…

— Ну давай…

— Эники, беники ели…

— Ты ведь умеешь работать руками, а, Брайан?

— Пока жалоб не было.

— Петтинг и все такое.

— М-м-мгг…

— Вот и добрался до вареников, да?

— О, Эди! — Ее колготки вдруг оказались на уровне лодыжек, а пальцы занялись пуговицами его рубашки. — Что ты делаешь?

— Снимаю это. Все по-честному.

— Я… худой. Никогда не хватало времени подкачаться.

— Ну, не такой уж и худой вот здесь, а, Брайан?

— Ух ты!

— Где нужно, не худой.

— Больно, вообще-то.

— А теперь джинсы.

— А ты уверена, что дверь…

— Нельзя же трахаться в джинсах. — Эди задрала юбку, потом протянула руку и потрогала его бороду.

— О, не надо.

— А это что тут у нас за бугорки?

— Ты не могла бы погасить свет?

— Так смешнее.

— Хватит, хватит…

— Еще не хватит, Брайан.

— Э-э… Я никогда не… Мне никогда не…

— Ну вот, теперь пора начинать. О-о, круто! Ну, теперь давай…

И он дал, но длилось это совсем недолго. Как выразился бы Дензил, с гулькин хрен это длилось. С печальным хлюпаньем они разъединились. Эди широко развела ноги и присела на самый край дивана. Брайан застыл с извиняющимся лицом. На стене свет вырезал их тени. Брайан сказал:

— Прости. Боюсь, это от волнения.

— Какого волнения?

Так же быстро, как разделась, она оделась и отошла от него. Мрачно сидя на липком виниле, Брайан смотрел, как она приподнимает тарелку с яичным желтком и достает из-под нее блестящую пачку «ротманс кингсайз» и коробок спичек. Сунула в рот сигарету и чиркнула спичкой о ноготь большого пальца.

— Сигарету?

— Нет, спасибо, Эди.

Пружина дивана впилась Брайану в задницу. Один его бок, тот, который был ближе к раскаленному электрокамину, едва ли не потрескивал. Другой покрылся гусиной кожей. Он тайком наблюдал за Эди. Она яростно затягивалась сигаретой. Из ноздрей повалил дым. Эди полностью и бесповоротно отдалилась от него, как будто никакого соития и не было. У него от вина жутко разболелась голова, и он думал, удобно ли будет попросить чаю. Собравшись заговорить, он вдруг заметил, что она уже говорит с ним.

— Извини, я не расслышал.

— Я сказала, что мама придет с минуты на минуту.

— Черт! — Брайан чуть не упал с дивана. Вскочив, он схватил одежду в охапку. — Почему ты не сказала мне?

— Я вот говорю.

— Давай же… Давай! — приговаривал он, сражаясь с рубашкой, расправляя ее, не попадая в рукава, попав наконец и влезая в них.

— Шиворот-навыворот.

— Черт.

— Поспешишь — людей насмешишь, а, Брайан?

Он вывернул рукава, влез в рубашку и распухшими, как сардельки, вспотевшими пальцами косо застегнулся.

— Не на ту пуговицу…

— Я знаю, спасибо.

Она пожала плечами, взяла какие-то трусы из кучи на кресле, подошла к дивану и стала вытирать следы происшедшего.

— Где мои трусы? — закричал Брайан, на сей раз адресуя этот вопль не только к себе самому.

— Откуда я знаю? — Она швырнула трусики, которыми вытирала диван, за его спинку.

Брайан не стал искать. Он натянул джинсы, с трудом засунул в них свои скользкие гениталии. С молнией все прошло гладко, но не с кнопками. Он зарычал от ярости, чуть не заплакал.

— Сегодня не ваш вечер.

Наконец он влез в куртку. Между тем его воображение создавало гигантских монстров. Он видел миссис Картер с накачанными мускулами, словно колосс, преградившую ему выход. Он видел себя летающим по комнате от ее ударов, будто волан от бадминтона. Он видел, как она ест его живьем. Эди уже открыла дверь и ждала. Обуянный ужасом, он, как ядро из пушки, вылетел в морозный вечер.

К двадцати двум ноль-ноль оперативники вернулись в участок, и начался разбор полетов. Как это часто случается с подарками в рождественское утро, обнаружилось несколько неприятных сюрпризов — информация, которой никто не ожидал найти в чулке и не знал толком, что с ней теперь делать.

Тщательный и повсеместный опрос проституток на улицах и в клубах Аксбриджа пока не привел оперативников к блондинке из такси. Однако многие ночные бабочки слетаются на огонек только глубоким вечером, так что расследование грозило продолжиться ночью, а если потребуется — и следующим днем.

Не увенчались успехом и поиски водителя, который посадил блондинку у «Приюта ржанки» и отвез, куда ей требовалось. Все занимающиеся извозом в радиусе двенадцати миль от деревни были проверены, и в Каустоне тоже.

Повезло только с мебельным фургоном, перевозившим в свое время вещи Хедли.

— Одна старушка божий одуванчик, — сказал инспектор Мередит, — вспомнила не только день, но и название фирмы. — Он пошуршал бумажками и продолжал, сменив свою обычную манерную речь на то, что казалось ему выговором рабочего класса Саут-Бакса[54]: — Чё не запомнить-то? «Бич хамз». Да мамка-то давала нам пилюли «Бич хамз». Я и запомнила. — Он фыркнул и сдавленно хихикнул, потешаясь над всеми любопытными старыми перечницами из простонародья и этим заскорузлым экземпляром в особенности.

Никто не поддержал его. Барнаби смотрел на инспектора с кислой миной. Тот закрыл свой блокнотик, без сомнения запомнив фольклорный пассаж, чтобы впоследствии развлечь им приятелей. Они просто описаются от смеха в своем закрытом лондонском клубе, в своем «Атенеуме».

— Зовут ее, кажется, миссис Стэгглз, — заключил Мередит.

— Ну, как бы ни звали, — заметил старший инспектор, — далеко ее занесло от родного Норфолка. — Барнаби не стал пережидать общий хохот, понимая, что это дань не столько его остроумию, сколько неприязни к Мередиту. Всех радовало, что зазнайку поставили на место. — Надеюсь, вы на этом не остановились?

— Конечно нет. — Какая у него гладкая кожа под глазами! — Оказалось, что фирму год назад поглотила более крупная компания. «Коксиз оф Слау». Они не стали держать старых сотрудников, которых всего-то было полдюжины, но сохранили их имена и адреса, на случай если в будущем возникнут вакансии. Завтра я намерен поговорить со всеми, кто еще живет на прежнем месте.

— Будет интересно узнать результаты, — кивнул Барнаби. — Думается мне, вы можете обнаружить, что эти люди перевозили имущество Хедли не из Кента, как нас пытались убедить.

— Правда, сэр? Почему вы так думаете?

Барнаби кратко рассказал о своем визите к юристу и об условиях завещания, вызвав всеобщее удивление, а кто-то даже завистливо присвистнул.

— Чем больше мы узнаём о Хедли, — продолжал старший инспектор, — тем больше теряем почвы под ногами. Мы не нашли никаких свидетельств заключения брака в предполагаемом году. Попытки отследить номер страхового свидетельства осложняются тем, что фамилия не такая уж редкая, а даты рождения, чтобы сузить круг поисков, мы не знаем. На поиски в архивах министерства сельского хозяйства я, откровенно говоря, тоже особых надежд не возлагаю. Единственное, что пока ясно, — Хедли был склонен скрывать свое прошлое, да и настоящее тоже. На данном этапе мы можем только гадать, связана ли его смерть с тем, что он так старательно утаивал.