Исчезнувшая - Гиллиан Флинн

— Где вы берете эту рыбу? — как-то спросила я его.

— Там, где она есть, — ответил Джефф.

Дороти, администратор мотеля, прониклась ко мне симпатией, она угощает помидорами с собственного огорода. Я ем помидоры, которые пахнут землей, как рыба пахнет озером. И думаю при этом, что уже в следующем году Ник окажется в таком месте, куда не проникают запахи снаружи. Там лишь искусственные ароматы дезодорантов, вонь обуви, дрянной пищи и старых тюфяков. Это для него самый страшный кошмар. В дурных снах он видит, как попадает в тюрьму, не совершив преступления, но и не сумев доказать свою невиновность. Ник в кошмарах всегда попадает в западню, оказывается жертвой сил, ему не подвластных.

После такого сна он всегда вскакивает, одевается и уходит из дому. Бродит по ближним улицам или по какому-нибудь парку. В Нью-Йорке он бродил по парку, в Карфагене блуждал вдоль реки. Он человек улицы, не широкого пространства, а улицы. Нет, он не путешественник и не турист; он не умеет разводить костер. Не сможет поймать рыбу, чтобы накормить меня. Но он хочет всегда ощущать свободу, иметь выбор. Даже если три часа сидит на диване и смотрит бои без правил, то желает быть уверенным, что может встать и выйти в любую минуту.

Так, а что там с потаскушкой Энди? Я думала, она продержится ровно три дня. А потом не совладает с желанием поделиться. Я знаю все ее привычки и увлечения, поскольку мы с ней друзья по Facebook. Мое вымышленное имя в аккаунте Мэделин Эльстер. Ха! Фото я позаимствовала у всплывающей рекламы — блондинка радуется рекордно дешевой ипотеке. Четыре месяца тому назад Мэделин как бы между прочим попросилась в друзья к Энди, и та, словно бестолковый щенок, сразу согласилась. Так что я изучила малышку довольно хорошо, а также ее охочих до сплетен подружек. Они любят поспать днем, обожают греческий йогурт и вино «Пино-гри» — в общем, знаю всю ту ерунду, которой делятся в Интернете с друзьями. Энди правильная девочка. Она не выкладывает фото с вечеринок и не пишет развратных постов. И это плохо. Я предпочла бы, чтобы репортеры разыскали компрометирующие фотографии — где она хлещет стаканами спиртное, целуется с девушками или хвастается стрингами. Так легче сформировать в общественном мнении образ разрушительницы семейного очага.

Разрушительница семейного очага. Мой дом уже шатался, но еще не собирался разваливаться, когда она впервые поцеловала моего мужа, запустила руку ему в штаны и улеглась с ним в койку. Заглатывала до основания его член, давилась им, чтобы Ник мог гордиться величиной своего причиндала. Позволяла ему глубоко входить в свою задницу. Принимала сперму на лицо и сиськи, а потом слизывала, будто какую-то вкуснятину. Давала, давала, давала… Такой уж у нее типаж. Давалка. Они встречались больше года, проводили вместе все праздники. Я проверяла его кредитную карточку, желая узнать, что он подарил ей на Рождество, но убедилась: Ник чертовски осторожен. С тех пор задаюсь вопросом: каково быть женщиной, которой покупают подарки только за наличные? Это свобода. Быть неофициальной подружкой — это когда не нужно вызывать водопроводчика, выслушивать рассказы о бесчисленных проблемах на работе или напоминать, что пора купить проклятущего кошачьего корма.

Мне необходимо, чтобы она сломалась.

Я нуждаюсь:

1) в Ноэль, чтобы всем растрезвонила о моей беременности;

2) в полиции, чтобы обнаружила дневник;

3) в Энди, которая не может не проболтаться.

Думаю, я хорошо изучила ее особенности. У девочки, которая пять раз в день обновляет статусы в социальных сетях, не может быть понятия о том, что такое настоящая тайна. Она невольно упоминала о моем муже в своих постах.

«Встречалась сегодня с мистером Что Надо».

«Ой, как здорово! Выкладывай!»

«Ну, и когда же мы увидим этого жеребца?»

(Бриджит лайкнула сообщение.)

«Мир становится лучше, когда тебя целует парень твоей мечты».

«Истинная правда».

«Когда же мы встретимся с парнем мечты?»

(Бриджит лайкнула сообщение.)

Но Энди на удивление скрытна для своего поколения. Она хорошая девочка (для потаскухи). Могу представить, как она склоняет к плечу сердцевидную мордашку и нежно морщит лобик. «Я только хочу, чтобы ты знал, Ник. Я на твоей стороне. Я с тобой». И угощает его домашним печеньем.

Камеры Эллен Эббот сейчас дают панораму волонтерского центра, который выглядит словно свинарник. Репортерша рассказывает, что мое исчезновение «шокировало крошечный городок», а позади нее я вижу стол, уставленный кастрюлями и выпечкой для несчастного Ники. Даже сейчас женщины роятся вокруг этого говнюка. Отчаявшиеся бабенки рады занять мое место. Красивый, легкоранимый мужчина… Он, может быть, и правда убил жену, но мы-то наверняка не знаем. В данный момент мы просто готовим вкусняшки для мужчины. Сорокалетние, а ведут себя как школьница, катающаяся взад-вперед на велосипеде рядом с домом симпатичного мальчика.

Вот опять показывают сияющую улыбкой фотографию с мобильника. Я представляю себе эту карфагенскую шалаву на ее выдраенной до блеска кухне — а кухню-то она наверняка купила на алименты, — ведущую мысленную беседу с Ником. «Нет, мне всего сорок три на самом деле. Нет, это правда. Нет, ухажеры вокруг меня не вьются. Да вообще, в этом городе мужчины неинтересные, в основном это…».

Внезапно я ощущаю ревность к этой дамочке, которая прижалась щекой к щеке моего мужа. Она куда симпатичнее, чем я нынешняя. Я ем батончики «Херши» и плаваю в бассейне по нескольку часов в день под палящим солнцем, и от хлорки кожа становится похожей на шкуру тюленя. Я подрумянилась, как корочка, чего никогда раньше себе не позволяла — не допускала насыщенного загара. Загорелая кожа — травмированная кожа, а кто же полюбит морщинистую девушку? Поэтому всю жизнь я мазалась солнцезащитными кремами. Но за пять дней до побега позволила себе поваляться на солнце и сейчас загораю постоянно. «Коричневая, как шоколадка!» — восклицает старая администраторша Дороти. «Вы коричневая, как шоколадка, детка!» — заявляет она с восторгом, когда я заглядываю, чтобы заплатить за неделю вперед.

Теперь у меня темная кожа, короткая стрижка каре непонятного мышиного цвета и очки как у синего чулка. В течение месяца перед исчезновением я набрала двенадцать фунтов веса, тщательно пряча его от Ника под просторными сарафанами — не моему рассеянному супругу заметить, — а теперь добавила еще пару фунтов. Я осторожничала, избегая любых объективов перед побегом. Поэтому публика помнит худосочную, бледную Эми. А я уже совершенно не такая. Иногда на ходу я ощущаю, как зад движется сам по себе. «Давай шевели попой» — так, кажется, пели когда-то. Ощущения очень непривычные. Мое тело всегда было совершенным — все отлично подогнано и сбалансировано, и все экономно, ничего лишнего. А теперь мне на это наплевать. Без мужского внимания я не страдаю. Это так здорово — пройтись до мини-маркета и обратно, не расстраиваясь оттого, что какой-то бездельник во фланелевой безрукавке бросает на тебя косые взгляды, исторгая изо рта что-то женоненавистническое вместе с отрыжкой сырных начос. Никто не груб со мной теперь, но никто и не любезен чересчур. Мне это так непривычно.

Я — полная противоположность Эми.

Ник Данн

Спустя восемь дней.

Рассвет я встретил, прижимая к щеке кубик льда. Даже по прошествии нескольких часов чувствовал укус — не говоря уже о том, что видел в зеркале две пунцовые скобки. Гнаться за Энди я не решился — это еще опаснее, чем рассердить ее. Но я все время звонил ей. Отправлял голосовую почту.

Спокойно, Ник, держи себя в руках.

— Энди, не сердись. Я растерян, не знаю, что делать, что меня ждет. Прости меня, пожалуйста.

Я понимал, что отправлять сообщения опрометчиво. Но, с другой стороны, у нее в телефоне, не исключено, есть сотня моих сообщений, сохраненных в памяти. О господи, если она выберет и обнародует самые фривольные и пошлые… Любой присяжный заседатель женского пола упечет меня на полную катушку только из-за них. Одно дело — знать, что я изменяю жене, а другое — слышать, как учитель солидным назидательным тоном рассказывает студентке о своем «гиганте»-крепыше. Я покраснел в лучах зари. Ледяной кубик растаял окончательно.

Сидя на ступеньках у парадного входа в дом Го, я каждые десять минут набирал Энди. Безрезультатно. После бессонной ночи нервы напоминали колючую проволоку. В шесть часов двенадцать минут у обочины притормозил автомобиль Бони. Я молча смотрел, как детектив идет ко мне с двумя пластиковыми стаканами.

— Привет, Ник! Вот пришла узнать, как у вас дела, и привезла кофе.

— Я тут размышляю.

— Вы, вероятно, места себе не находите из-за этой новости о беременности… — Она неторопливо вылила в кофе две упаковки сливок, как я люблю, и вручила мне стакан. — Что это у вас? — спросила, указывая на мою щеку.