Не повторяется такое никогда! - Александр Ройко

— Извините, я этого не ощущаю.

— Конечно, не ощущаете. Вы только что с мороза, да ещё в тёплой куртке.

— О каком морозе вы говорите? На улице температура, хоть и не на много, но всё же выше нуля градусов.

— Ну, я не так выразилась — с холода.

— Хорошо, а какая у вас температура в квартире?

— Я не мерила.

— А градусник у вас есть? Я имею в виду комнатный.

— Есть, в другой комнате.

— Отлично. Чтобы я у вас не натоптал, вас не затруднить принести его сюда.

— Сейчас принесу.

Женщина ушла и через минуту принесла спиртовый градусник на деревянной досточке. Андрей глянул на градусник и сказал:

— Я плохо вижу, у вас зрение, наверное, лучше — скажите, пожалуйста, сколько там градусов?

— Всего двадцать один, — ответила женщина, глянув на градусник.

— И вы считаете, что этого мало, я так понимаю?

— Конечно, мало. Холодно ведь.

— Извините, а вы не скажете мне, чем вы занимались до моего прихода?

Женщина изумлённо уставилась на Андрея:

— Лежала и читала книгу. А что это запрещено? — уже резко спросила она.

— Нет, ну что вы. Можете, естественно, заниматься чем угодно, вы ведь свободный человек. А вы, кстати, знаете, какая допустимая нижняя температура в жилых квартирах?

— Нет, и какая же?

— Нижняя допустимая температура в жилых помещениях составляет 18 градусов Цельсия, но не более 22-х. Исключение составляет угловая комната, там минимальная температура должна быть не менее 20 градусов. У вас же нет угловой комнаты. И только в ванной температура должна быть 25 градусов. У вас в ванной холодно?

— Нет. А какая же тогда температура должна быть в садиках и школах, если в квартире всего 18 градусов?

— В садиках: в спальнях температура точно такая же, как и в жилых квартирах, а вот в игровых комнатах повыше — 21–23 градуса, но никак не более 24-х градусов. Теперь о школах, там температура воздуха в классах должна быть 17–20 градусов, в мастерских 16–18 градусов, а в спортивном зале — всего 15–17 градусов. Даже в лечебных заведениях температура не должна превышать 22-х градусов. Так что у вас температура в квартире как в больнице или детском садике.

— Этого не может быть! Даже в садиках всего 22 градуса? Неужели всё, что вы сказали верно?

— Может. И вы легко сумеете, если захотите, навести справки. Или просто зайдите ко мне на работу, и я вас в этом смогу убедить документально. Поэтому, я убедительно прошу — не отрывайте моих людей по пустякам. Работы у них и так много. Их раз-два и обчёлся, а сколько квартир в гарнизоне — вы представляете?

Женщина молчала. Андрей вышел в прихожую, оделся, попрощался с хозяйкой квартиры и направился по второму адресу. Картина там повторилась точь-в-точь, за исключением того, что в той квартире температура равнялась 220 Цельсия. В третью квартиру Андрей решил зайти после обеда. Для этого он захватил с собой стандартный градусник (вдруг в этой квартире его не окажется) и, главное, книгу с допустимыми нормами по теплу. Андрей ещё вчера, когда записывал адреса, обратил внимание, что все вызова в жилой дом лётного состава. Он не придал этому значения — возможно, и в самом деле этот дом плохо отапливается. Но теперь ему всё стало ясно. Все записи делали женщины, жёны лётчиков, самим же лётчикам было не до того, они служили. А вот их жёны мучались от безделья. Летом они ещё находили себе развлечения, а вот зимой им, действительно, помимо книг, сложно было найти себе занятие. Андрей не зря спросил хозяйку первой квартиры, чем она занималась до его прихода. Конечно, если целый день пролежать на диване, читая книгу, то ещё как можно замёрзнуть. Хотя по ней этого нельзя было сказать — пусть домашний халат и мог быть тёплым, но тапочки на босу ногу!

Поэтому в третьей квартире, чтобы в дальнейшем жёнам лётчиков не повадно было и дальше писать в журнале такие же записи, он поступил построже. В конце подобной беседы, после убедительной просьбы не заниматься в дальнейшем подобной ерундой, он добавил:

— Вы хотите, чтобы у ваших мужей были неприятности?

— А при чём здесь мой муж.

— А вот при чём. Вы знаете, что в Союзе за ложные вызова штрафуют? Я думаю, что знаете. Если необоснованно вызывать, например, скорую помощь или пожарных, то можно заплатить кругленькую сумму. Вы, я так понимаю, не работаете, а у вашего мужа что — много лишних денег? Если я обращусь по поводу ваших необоснованных жалоб к командиру полка, то я думаю, что вы прекрасно понимаете — он сможет легко наказать, но не вас, а вашего мужа. Между прочим, из других домов подобных жалоб не поступает, вы это можете проверить. Вам всё понятно?

— Понятно, — уныло протянула хозяйка квартиры.

— И ещё одно. Если бы я начал повышать у вас в квартирах температуру воздуха, то вам бы это влетело в копеечку.

— Это ещё почему?

— За перерасход угля, то есть брикета. Чтобы повысить температуру у вас в квартире, нужно лучше топить в котельных, по-простому больше брикета бросать в топку. Вам за что удобнее платить — за ложные вызовы или за перерасход брикета?

— Я не буду больше писать, — не поднимая головы, ответила женщина.

— Я очень на это надеюсь. И передайте, пожалуйста, о нашем с вами разговоре вашим подругам. Чтобы они не попали в подобную ситуацию.

— Хорошо, — тихо ответила женщина.

Когда на планёрке после работы Андрей рассказала обо всём Лукшину и остальным присутствующим, то хохот стоял неимоверный. Когда все немного успокоились, майор, удивлённо глядя на Морозевича, произнёс:

— Андрей Николаевич, глядя на вас, как-то сложно предположить, что в вас скрывается такой талант по убеждению офицерских жён.

— Борис Михайлович, а что мне оставалось делать? — развёл руками тот.

— Да я вас и не корю, всё правильно.

— Товарищ майор, а ведь он то прав, — начал Грицюк. — Ведь, в самом деле, большинство разных жалоб, не только по его хозяйству, высосаны из пальца, написаны просто от безделья жёнами офицеров.

— Это вы мне говорите, Лукич — офицеру, у которого тоже имеется жена?

— Простите, товарищ майор, я не хотел вас обидеть, я ведь… — начал оправдываться тот, но зам. по тылу перебил его:

— Да я не о том, какие там обиды. Я веду к тому, что прекрасно знаю ситуацию, когда жене нечем заняться. Она на тебя, конечно, жалобы не напишет, но головомойку может устроить ещё какую. Разве не так, Лукич?

— Совершенно верно, — засмеялся Грицюк. — А вот что касается взимания денег за ложный вызов и за перерасход брикета, то это хорошая идея — её можно взять на вооружение.

— Да ерунда всё это, — махнул рукой Лукшин. — Кто там с кого деньги будет взимать. Это же он придумал для устрашения.

— Я это прекрасно понимаю. Но жёны лётчиков то этого не знают, — хитро прищурился Михаил Лукич.

Расходились с планёрки все весёлые. Смех смехом, но после этого поток жалоб прекратился. Нет, жалобы, конечно, были и в дальнейшем, но они были единичные и, как правило, вполне обоснованные.

— Слушай Николаевич, — обратился к Морозевичу Лукич, когда они вчетвером шли к общежитию. — А вот с горячей водой у нас, как мне кажется, всё же не лады. Я имею в виду именно наш дом (Лукич проживал над мастерской теплотехников). Её назвать горячей очень сложно. Да и в квартире прохладно.

— Я это знаю, Лукич, в общежитии я тоже под такой водой моюсь. Здесь ситуация намного сложнее. И очень хорошо, что ваши жёны, я имею в виду в вашем доме, этого не знают. Да, температура горячей воды, да и радиаторы в квартире должна быть значительно выше. Но, насколько я знаю, это не только наша проблема. Эта проблема остро стоит и в Союзе. Нужно либо лучше её греть в котельных, а это огромный перерасход топлива, либо же, что более реально и, главное, целесообразно хорошо теплоизолировать трубопроводы. В данной ситуации выход только один — хотя бы в выходные дни лучше, как говорится, кочегарить. В котельных, где водогрейные котлы, это вполне реально, и я дам указание своим кочегарам. А вот там, где паровые котлы, боюсь это делать — как бы до беды не довести. Зазеваются кочегары, уйдёт вода из котла и тогда…

— Нет, нет, не нужно, — остановил его Лукич. — Это я к слову. Хотя у нас то в квартирах не жарко. Хорошо, что на улице ещё сравнительно тепло.

— И это я знаю, но здесь я пока что ничего вам ответить не смогу ответить. Нужно подождать нормальной зимы и посмотреть что будет, когда мы начнём топить посильнее.

Пока что разговор о том, что в доме, где проживал Лукич (дом? 3) не очень то тепло, был завершён. Но в последствии к этой теме Морозевичу пришлось вернуться на самом серьёзном уровне.

Тем временем уже шла средина декабря. Как-то в один из его дней Андрей, находясь в общежитии, услышал новую красивую песню, которую душевно и проникновенно пел звонким голосом какой-то певец. Общение с Родиной в городке, кроме пары русских передач по телевидению в неделю, происходило в основном через радиостанцию "Волга". Эта радиостанция обычно передавала программы советского радио, а в полдень ещё и некоторые немецкие программы с радио Москвы. Иногда, в большинстве случаев вечером, транслировались и программы её собственного производства. В песне, которую сейчас услышал Андрей (а начало он пропустил) шла речь о русском городе Вологда. Андрею так понравилась эта песня, что следующим днём на утреннем сборе с подчинёнными (а это были слесари, газосварщики и несколько свободных от смены кочегаров) он упомянул о ней, сказав, что, правда, не знает её названия.