Инноваторы. Как несколько гениев, хакеров и гиков совершили цифровую революцию - Уолтер Айзексон

Ситуация ухудшилась после того, как Шокли со своими прежними коллегами Бардином и Браттейном получили Нобелевскую премию. Когда рано утром 1 ноября 1956 года Шокли позвонили, он поначалу решил, что это розыгрыш. Затем у него возникли зловещие подозрения, что есть люди, которые хотели бы лишить его Нобелевской премии. Он стал писать в Нобелевский комитет, пытаясь узнать, кто выступал против него. Этот запрос был отклонен. Но, по крайней мере, благодаря этому наступила передышка, напряженность ослабла, и было решено отпраздновать это событие. Прием с шампанским устроили в Rickeys.

Шокли все еще сторонился Бардина и Браттейна, но, когда они с семьями собрались в Стокгольме на церемонию вручения премии, атмосфера была сердечной. Глава Нобелевского комитета в своей речи подчеркнул, насколько важны оказались для изобретения транзистора комбинация таланта каждого из них и работа команды. Он назвал это «величайшим достижением дальновидности, изобретательности и настойчивости, проявленными как порознь, так и в команде». Поздно вечером Бардин и Браттейн выпивали в баре «Гранд-отеля», после полуночи туда зашел Шокли. Они практически не разговаривали шесть лет, но, отставив в сторону свои разногласия, пригласили его подсесть к их столику.

У вернувшегося из Стокгольма Шокли голова кружилась от успеха, но его ощущение надвигающейся опасности осталось тем же. В разговорах с коллегами он отмечал, что «пришло время» признать его заслуги. Атмосфера, по замечанию Ласта, «ухудшалась очень быстро», и скоро фирма начала напоминать «большой сумасшедший дом». Нойс сказал Шокли, что «чувство обиды» растет, но его предупреждение не возымело эффекта[324].

Шокли не желал делиться лаврами, поэтому и атмосферу сотрудничества создать не удавалось. В декабре 1956 года, через месяц после вручения Нобелевской премии, его сотрудники написали статью, которая должна была быть направлена в Американское физическое общество. Шокли потребовал, чтобы и его указали как соавтора. То же самое происходило и при подаче большинства патентных заявок, представляемых его фирмой. Помимо этого, он настаивал, несколько противореча самому себе, что у каждого устройства есть только один истинный изобретатель, поскольку «требуется только одна вспыхивающая в голове электрическая лампочка». Другие участники, добавлял он, «просто помощники»[325]. Его собственный опыт работы в команде при создании транзистора должен был бы, казалось, излечить от подобных иллюзий.

Шокли конфликтовал не только с собственными подчиненными, но и со своим номинальным боссом и владельцем фирмы Арнольдом Бекманом. Когда Бекман прилетел на совещание, где обсуждалась необходимость контролировать расходы, Шокли удивил всех, объявив в присутствии всего руководства фирмы: «Арнольд! Если вам не нравится то, что мы здесь делаем, я могу забрать всю группу и получить поддержку где-нибудь в другом месте». Затем он выскочил из комнаты, оставив оскорбленного Бекмана наедине с сотрудниками.

Поэтому Бекман внимательно выслушал Гордона Мура, который позвонил ему в мае 1957 года, чтобы по поручению других обеспокоенных коллег изложить их претензии.

— Что-то у вас там пошло не так, правда? — спросил Бекман.

— Действительно, не так, — ответил Мур, уверив Бекмана, что ведущие сотрудники останутся, если Шокли уйдет в отставку[326].

Мур предупредил, что и обратное справедливо: если Шокли не заменят на компетентного руководителя, сотрудники намерены уйти.

Примерно тогда Мур и его коллеги посмотрели фильм «Бунт на „Кейне“»[327] и начали плести заговор против своего капитана Квича[328]. Прошло несколько секретных встреч Бекмана с ведущими сотрудниками фирмы, во главе которых был Мур. Они разработали план, согласно которому Шокли отводилась роль главного консультанта без каких-либо руководящих обязанностей. Бекман пригласил Шокли на ужин и известил о грядущих изменениях.

Сначала Шокли хоть неохотно, но согласился. Он позволит Нойсу управлять лабораторией, а свои обязанности ограничит. За ним будет идейное руководство, он будет давать стратегические советы. Но затем он передумал. Не в характере Шокли было упускать бразды правления. Плюс к этому у него были сомнения относительно административных способностей Нойса. Он сказал Бекману, что Нойс не сможет быть «агрессивным лидером», что он недостаточно решителен. Доля правды в этой критике была. Шокли мог быть слишком напорист и тверд, но Нойсу, от природы расположенному к людям и готовому услужить, толика жесткости не повредила бы. Самая сложная задача для руководителя — уметь и принимать решения, и прислушиваться к мнению коллег, но ни Шокли, ни Нойс эталонами в этом смысле не были.

Бекман, поставленный перед необходимостью выбирать между Шокли и сотрудниками, струсил. «Чувство лояльности дезориентировало меня, я считал, что обязан Шокли, и хотел ему предоставить возможность полностью реализовать себя, — объяснил Бекман позднее. — Если бы тогда я знал то, что знаю сейчас, я бы с Шокли распрощался»[329]. Решение Бекмана ошеломило Мура и поддержавших его коллег. «По существу Бекман сказал нам: „Начальником будет Шокли. Соглашайтесь или уходите“, — вспоминал Мур. — Мы обнаружили, что группе молодых докторов не так уж легко отодвинуть в сторону новоиспеченного нобелевского лауреата». Бунт был неизбежен. «Мы были поставлены в совершенно глупое положение и поняли, что надо уходить», — рассказывает Ласт[330].

В то время нечасто люди покидали налаженное предприятие и организовывали новую фирму. Это требовало определенной смелости. «Культура ведения бизнеса в этой стране была тогда такова: ты приходишь работать в компанию, проводишь всю жизнь с этой компанией и уходишь на пенсию из этой компании, — рассказывает Реджис Маккена, ставший экспертом по маркетингу технологических фирм. — Именно это на Восточном побережье и даже на Среднем Западе считалось американскими ценностями». Теперь, конечно, все не так, и бунтовщики из стана Шокли способствовали этому культурному сдвигу. Майкл Малоун, историк Силиконовой долины, говорит: «В наши дни это кажется легким, поскольку в городе существует традиция, установленная главным образом теми ребятами. Лучше уйти, начать свое собственное дело и провалить его, чем прилепиться к одной компании на тридцать лет. Однако в пятидесятые годы все было иначе, и поступить так было чертовски страшно»[331].

Возглавил повстанцев Мур. Сначала тех, кто решил основать свою собственную компанию, было семеро. Нойс в их число не входил. Но им требовалось финансирование. Поэтому один из них, Юджин Клейнер, написал письмо фондовому маклеру своего отца из хорошо известной на Уолл-стрит брокерской фирмы Hayden, Stone & Co. Рассказав, кто они такие, Клейнер заявил: «Мы верим, что сможем за три месяца привести компанию в полупроводниковый бизнес». Письмо в конечном итоге оказалось на столе Артура Рока, тридцатилетнего аналитика, успешно занимавшегося рискованными инвестициями со времен учебы в Гарвардской школе бизнеса. Рок убедил своего начальника Бада Койла, что предложение заслуживает того, чтобы съездить на запад и разобраться во всем на месте[332].