Записки истребителя - Анатолий Кожевников

Из-за потери крови Аскирко лишился сознания. Очнулся в румынском госпитале, без руки.

- Если бы не румынский крестьянин, что вез меня на арбе, наверняка бы умер. Он мне руку ремнем перевязал, - пояснил Лскирко.

Этот невзрачный на вид человек был бесконечно отважным и беззаветно влюбленным в жизнь. Лишь только начал поправляться как стал снова готовиться к побегу. Пользуясь слабой охраной госпиталя в городе Галаце, он ушел.

Это был пятый побег.

Аскирко шел по ночам безлюдными местами, а с наступлением дня прятался так, что его никто не мог обнаружить.

Так продолжалось пять суток. Утром шестого дня, высматривая из своей засады дорогу он заметил танки Т-34, а спустя полчаса - и наши автомашины. Он у своих...

Невыносимо тяжело было видеть этого человека кипучей энергии без руки. Не легко было и ему. Он никак не мог смириться с мыслью, что никогда уже не сможет летать...

Аскирко остался в полку на должности адъютанта эскадрильи.

...В середине января 1945 года войска 1-го Украинского фронта начали наступление с сандомирского плацдарма.

Туманы и низкая облачность сковывали действие авиации. Вся тяжесть прорыва обороны легла на артиллерию, пехоту и танки. Наземным войскам пришлось вести бои без авиационной поддержки несколько дней.

Но как только погода улучшилась, мы перелетели на аэродром Енджеюв н, тут же заправив самолеты, приступили к боевой работе.

Веду восьмерку. Внизу по шоссейной дороге движутся автомашины. Их много. Это мотопехота противника. Фашисты отступают в беспорядке, бросая пушки, тягачи, военное имущество. Сделать бы сейчас по этой колонне два три захода, да некогда.

Впереди виден Дзелошин. На улицах вспыхивают пожары. Возможно, что в городе идет бой. Наши танки, действовавшие в обход его, могли оказаться и в городе.

Интересно, в каком положении очутится тогда эта отступающая колонна? Впрочем, что колонна? Фронта, в строгом понимании этого слова, не существует. Наши войска смяли, обратили его в бегство.

Проходит еще несколько минут. Сверяю карту с местностью. Да, сомнений нет...

- Под нами Германия! - кричу по радио.

- Ура! Ура! Ура!.. - раздается в ответ с самолетов.

Сколько мечталось об этом моменте за долгие годы войны! И в 1941 году, когда отступали. И под Сталинградом, откуда началось наше победоносное продвижение на запад. И на Днепре... Казалось, что день и час, когда мы перемахнем границу государства, поднявшего на нас меч, будут какими-то необыкновенными. А все оказалось обыкновенно и просто до обидного: зимнее небо, земля в снегу, дымы над городом с островерхими крышами домов, поток машин на дорогах... И все-таки минуты перелета необыкновенны. Дошли! Пусть ликует и будет ликовать душа. Не случайно не умолкает в наушниках громогласное "ура" с самолетов моей восьмерки.

...Это произошло 20 января 1945 года. Кстати, самолетов противника в этот день мы почти не встретили.

МЫ В ГЕРМАНИИ

К вечеру перелетаем на аэродром Альт-Розенберг. Недалеко от аэродрома дворец Розенберга, в нем и разместились летчики. Жителей нет. Бросив все, они убежали. Очевидно, думали, что советские войска в отношении мирного населения Германии проявят такую же жестокость, какую проявили фашисты по отношению к нашим людям.

Мы разгуливаем по дворцу. В громадной библиотеке все на своих местах. Множество застекленных книжных шкафов, скульптуры, статуэтки. На стенах портреты Гитлера, Геббельса, Геринга и других фашистских бандитов. Мы простреливаем их, сбрасываем на пол, топчем ногами, норовя попасть каблуком в нос или в глаза...

Утром завтракаем в дворцовой столовой. На столе хрусталь, серебро. Роскошь нисколько не трогает, к ней относятся с подчеркнутым пренебрежением. Некоторые демонстративно пьют чай из походных алюминиевых кружек.

После завтрака идем на аэродром. Погода неважная: снег, кучевая облачность. Летать трудно, но лететь надо. Эскадрильей прикрываем район Опельн-Олау.

Наши войска здесь форсировали Одер. Половина Опельна в наших руках. Пехота переправляется на западный берег.

Самолетов противника в воздухе нет. Чтобы не везти боеприпасы обратно, веду всю восьмерку на скопление фашистских войск. Делаем два захода. На снегу мечутся фигурки вражеских солдат. На своей земле они делают это так же, как и на нашей. Смерть везде страшна.

Вскоре появляется очередная барражирующая группа истребителей, и мы возвращаемся на аэродром.

Через час - новое задание: прикрыть наземные войска на плацдарме за Одером, между городами Бриг и Олау. Веду восьмерку в указанный район. Ходим под облаками. Видимость плохая, хотя в облаках кое-где появились разрывы, в которые проглядывает солнце.

Лучи его достигают земли, и снег под ними блестит удивительной белизной. Внимательно наблюдаю за воздухом. Все спокойно. И вдруг откуда-то сверху вынырнул вражеский самолет, за ним второй, третий - целая вереница "фокке-вульфов".

Фашисты решили расстрелять нашу артиллерийскую батарею на опушке лесочка. Противник нас не видит.

Развернув боевой порядок во фронт, атакую "фокке-вульфов" с фланга в тот момент, когда они вышли на цель. Длинная очередь - и ведущий истребитель врага падает на землю. Дружный удар нашей группы смял боевой порядок противника. Потеряв четыре самолета, гитлеровцы начали поспешно удирать. С малой высоты видно, как солдаты-артиллеристы в знак благодарности подбрасывают шапки, машут руками.

К вечеру погода испортилась - пошел снег. Он шел всю ночь, утро. Снегопад сменился оттепелью, туманами. И так в течение нескольких дней. Наши полевые аэродромы приходили в полную непригодность, с них невозможно было подняться.

Но постепенно погода стала проясняться. Противник, базируясь на аэродромах с бетонированными дорожками, активизировал свои действия, мешал продвижению наших танковых соединений. Надо было летать и в этих условиях.

Полк получил задачу прикрывать танки в районе Пархвитца. На взлетной полосе стоят лужи, При разбеге самолет бросает из стороны в сторону. Фонтаны воды и грязи, поднятые воздушным винтом, залепляют стекла кабины, тоннели масляных и водяных радиаторов, затрудняя охлаждение мотора. Однако взлетели все.

К Пархвитцу подошли вовремя: в воздухе много вражеских самолетов. Бой был не столько упорным, сколько продолжительным. Когда отбили последнюю группу бомбардировщиков, я заметил, что мотор трясет, он работает на предельно допустимом температурном режиме. Вероятно, симптомы этого были и раньше, но именно симптомы, которые в горячке схватки остались незамеченными.

На обратном пути садимся в паре с ведомым на близлежащий аэродром. Здесь такая же грязь, как и на нашем. Надо исследовать причину тряски. Оказывается, начали разрушаться подшипники. По всем техническим правилам требовалось менять мотор. С большими предосторожностями я дотянул до своего аэродрома. Лететь надо было всего несколько десятков километров, но для неисправной машины и это расстояние большое - каждую секунду ждешь отказа двигателя. Однако все обошлось благополучно.