Песня Вуалей (СИ) - Дарья Кузнецова

— Не помню, — вновь отводя взгляд, ответила я.

Ведь не говорить же правду! Да, пусть он и так знает обо мне больше, чем мне и самой хотелось бы знать. Но рассказать всё это вслух? Вот так, под строгим взглядом задумчивого Разрушителя?

— Если вам так удобнее, — с непонятной интонацией тихо проговорил мужчина. — Кошмаров больше не будет.

Я не успела выказать удивление. Тяжёлая ладонь сыскаря за плечо впечатала меня в кровать, вторая ладонь накрыла лоб и глаза.

— Спи, — прозвучало приказом, и я действительно уснула, мгновенно и крепко.

Дагор

Четыре часа сна. В некоторые моменты своей жизни я считал такое непозволительной роскошью, неделями обходясь короткими урывками по полчаса. А вот в это утро с трудом заставил себя встать.

То ли годы размеренного бесцельного существования по расписанию с полноценным отдыхом сказались, а то ли я в конце концов достиг предела прочности собственного организма, и больше работать на износ он не мог. Но чувствовал я себя измождённым и уставшим, пожалуй, ещё сильнее, чем был вечером.

Тем не менее, я поднялся, совершил положенные утренние процедуры, оделся и спустился в кухню. Где к моему приходу уже был готов завтрак.

— Ильда, а что случилось с моей кружкой? — озадаченно разглядывая источающую аромат свежего кофе чашку, поинтересовался я. Чашка была совершенно обыкновенная, но… не та.

— Мне кажется, ей воспользовалась госпожа магистр, — невозмутимо ответила приживала. — Полагаю, сейчас кружка либо в гостевой комнате, либо осталась в кабинете.

— В кабинете? — уточнил я.

— Ваша гостья провела там большую часть времени, — доложила Ильда, не отрываясь от вязания.

Ни времени, ни желания разыскивать спорную посудину не было. Хотя, конечно, странно; надо же было выбрать из всей посуды именно мою кружку! Она, конечно, приметная, потому что большая, но ведь не одна такая. С другой стороны, она ведь наверняка просто стояла с краю… Попросить, что ли, Ильду найти?

Раздражённо поморщившись, я потёр обеими ладонями лицо, пытаясь отогнать бесполезные мысли. Тайр Яростный, какая же ерунда лезет в голову с утра пораньше! Далась мне эта кружка.

— Я сегодня либо приду ночью, либо вообще не приду, как пойдёт. Может быть, заглянет Тахир Хмер-ай-Моран, он должен взглянуть на гостью. Кроме того, если кто-то настолько не желает видеть госпожу магистра среди живых, сегодня самое время попытаться достать её здесь, будь начеку. План действий на случай экстренной ситуации ты знаешь.

Ильда бросила на меня укоризненный взгляд, но молча кивнула.

Дел на сегодня намечалось много, поэтому начать я решил собственно с визита к Тахиру. Рассказать ему вкратце о проблеме — много времени не займёт; а вот чем и когда закончатся все прочие визиты и разговоры, я твёрдо сказать не мог.

Хорошо знакомый открытый служебный экипаж пунктуально ожидал на обочине, и это делало прогноз на день более оптимистичным. Не люблю попусту терять время.

Возничий поприветствовал меня вежливым кивком. Я ответил тем же и, забираясь в экипаж, назвал адрес. Тахир очень редко покидал свою берлогу, поэтому не застать его на месте я не слишком боялся. Если вчера у него по плану случился профилактический рейд по центральному госпиталю, то этого сеанса общения с окружающим миром Целителю хватит на месяц-другой.

Мне всегда было это странно: как человек, имеющий определённые проблемы с собственной психикой, может настолько чутко и точно исцелять чужой разум и души. Тахира сложно было назвать больным в полном смысле этого слова, но ему и самому, на мой взгляд, требовалась помощь специалиста. Великий Целитель избегал людей, и это было очевидно. Более того, он боялся больших человеческих скоплений, незнакомых комнат и незнакомых людей. Исключение делалось по каким-то субъективным критериям для совершенно отдельных личностей. Например, госпожа Шаль-ай-Грас очень понравилась ему с первого взгляда, и это было довольно неожиданно. Ко мне за долгие годы работы Тар просто привык и стал считать в какой-то мере своим, а вот Лейлу принял сразу и как очень близкого человека. И это неожиданно вызывало раздражение, природу которого я так и не смог истолковать однозначно, а потому оставил в области иррационального и, соответственно, не имеющего смысла.

Плюсом выбранного маршрута являлось также и то обстоятельство, что обитал Хмер-ай-Моран на другом конце города, и за время дороги я мог немного привести в порядок собственные мысли. Потому что вчера вечером я на такой подвиг оказался не способен, не помог даже холодный душ. А сегодня, несмотря на тяжёлое пробуждение, голова после кофе несколько прояснилась.

Закономерно, что выжившие из числа вчерашних наёмников, покушавшихся на жизнь госпожи Шаль-ай-Грас, ничего толком не сказали. Большинство просто не знали, а главный просто отказывался говорить. Даже под пыткой. И, — это было видно по его глазам, — дальнейший допрос представлялся мне совершенно бессмысленным. Назир Шей-ай-Имер, начальник Царской охранки, лично проводивший дознание, попытался доказать мне, ссылаясь на собственный опыт, что нужно лишь немного поднажать. Но очень быстро вспомнил про мой опыт, и оставил задержанного в покое.

Не знаю, понял ли он сам то, что понял из этого эпизода я. Мне кажется, должен был; Назир хоть и безжалостная сволочь, а далеко не дурак.

Так не держатся за деньги. Те, кто шёл на преступление за деньги, готовы были признаться в чём угодно, да только ничего не знали, а вот этот… Он не был похож на запуганного или загнанного в угол человека, которого шантажируют жизнью близких, как не походил на безумца или психопата. Так держатся за принципы, за долг, за честь и «своих». За то, во что верят.

Что касается проверки его ближайшего окружения и знакомств, это ничего не дало. Бывший солдат, он работал учителем фехтования, владел не только саблей, но ещё и рапирой, и боем на ножах. Жил замкнуто, одиноко; жена с дочерью погибли много лет назад во время войны. Ничего конкретного или подозрительного раскопать в его прошлом не удалось.

Сказать, что всё это настораживало, — значит, не сказать ничего. Это было, мягко говоря, нестандартное поведение для члена преступной группы. Нет, это был достойный уважения солдат, выполняющий свой долг. Вот только перед кем? Если перед отдельным человеком, которому он многим обязан, это одно. А если не перед одним? Если это долг перед настоящей его родиной? Или перед собственной совестью, утверждающей, что эти его действия — во имя чьего-то блага? А ещё ведь мотивом может быть месть или расплата за близких людей.