Узник моего сердца - Пейдж Брэнтли

– Горит навоз!

Лэр бросился за ними – туда, где рядом с сараем дымилась куча навоза. Вода из ведер обрушилась на удобрения, люди начали вилами и граблями растаскивать дымящуюся кучу.

Николетт дрожа нервной дрожью, пошла вслед за Лэром. Пепел летал в воздухе, словно хлопья снега. Очень быстро она потеряла Лэра из виду.

Языки огня продолжали вырываться из обугленного остова часовни, но постепенно пламя становилось все меньше.

Николетт решила уже пойти в теплую кухню, но неожиданно за ее спиной раздался голос:

– Порой трудно понять, чего же хочет Господь.

Она обернулась и увидела улыбающееся лицо послушника с огромным носом.

– Какая жалость! – он снял плащ, накинул его на плечи Николетт. – Вы дрожите от холода. Пойдемте. Я вернусь в замок вместе с вами.

Николетт сразу же стало теплее.

– Мы отстроим часовню заново, весной, как только засеем поля, и люди станут свободнее, – она уже говорила это вечером, но ей хотелось повторять и повторять эти слова. Давно Николетт не было так больно. Какой ужасный пожар!

Они вместе пошли в замок. Под мостом, между укрепленной частью Гайяра и центральным двором, блестел лед, покрывающий черную воду замерзшего рва. Николетт и послушник остались одни – кто продолжал тушить пожар, а кто уже ушел в домашнее тепло. Тихо, только наст хрустит под ногами.

Неожиданно из тени от заснеженных кустов появился высокий человек. Николетт увидела только, как блеснули глаза под опущенным капюшоном. Твердая рука схватила ее за плечо, ладонь зажала рот. Кто-то обхватил за талию. Николетт отчаянно сопротивлялась, пытаясь вырваться. Что-то тяжелое ударило ее по лицу, перед глазами заплясали радужные круги…

ГЛАВА 19

На рассвете снег продолжал засыпать землю, возникая из низких туч, нависших над замком.

– Сюда! Кто-нибудь, помогите! – закричал человек. Испуганная корова убегала от него. Он бросился за ней, загнав в угол между двумя деревянными постройками. Появился еще один человек и мальчик лет десяти с веревкой. Загнанное животное выставило рога, топча копытами снег в ожидании приближающихся людей.

От часовни остался обгорелый остов и черные головешки. Навоз продолжал дымиться. Вода, вылитая на крышу сарая, замерзла и превратилась в лед. Огромные сосульки поблескивали в тусклом утреннем свете.

Несколько человек стояли рядом с Лэром, разглядывая остатки часовни.

– По крайней мере, удалось спасти сарай, – сказал де Фонтен. О том, что сгорел весь запас дров на зиму, думать не хотелось.

Почему начался пожар? Почему? Альбер и несколько крестьянских ребят ковырялись в обугленных поленьях. Одному удалось найти в черной золе изуродованный кусочек металла – все, что осталось от масляной лампы…

У колодца люди поздравляли друг друга с тем, что удалось спасти коровник и животных.

Всем хотелось разрядки. Люди смеялись, шутили. В это время к подъемному мосту подъехала телега с гробом святого брата.

Стражник, всю ночь носивший ведра с водой, подошел к послушникам.

– Вы видели пожар?

Человек с шишковатым носом покачал головой.

– Брат Гюи и я узнали о несчастье только утром, – ответил он, рассматривая руины часовни.

– Спасли сарай, всех свиней и коров, – с гордостью сказал стражник. Он все еще продолжал рассказывать о том, как самоотверженно работали люди, когда телега тронулась в путь по настилу моста.

Николетт была в ужасе. Нет, ей этого не вынести! Связанная, с заткнутым ртом, она была не в силах пошевелиться. Деревянные доски гроба окружали ее, удушающий запах не давал дышать.

От холода и страха она вначале даже не могла плакать и звала на помощь только спасительное забвение. Когда телегу стало трясти на колдобинах, ее охватили мысли – одна ужаснее другой. Неужели ее хотят похоронить заживо? Наверняка, похитителям известно, кто она. Замешан ли во всем этом Луи? Может быть, это дело рук Изабеллы?

Лэр будет искать ее. Николетт в отчаянии цеплялась за эту мысль, стараясь не думать о том, что де Фонтена могли убить, воспользовавшись суматохой во время пожара. Теперь было ясно, что похитители и поджигатели – одни и те же люди.

Страдания ее еще больше усилились, когда дорога пошла в гору, и ноги оказались выше головы, которая уперлась в доски гроба. Она услышала голоса, затем шорох – начали распутывать веревки, привязывающие крышку.

Когда крышку сдвинули, дневной свет на мгновение ослепил. К двум похитителям присоединились еще двое с тремя запасными лошадьми. У Николетт не было времени анализировать ситуацию. «Послушник» с шишковатым носом грубо вытащил ее из гроба и развязал ноги. Затем вскочил в седло и посадил Николетт перед собой.

– Меня зовут Жан, – прошептал он ей прямо в ухо. И зловещим голосом пообещал: – Тебе придется запомнить это имя.

Симон Карл шел по заснеженному двору своего замка. Ему уже сообщили о возвращении Жана. Понс Верне шел следом за шурином. Они остановились и, поднеся ладони к глазам, увидели, как по дороге мимо низких каменных оград скачут всадники. Симон Карл поднял в воздух кулак и радостно потряс им. Один из всадников сделал такой же торжествующий жест.

Карл хлопнул руками по бедрам.

– Хорошо, хорошо, кажется, это и есть маленькая миленькая подстилка нашего попугая!

Он широко улыбнулся. Стало видно, что во рту не хватает нескольких зубов. Симон от радости так сильно толкнул своего шурина в бок, что тот едва не упал. Грубая шутка Симона донеслась до ушей Николетт. Ее лицо побелело не только от холода, но и от страха. С ужасом она посмотрела на толпу грязных слуг и солдат. Кажется, они, словно червяки, выползли из всех углов убогих строений. В этот момент их лошадь взбрыкнула. Девушка увидела, как рука Карла поднялась в неприличном жесте, а все мужчины во дворе похабно расхохотались.

Ее стащили с лошади и поволокли в дом. Здесь любопытных было не меньше – женщины с младенцами на руках, полуодетые мужчины, банда грязных детей. Главный зал был невелик – особенно, по сравнению с залом Гайяра. А пахло так, будто жители особняка Карла испражнялись прямо в комнатах.

– Куда вы ее тянете? – спросила женщина с грубыми, крупными чертами лица. Она бросила на Николетт ненавидящий взгляд. – Она же просто проститутка! Ее место вместе со свиньями!

Карл оттолкнул женщину. Позже Николетт поняла, что говорившая – одна из любовниц Карла, от которой потребовали освободить комнату, чтобы разместить там «служанку» королевской узницы. Эта комната, прямо над залом, была чуть ли не единственной, которая запиралась снаружи.

Убогая комнатушка, маленькая, без единого окна. Николетт сразу поняла, что выйти из нее можно только, открыв тяжелую дверь, обитую железом. На кровати лежало одеяло, сшитое из старых лисьих шкур, в углу стоял комод, в другом – ночной горшок и маленькая скамейка.