Теннисные мячики небес - Стивен Фрай

Его работа — пять месяцев Альберт протрудился на ниве этической торговли. И на первых же порах добился большого успеха. Он гордился сделанным, гордился помощью, которую оказал миру. А теперь вот гнусная писанина, сколь бы ни была она лжива, навсегда останется в сознании людей. Потребитель, уже протянувший руку к продукту, на этикетке которого значится слово «этическая», отдернет ее словно ужаленный. «Так, так, — скажет он себе. — Вроде был какой-то непристойный скандал, связанный с компаниями этого типа. Нет уж, обойдусь-ка я лучше „Нескафе“«. И все, сделанное Альбертом, пойдет прахом.

Саймон. «Лондон ивнинг пресс» — это его газета. Конечно, он человек занятой. Альберт еще не встречал никого, наделенного такой работоспособностью, таким умением вникать в детали. Да еще только вчера, в баре, Альберт предложил своим друзьям выпить за него. Описывая завидные способности Саймона, он то и дело прибегал к этому самому слову — «детали». Вот качество, которое всегда отмечало великих людей, — умение вникать в детали.

Что и создавало проблему, Альберт и на миг не мог вообразить, будто Саймон, как бы ни был он занят, ничего не знал о нападках «ЛИП» на Гордона. Должен был знать. А если знал, почему допустил их?

Не предупредив Альберта, не отведя его в сторонку и не сообщив новости. Те же самые друзья, которым он так нахваливал Саймона, отзывались о нем не без цинизма. «Поверь мне, — сказал один из них, — никто не способен делать такие деньги, не будучи в глубине души сукиным сыном». «Ты не прав, совершенно не прав», — настаивал Альберт.

И все же теперь память вернула ему странное ощущение, испытанное, когда он стоял рядом с Саймоном, наблюдая по телевизору за публичным уничтожением Эшли Барсон-Гарленда. В лице Саймона не было ничего, во что Альберт мог бы ткнуть пальцем, и тем не менее у него появилось некое ощущение. Ощущение общей атмосферы. Саймон словно излучал какие-то волны, которые Альберт старался упрятать в своем сознании как можно дальше. Это походило на эманацию страха, полового влечения или вины, но не было ни тем, ни другим, ни третьим. Чем-то еще. А слухи, которые поползли по компании? Козима? Действовала на свой страх и риск? Да иди ты! Она и пописать-то не пошла бы без разрешения Саймона, а уж тем более не выступила на телевидении. Альберт счел все это обычным офисным трепом. Но может быть, может быть, что-то такое в Саймоне было. Если честно разобраться в своих чувствах, то возможно… возможно, учуянное им в тот вечер было жестокостью.

Гордон был его отцом. Этическая торговля — его жизнью. Саймон — его богом. Отцы слабы. Жизнь — сплошное предательство. Боги жестоки. Альберт читал и видел достаточно, чтобы признавать все это объективными фактами, он только не ожидал, что столкнется с ними так скоро, да еще и со всеми сразу. Один-единственный удар судьбы отнял у него всю троицу. Он сидел, счастливый, в поезде метро, слушал музыку; листал вечернюю газету — он и купил-то эту проклятую газетенку потому, что она принадлежала Саймону, — и в единый миг все три столпа его жизни рухнули.

Услышав, что входная дверь открывается, Альберт поднялся из-за стола.

— Где он? Где мой внук?

Сложив газету, Альберт запихал ее обратно в карман.

— Я на кухне, дед. Подъедаю тут кое-что, пока ты все не слопал.

— Нахал! Мальчик — нахал. Ну как его не любить?

Деда Альберт обожал. Дед служил постоянным напоминанием о его еврействе, его наследии. Ему было трудно поверить родителям, уверявшим, что много лет назад дед читал лекции по истории и увлекался местной политикой. Из оголтелых левых, говорила Порция, — невероятно! Потом что-то произошло, Альберт так толком и не выяснил что, нечто связанное с ошибочным арестом, и Питер оставив преподавание, обратился к религии, отдался делам местной синагоги. Семья у них была по определению дружная. Как сын двоюродных брата и сестры, Альберт давно уже привык к остротам друзей по поводу того, что родной дед одновременно приходится ему и двоюродным, к разного рода поддразниванию насчет ослабления генов, — он любил свою семью и наслаждался особой близостью, порождаемой тем, что кровь, текущая в его жилах, не принадлежала двум враждующим кликам. Никаких шуточек по поводу супружеских отношений у Фендеманов в ходу не было.

Альберт обнял деда и с одного, брошенного поверх его плеча взгляда понял, что ни Гордон, ни Порция еще ничего не знают.

— Ну, дорогая? Чем будем кормиться?

— Увидишь, папа, увидишь. — Порция, смеясь расцеловала отца и сына. — У тебя встревоженный вид, милый, что такое?

— Да ничего, мам, ничего. День выпал тяжелый.

Альберт сознавал, что принять решение ему будет не так уж и трудно. Кровь сильнее преклонения. Это его семья. И значит, она гораздо важнее любого его героя. Еще не слишком поздно. Слишком поздно никогда не бывает.

— Эй, а почему трубка снята?

— Оставь ее, пап. Нет, правда, оставь. Пятница, вечер. Солнце уже село. Никакой работы. Никаких звонков.

Питер погладил внука по щеке.

— Что за мальчик! Просто съел бы его. Что, разве я не прав?

Альберт зажег свечи, задернул шторы. Он знал, что очень скоро их дом окажется в осаде.

— Добро пожаловать, Оливер. Уверен, мы о приняли правильное решение. Не хотите прогуляться по зданию, познакомиться с людьми? Вы высоту хорошо переносите?

— Высоту?

— На крыше имеется совершенно сказочный офис с прекрасным видом на Лондон, но, если желаете, мы поселим вас поближе к земле.

— Нет-нет. Высота — это хорошо.

— Конечно, к виду вам не привыкать, не так ли? А знаете, вон из того моего окна видна ваша прежняя контора. Не хотите помахать своему преемнику ручкой?

— Честно говоря, не хочу, — сказал Оливер. — Только отряся со своих башмаков прах государственной службы, начинаешь понимать, как сильно ты ее всегда ненавидел. Кстати, если я забуду передать вам приглашение к обеду — на следующую неделю, дети меня убьют. В четверг вам будет удобно?

— С удовольствием, и передайте, пожалуйста, детям мою благодарность. Ну-с, может быть, пройдемся? А, с добрым утром, Альберт. Позволь представить тебя сэру Оливеру Дельфту. Наш антивирус, античервь и антихакер.

— Здравствуйте. Саймон, мне нужно поговорить с вами, сейчас же. Это чрезвычайно важно.

— Так. Оливер, мне очень жаль, вы не будете против, если я?..

— Нет-нет. Если вы не против, я послоняюсь тут в одиночестве. Мне так даже удобнее. Полагаю, этот коридор куда-нибудь меня да приведет?

— То есть, куда только захотите. Дорогой представляйтесь сотрудникам, утром я уже разослал им по почте радостную весть.

— Увидимся попозже.

— Альберт, я отлично понимаю, почему вы здесь. Позвольте мне сказать…

— Как вы могли это сделать? Как?

— Я ведь издатель, Альберт, не редактор. Я не могу допустить, чтобы меня обвиняли во вмешательстве…

— Ой, ну чушь же, абсолютная чушь Я не идиот. А вот это, в сегодняшней «Таймс», вы видели? Они уверяют, что отец скупил акции «ЛИП» за день до того, как вы объявили о ее приобретении, что он воспользовался секретными сведениями. Это же обо мне! Когда я впервые пришел сюда, вы сказали, что покупаете газету, и я… я случайно обмолвился об этом при нем. Не придавая этому никакого значения. И теперь его изображают каким-то мошенником. А он не мошенник. Он мой отец. Он порядочный человек. Что вы с ним делаете?

— Альберт, успокойся. Я уверен, в конце концов все обернется к лучшему.

— Как бы там ни было, я… я пришел сказать, что ухожу от вас.

— Но, Альберт, это же нелепо.

— Это вопрос… вопрос чести. Я не могу работать у вас. Вы мой враг. Речь идет о чести семьи. Мы очистим имя отца от грязи, даже если на это уйдет последний наш пенни. И я намереваюсь разоблачить вас. Вы — людоед. Животное. Я обращу вашу жизнь в ад. Прощайте.

— Альберт, все это не более чем нелепая поза. Утрите глаза. И возвращайтесь к нам.

Альберт не покидал своей комнаты девять дней. Перекачивал в Сеть страницы информации. Скоро все на свете узнают, что на самом деле представляет собой Саймон Коттер. Альберт собрал воедино все сплетни, слухи, даже намеки и домыслы, когда-либо высказывавшиеся шепотком насчет его смертельного врага. Многое еще вылезет наружу, такова уж природа Интернета. Даже если интересующий вас человек — это сама мать Тереза, все равно отыщутся люди, жаждущие скандала, верящие в теорию заговора и обладающие поводом для ненависти. Альберт же имел то преимущество, что хорошо знал свой предмет. Ничем таким уж ужасным он не располагал, но, чтобы выставить Коттера на смех, хватало и этого.

Альберт наблюдал, как загружается последняя страница. Он выбрал бесплатный австралийский сервер. В общем-то, разницы никакой, но лучше разместить сайт по возможности дальше. Это создавало впечатление, что враги Коттера рассеяны по всему земному шару. Через месяц, уже в Оксфорде, он продолжит свою кампанию. Деньги Вафик Саида там, может, и приняли, но у Коттера, когда Альберт с ним покончит, не возьмут ни гроша. Уж больно он самонадеян. Тщеславно, легкомысленно самонадеян.