Танец с Хаосом - Андрей Мартьянов

– А если у Клавдия с Гертрудой любовь?

– Именно любовь! – воскликнул Дастин, подняв палец к небу. – Причем давняя и искренняя. Слишком давняя. Понимаешь, о чем я?

– Ты хочешь сказать… – Я онемел. – Что Гамлет-младший?..

– Пока я ничего не хочу сказать. Это лишь версия. Но она прекрасно ложится на ткань логики.

Я машинально подбросил монету, поймал и прихлопнул ладонью на левое запястье.

– Орел. Четыреста первый раз…

Знаменитый принц Датский Гамлет не представлял собой, увы, ничего особенного. Бледненький молодой человек лет двадцати пяти от роду, худой, некрасивый, с прыщом на носу. Весьма непритязательный облик завершало непременное траурное одеяние – черный колет, черные чулки, черные штаны-буфы, черный берет с черным пером… В общем, все черное, за исключением золотой цепи с массивным медальоном на шее. Изображал медальон, разумеется, новопреставленного Гамлетова папашу. Беседы не состоялось, потому что угрюмый принц был чересчур занят общением с Горацио – теоретически мы знали, что этот философствующий типчик есть закадычный друг нашего злосчастного героя и его роль во всех событиях нам опять же была ясна не до конца.

В течение дня мы только и делали, что знакомились. Офелия – упрямая надменная девочка, приняла «друзей» Гамлета с большой прохладцей, позволила чмокнуть ручку и ненавязчиво выставила, сославшись на головную боль. Лаэрт, брат Офелии, нам понравился гораздо больше – хотя бы тем, что он не мудрствовал, не философствовал, а сразу предложил пойти в кабак. Как выразился Лаэрт, «в этом проклятом Эльсиноре уже все мухи от скуки передохли». Мушиная судьба Лаэрта не прельщала, и он громко рассуждал о том, как здорово жить в Париже или, на худой конец, в Виттенберге…

По дороге нам встретился досточтимый родитель Лаэрта и высокомерной Офелии – старик Полоний, занимавший при дворе должность, примерно соответствующую должности премьер-министра Дании. Особого впечатления Полоний не произвел. В пьесе Гамлет назвал его «вертлявый глупый хлопотун» и, пожалуй, был прав – дедулечка суетился, вид имел угодливый и вместе с тем несчастный. Вероятно, канительная должность Полония тяготила, но оставлять ее он не желал из честолюбия.

– …Зачем вы приехали в Эльсинор? – громогласно вопрошал Лаэрт. – Тут вас научат пьянству только потому, что больше здесь нечего делать!

– Нас попросили, – пожал плечами Дастин. – С принцем не все в порядке. Мы его старые друзья, и король полагает, что он сумеет рассеяться… Йоген, еще пива!

Принесли пива, а я подумал, что Дастин, гоняя трактирщика, получает прямо-таки удовольствие садиста, ибо впервые за последние недели он выступает не в роли хозяина кабака, а прямо наоборот. Решил оторваться на толстячке Йогене. Лаэрт же, подвыпив, как человек бесхитростный, чуть ли даже не из народа, выболтал нам большинство необходимых на первое время сведений.

– Будет война! – глаголил Лаэрт. Кстати, он не показался мне особо умным – обычный молодой человек своего времени, недалекий и дружелюбный. Из таких субъектов во все времена получались отличные младшие офицеры или капитаны гвардии. Верен господину, честен, исполнителен. Что еще нужно? А соображение – дело десятое. – Гильденстерн, вы заметили, какая строгость караулов в Эльсиноре? По всей стране льют пушки, покупают оружие за границей, в Священной Римской империи! Всех корабельных плотников заставили работать на верфях и в будни, и в заповеданное воскресенье! Неужели не слышали, а, Розенкранц?

– Слышали, – хором соврали я и Дастин. – А чем это вызвано? С кем воевать будем?

– С Норвегией. – Лаэрт посмотрел удивленно. – Господа, вы будто из самой глухой деревни приехали, а не из университетского Виттенберга! Предыдущий король Гамлет был вызван на поединок королем Фортинбрасом, папашей младшего Фортинбраса, нынешнего норвежского принца. Так вот, имелся договор, скрепленный с соблюдением всех правил чести – если один из королей падет в бою, вместе с жизнью он оставляет победителю весьма обширные земли. Земля Фортинбрасов по названной статье вся досталась Гамлету.

– Старшему или младшему? – уточнил я.

– Гильденстерн, как же вы не осведомлены! Ах, вы Розенкранц?.. Извините. Ясен пень, Гамлету-старшему, а через него – младшему! То есть не ему лично, а королевству, которым сейчас правит наш добрый Клавдий. Принцу Фортинбрасу, наследнику Норвегии, само собой, попала вожжа под хвост, и он решил отбить утраченные земли. Собирает армию, готовится… И предзнаменования дурные.

– Какие же? Что-нибудь необычное, сверхъестественное? – осторожно намекнул я.

– По дворцовой страже прошел слух, – понизил голос Лаэрт, – будто несколько ночей подряд под северной стеной Эльсинора и на площадке перед замком видели призрака.

– Призрака? – притворившись изумленным до глубины души, ахнул я. – Настоящего? И что же он делал – завывал и гремел цепями? Предвещал страшные бедствия?

– Нет, – развел руками Лаэрт. – Просто гулял. Сам я его не видел… Но по всем поверьям призраки являются в годы несчастий. Вот так, господа! Ну что, еще по кружечке?

Господа накачались пивом настолько, что Дастин посчитал, будто в таком свинском виде возвращаться в резиденцию короля будет неприлично, а потому мы решили погулять по поселку, устроившемуся под скалой Эльсинора. Видимо, пьяные дворяне здесь были зрелищем привычным и обыденным, а посему подгулявшие Розенкранц и Гильденстерн особого удивления у поселян, что праздных, что трудящихся, не вызывали. Алкоголь подстегнул наше воображение, и мы выдвигали версии одна абсурднее другой. Монетка по-прежнему падала орлом вверх.

– Здесь требуется тщательное расследование! – втолковывал я Дастину. – У нас достаточно оснований считать, что благополучие Дании под угрозой. Если мы пустим дело на самотек, дело кончится точно так, как у Шекспира, – гора трупов, королем становится Фортинбрас Норвежский, предъявивший права на трон…

– Что ты сказал? – оборвал меня Дастин, дернув за рукав. – Повтори?

– И повторять нечего. Ты очень невнимательно смотрел кино. Помнишь завершающие слова Фортинбраса? Когда он разговаривает с этим надутым индюком Горацио? «Не в добрый час мне выпадает счастье. На этот край есть право у меня. Я предъявлю его». Замечу: Горацио – единственный из персонажей, переживший все и всех. Король, королева, Гамлет, Офелия, Лаэрт, Полоний… Даже Розенкранц и Гильденстерн, которые были вообще ни при чем, – все сложились! Горацио почему-то жив. Подозрительно…

– Ничего подозрительного, – поморщился Дастин. – Мы с тобой – расходный материал. А Горацио в пьесе – персонификация автора, если я правильно понимаю. Он обязан остаться в живых, дабы потом поведать всему миру, что нет повести печальнее на свете…

– Чем повесть о Розенкранце и Гильденстерне, – подхватил я. – Есть предложение! Немного сумасбродное. Как насчет того, чтобы не поспать сегодняшнюю ночку и поглядеть на призрака?

– Так он тебе и явится!

– Обязан явиться, – с жаром сказал я. – Помнишь первое действие «Гамлета»? Призрака видели все – офицеры стражи, Горацио, который специально привел принца посмотреть на тень его родителя… Следовательно, и мы увидим. Как, согласен?

– Есть один момент, наводящий на размышления, – после долгой паузы сказал Дастин. – Призраки обычно где появляются?

– Вспомни поучения вампира Эмиеля, – ответил я. – Сокровища ищи под алтарем, дракона – в пещере, а саркофаг – в подземелье. Значит, призрак должен бродить по замку. Причем обязательно в тех местах, которые были как-то связаны с жизнью и смертью его носителя. Ты к чему клонишь?

– К чему клоню? Старого короля убили в дворцовом саду, где он отдыхал, верно?

– Верно.

– Тогда почему же тень отца Гамлета фланирует лишь по площадке перед Эльсинором, а Лаэрт утверждает, будто внутри крепости его не видели ни разу? Любой призрак, наделенный хоть каплей логики, должен разгуливать по коридорам замка, по тронному залу и истошно завывать на месте своей гибели. Проклятое привидение не желает входить в Эльсинор, а старательно выманивает принца наружу. Закон нарушен! Слишком подозрительное привидение. Решено – ночью одеваемся потеплее и сторожим.

– Кажется, голова проветрилась, – сказал я. – Идем обратно.

Мы прошлись по широкому галечному пляжу, на котором пахло водорослями, солью и гнилой рыбой, свернули в поселок и добрались до площади, главными украшениями которой служили два культурных центра – церковь и кабак. За время нашей прогулки к оным развлекательным учреждениям добавились несколько повозок, одна из которых являла собой настоящую театральную сцену. Высокий борт фургона откинут горизонтально, закреплен подпорками и по углам украшен чадящими факелами. Вокруг – толпа местных. Смеются.

– Фигляры, что ли, приехали? – прищурился Дастин.