Знаменитые авантюристы - Роман Белоусов

И вот партия двинулась. Представьте себе, говорит Видок, пятьсот негодяев, большей частью пьяных (вино свободно продавали в тюрьме), горланящих песню галерников: «На нас красные куртки, вместо шляп колпаки, а галстуками мы пренебрегаем. Нам напрасно жаловаться, мы избалованные дети, и страх потерять заставляет держать нас на цепи».

Двадцать четыре дня длилось это путешествие. По прибытии в Брест всех обрядили в красные куртки и зеленые колпаки. На каждой робе — буквы GAL, на колпаке — железная бляха с номером, а на плече выжженное клеймо TF (каторжные работы). В придачу ножные кандалы.

Не буду рассказывать о том, что Видок и при этом пытался несколько раз бежать, однако неудачно. Наконец еще одна попытка увенчалась успехом, подтвердив его репутацию короля риска и мастера побегов.

Переодевшись в платье сестры милосердия Франциски, монахини, которая за ним ухаживала в тюремном лазарете, он наконец бежал, подпилив кандалы. Едва ли не самое трудное при осуществлении этого побега было справиться с головным убором монахини, довольно сложным сооружением. Непорядок в нем мог легко выдать беглеца. Но все обошлось — туалет мнимой монахини оказался безупречным, хотя юбки сильно мешали при быстрой ходьбе.

Не прошел Видок и получаса по нантской дороге, как услыхал три пушечных выстрела, возвещавших о его побеге.

В Нанте ему удалось раздобыть крестьянское платье, в котором он и продолжил путешествие. Путь его лежал в Аррас.

Приключения продолжаются

По дороге ему пришлось побывать в роли погонщика скота и пережить немало приключений.

Дома его не ждали. Родители считали непутевого сына давно погибшим. Пришлось сочинить длинный рассказ, который мало соответствовал тому, что случилось с ним на самом деле. Из его исповеди мать и отец уяснили лишь одно — их сын находится в бегах и ему грозит арест. Надо было подыскать надежное убежище. Решили поместить сына в окрестной деревеньке у бывшего кармелитского монаха, друга отца. В то время (шел 1798 год) священники совершали богослужения тайно, поэтому монах служил обедню в риге. Видок стал его помощником, для чего пришлось вновь облачиться в рясу. Свою должность он исполнял так ловко, что можно было подумать, будто ничем другим никогда и не занимался. Заодно стал помогать монаху и в обучении деревенских ребят. И с этой ролью он успешно справлялся.

Все шло хорошо, никто не подозревал, что молодой монах — это беглый каторжник. Подвело его сластолюбие.

Раз ночью, когда, движимый ревностью к науке, он собирался давать уроки одной своей ученице на сеновале, его схватили четыре дюжих парня, отвели в хмельник, раздели и высекли крапивой. После чего вытолкали на улицу голым, покрытым волдырями.

Незамеченным (благо была еще ночь) он добрался до дома своего дяди, проживавшего неподалеку. Здесь, посмеявшись над его несчастьем, его намазали постным маслом и сливками. Через несколько дней, совершенно выздоровев, неудачливый донжуан навсегда покинул свое укрытие.

Дома он показаться не смел — со дня на день могла нагрянуть полиция. Он решил отправиться в Роттердам, где нанялся матросом на корабль, назвавшись Огюстом Дювалем из Дориана. Паспорта никто от него не потребовал.

Судно, на котором служил Видок, было самым обыкновенным капером, и многие члены экипажа под стать Видоку скрывались от властей.

Видоку пришлось участвовать в абордажных схватках при захвате английских торговых судов, поскольку Франция находилась тогда в состоянии войны с Англией. Риск щедро оплачивался долей от захваченной добычи. Скопив порядочную сумму, он уже было подумывал о каком-либо честном занятии, как вдруг на судно пожаловала полиция для проверки. Случилось это все в том же злополучном для него порту Остенде, где корабль стал на якорь. Матрос без документов вызвал подозрение. Ему предложили сойти на берег и обождать в участке, пока не подтвердится, что он есть тот, за кого себя выдает.

На улице, не долго думая, Видок попытался улизнуть. Он был уже довольно далеко от стражи, но на беду споткнулся и упал. Преследователи настигли его, надели ручные кандалы, заодно изрядно поколотив прикладами и сабельными ножнами.

И вот он снова бредет в колонне арестантов. Его ждала все та же тюрьма Бисетр, куда он вновь попал весной 1799 года. Отсюда с партией приговоренных к каторге ему предстояло проделать путь до Тулона.

Его напарником, скованным с ним одной цепью, оказался знаменитый парижский вор Жосси по прозвищу Отмычка. В свете, где он обычно орудовал, его принимали за креола из Гаваны. Он выдавал себя за маркиза Сент-Аман де Фараль.

Приятная наружность, изящные манеры и умение прилично держать себя в хорошем обществе, костюм франта открывали перед ним двери богатых особняков. Он так свыкся со своей ролью, что, даже будучи скован цепью, среди каторжников сохранял изящные манеры и вел себя как аристократ. Видок обратил внимание на то, что каждое утро этот благовоспитанный вор целый час занимался своим туалетом, особенно ногтями рук, пользуясь великолепным несессером. Позже Видок расскажет о нем в своей книге, посвященной бывшим его дружкам и пережитым им самим приключениям.

После почти сорокадневного путешествия транспорт из пятнадцати фур, набитых арестантами, прибыл в Тулон.

Последовала знакомая процедура: раздали одежду каторжников и заковали в ручные кандалы. Затем всех разместили на корабле — плавучей тюрьме. Здесь еще раз всех переписали, отделили от остальных «оборотных лошадей», то есть беглых, вновь угодивших в силки закона. Этих заковали в двойные цепи. Побег увеличивал срок на три года. Видока, оказавшегося в числе закоренелых, как и остальных таких же, освободили от работы, дабы исключить возможность побега.

Прикованный к скамье, вынужденный спать на голых досках, пожираемый насекомыми, униженный жестоким обращением, страдая от недостатка пищи, Видок скоро приобрел жалкий вид. Недаром о тулонской каторге шла дурная молва — по сравнению с брестской содержание здесь было намного хуже.

Каких только злоумышленников и злодеев не повстречал он тут. Таков был и некий Видаль, сокамерник Видока.

В четырнадцать лет он стал членом шайки убийц, эшафота избежал лишь благодаря своей молодости. Его приговорили к 24 годам, но, едва переступив порог тюрьмы, он во время ссоры ножом убил своего товарища. Содержание в тюрьме заменили каторгой. Здесь ему представился случай «отличиться». Случилось, что однажды не оказалось в городе палача и некому было совершить казнь. Видаль с готовностью предложил свои услуги. Такая практика тогда, во время революции, и позже имела место. Палачи-добровольцы, в отличие от таких, скажем, как все тот же Сансон, унаследовавший свою должность от отца, по происхождению ассенизатора и живодера, не обладали тем искусством, что профессионалы. Но к помощи их вынуждены были прибегать во время массовых казней, когда палачей не хватало.