Шторм в Гавани Ветров - Лиза Татл

Ступени завершились широкой каменной платформой, и Марис развернула крылья. В них ударил ветер, они потянули ее, когда она еще только закрепляла последние сегменты. Фиолетовая мгла бури словно зачернила серебристый металл, а закат отбрасывал на ткань алые полосы, точно раны, из которых сейчас польется кровь. Марис заторопилась. Надо опередить бурю, использовать ее фронт, чтобы набрать скорость. Она закрепила ремни, в последний раз проверила крылья, и ее пальцы сомкнулись на привычных упорах. Два быстрых шага – и она бросилась с обрыва, как делала несчетное количество раз. Она отдалась объятиям своего давнего и верного возлюбленного – ветра – и полетела.

На горизонте блеснула молния – замерший на миг трезубец у восточного края неба, – ветер сразу ослабел, размяк, и она начала падать. Сделав вираж, Марис нащупала более мощную струю воздуха. Тут стремительно, как удар хлыста, на нее обрушилась буря. Откуда-то с дикой силой налетел ветер, а когда она отчаянным усилием попыталась опереться на него, сменил направление. И еще раз. И еще. Дождь хлестал ей в лицо, молнии ослепляли, в ушах стоял несмолкаемый гром.

Буря швырнула ее назад, перевернула, словно игрушку; она оказалась лепестком, закрученным вихрем. Ее кидало из стороны в сторону, голова кружилась, в глазах темнело, и Марис поняла, что падает. Обернувшись через плечо, она увидела, что на нее мчится гора – отвесная, мокрая каменная стена. Она рванулась прочь, но сумела лишь повернуться в свирепых объятиях ветра. Левое крыло задело выступ, сложилось, и Марис с воплем опрокинулась набок. Она попыталась лететь на одном правом, зная, что это невозможно. В ее угасающем сознании мелькнула последняя ясная мысль: это конец.

Море подхватило ее, пожевало и выплюнуло. Ее нашли на следующий вечер, искалеченную, без сознания, но живую, на каменистом берегу в трех милях от скалы летателей Тайоса.

Много дней спустя Марис очнулась старухой.

В течение первой недели она оставалась в полубессознательном состоянии и потом почти ничего не помнила. Боль, если она шевелилась и если лежала неподвижно, смутное пробуждение и новое погружение в сон. Она почти все время спала, и сны казались ей такими же реальными, как постоянная боль. Она брела по бесконечным подземельям, пока страшная судорога не сводила ноги, но не находила лестницы, которая вывела бы ее к небу. Она падала в недвижном воздухе снова и снова – в безветренную погоду ее сила и умение не играли никакой роли. Она выступала перед сотнями Советов, но ее слова сливались в такое тихое бессвязное бормотание, что никто ничего не слышал. Ее сжигал нестерпимый жар – она была неподвижна. Кто-то забрал ее крылья, крепко связал руки и ноги. Марис тщилась привстать, заговорить. Ей надо было лететь куда-то с неотложной вестью, а она не могла шевельнуться, не могла произнести ни слова и не знала, мокры ее щеки от дождя или от слез. Кто-то вытирал ей лицо и поил густой горькой жидкостью.

Однажды Марис осознала, что лежит в большой кровати возле пылающего очага, укрытая тяжелыми одеялами и мехами. Ей было невыносимо жарко, она старалась скинуть одеяла – и не могла.

В комнату как будто входили и выходили люди. Некоторых, своих друзей, она узнавала и просила их снять с нее одеяла, но они словно не слышали, хотя часто присаживались на край кровати и разговаривали с ней о таком давнем, словно оно происходило сейчас, и она путалась. Но запутанным было все, и она радовалась, что хотя бы ее друзья с ней.

Приходил Колль и пел свои песни. Его сопровождал Баррион – сверкала его быстрая улыбка, рокотал могучий бас. Старенькая согбенная Сина присаживалась на краешек кровати и молчала. Один раз пришел Ворон, весь в черном, до того красивый и отважный, что у нее вновь защемило сердце от тайной любви к нему. Гарт принес ей горячую киву и так насмешил своими шутками, что она не смогла даже пригубить. А в дверях стоял Вэл Однокрылый, как всегда невозмутимый, и смотрел на них. Часто приходили С’Релла, чтобы поделиться воспоминаниями, и Доррель – ее первая любовь и испытанный друг. В тумане боли и путаницы его присутствие утешало ее. Приходили и другие – старые любовники, которых она не чаяла повидать снова, появлялись перед ней, умоляли, обвиняли и исчезали, не сказав ни слова в ответ на ее вопросы. Коренастый, белокурый Т’мар одаривал ее своими поделками из камня, и Холланд, могучий чернобородый певец, совсем не изменившийся с той поры, когда они жили вместе на Малом Эмберли. Тут она вспомнила, что он давным-давно пропал в море, и заплакала, не различая его сквозь слезы.

Навещал ее и какой-то незнакомец. Но почему незнакомец? Она узнавала прикосновения его бережных умелых рук и музыкальный голос, зовущий ее по имени. В отличие от остальных он приближался к ней, поддерживал ее голову, кормил горячим молочным супом, поил душистым чаем и густой горькой настойкой, от которой она засыпала. Марис не знала, где и когда видела его раньше, однако радовалась ему. Он был невысоким, щуплым, но жилистым. Бледная кожа, покрытая старческими пигментными пятнами, туго обтягивала скулы и лоб; легкие серебряные волосы начинались далеко от линии лба, выглядевшего очень высоким. Глаза под мохнатыми бровями в паутине мелких морщин поражали яркой голубизной. Он приходил часто, он знал ее – но Марис не могла вспомнить, как его зовут.

Один раз, когда он стоял рядом, Марис вырвалась из полусна и пожаловалась, как ей жарко, – пусть он снимет с нее одеяла.

Но незнакомец покачал головой.

– У тебя жар, – сказал он. – В комнате холодно, а ты очень больна. Тебе необходимо тепло.

Ошеломленная тем, что призрак вдруг ей ответил, Марис попыталась сесть, чтобы рассмотреть его получше. Но тело отказалось подчиниться, а левый бок пронзила боль.

– Осторожней! – сказал он и положил ей на лоб прохладные пальцы. – Не двигайся, пока не срастутся кости. Ну-ка выпей! – Он прижал к ее губам гладкий край чашки. Марис почувствовала знакомую горечь и послушно выпила, а когда опустилась на подушку, напряжение и боль рассеялись. – Спи и ни о чем не тревожься, – пожелал он.

– Кто ты?.. – с трудом выговорила она.

– Меня зовут Эван, – ответил он. – Я целитель и ухаживаю за тобой уже много недель. Ты поправишься, но пока еще очень слаба. Тебе необходимо больше спать, чтобы восстановить силы.

«Много недель». Эти слова испугали ее. Как же ее искалечило, если столько времени она провела в доме целителя?!

– Г-где?

Он прижал тонкие сильные пальцы к ее губам.

– На Тайосе. Но хватит вопросов. Я все расскажу тебе позднее, когда ты окрепнешь. Засыпай! Дай своему организму исцелиться.

Марис перестала бороться с волнами сна. Он сказал, что она поправляется и должна беречь силы. Уже засыпая, она подумала: только бы не этот сон о кратком жутком полете сквозь бурю и ударах, изувечивших ее тело.