Рассказы - Вячеслав Морочко

— Извините, мне кажется, тема раскрыта достаточно полно… даже, может быть, слишком…

— Вот, вот! Вы и сами заметили…

— Что заметил?

— Как бы это сказать… У вас умная девочка…

— Так в чем же беда?

— Вы не поняли?!

Игорь Борисович отрицательно покачал головой.

— А если подумать! — советовал преподаватель. — Ну? Ну? — глаза его за тонкой оправой излучали доброжелательность, а жидкие брови лезли на потный лоб. — Ну? Ну же! — понукал он. — Не понимаете?! Тогда нам не о чем разговаривать!

— Вы же сами сказали про строгие требования…

— Сказал. Что — из этого?

— Разве умные вам не нужны!?

— Не цепляйтесь к словам!

Когда Ирина вернулась из института, мать старалась ее успокоить, а дочь твердила одно: «Мама, миленькая, я успокоюсь… Только вы покажите мне правду… хоть в щелочку!» Игорь Борисович даже не знал, что сказать, он подумал, если развитие мира, и в самом деле, «идет по спирали», то сам он, должно быть, где-то ошибся витком.

Леопольду не мешали спать даже крики, пока в них не слышалось завывание «псов усталости». Чаще всего это было в субботу, когда сказывались все случившиеся за неделю напасти. Чуя неладное, еще не проснувшись, малыш начинал действовать. Cначала, привлекая внимание, он грациозно потягивался, а если «собаки» не замолкали, уморительно свешивал лапы с тахты: картинкой просто нельзя было не залюбоваться. Но если не помогало и это, котенок вставал и, щурясь на свет, начинал восхождение: с подушки тахты — на полку серванта, оттуда — на спинку тахты и дальше — на крышку серванта. Изящный и ловкий, он проходил сквозь шпалеры флаконов и вазочек, не задев ничего, и там, наверху, расправлял белоснежный свой воротник. Чуть склонив на бок голову с изображением буквы «М» выше глаз, подоткнув себя пышным хвостом, он устраивался Верховным Арбитром, вопрошая беззвучно: «Ну что, мои милые, не накричались еще?» И, «поджимая хвосты», «злые псы» отступали. Ольга Сергеевна брала Леопольда на руки и причитала целуя: «Лепушка, ты у нас самый умный, самый красивый' Ты один меня понимаешь!» — сердиться она уже не могла, и лица домашних светлели. В растроганных объятиях хозяйки было не слишком уютно, но он говорил себе: «Ладно, потерпим… Только бы наша взяла.»

12

Как-то вечером, когда старшие вернулись с работы, в дверь позвонили. На пороге стояла высокая женщина в норковой шубке, — ликом яркая, голосом зычная. Осведомилась: «Здесь проживает Ирина Кошко»?

— Здесь… Но она еще в институте… — ответила Ольга Сергеевна, не отрывая взгляда от норки.

— Тем лучше, — сказала гостья втискиваясь в щель прихожей и, обводя взглядом видимые оттуда пределы квартиры. — А вы, как я понимаю, Кошко-родители! — произнесла она слитно, как, например, произносят «листопрокатный» — А мы вот — Ничипуренки!

— В школе у Иры была подружка — Ничипуренко, — вслух вспомнила Ольга Сергеевна.

— То моя дочка, — ответила гостья, — но дело — не в ней. Недоумение этих Кошко, видимо, доставляло ей удовольствие: они еще не догадывались, какое счастье им подвалило. Прямо в мокрых унтайках шляясь по комнатам, она признавалась: «Мне у вас нравится… Чисто. Мебель, правда, убогонькая, но с этим Платон Петрович что-нибудь придумает».

— Извините, Платон Петрович… он кто? — робко поинтересовалась хозяйка.

— Мой муж, а стало быть — папа Володи.

— Так… а Володя, выходит, — сынок? — догадалась Кошко.

— А меня называйте «Прасковья Филипповна», — разрешила «норка». Игорь Борисович, ошибочно истолковавший интерес, с каким гостья заглядывала в совмещенный санузел, кладовку и спаленку, невпопад сказал: «Прасковья Филипповна, извините, вы, верно, к нам по обмену? Так мы не меняемся».

— Фу ты. Господи! — возмутилась Ничипуренко, в свою очередь ошибочно увязав чужие слова с тем, что держала в уме. — Уж больно вы скорые! Дайте срок — будет им и обмен!

— Простите, кому это им? — не понял Кошко.

— Вашей доченьке с нашим Володенькой! А кому же еще!? — подивилась его недогадливостью Прасковья Филипповна.

— Батюшки! Так вы к нам — вроде как свататься! — всплеснула руками Ольга Сергеевна.

— Сразу — и «свататься»! Какие, ей богу, нетерпеливые!? В этом деле нельзя торопиться… Я и подумала, раз Ирина Володеньке нравится, — схожу-ка, взгляну на родителей: что за народ и что там у них за квартирка… На личико ваша девочка вроде бы миленькая, а вот телесами не вышла: росточком мала и уж больно худая.

— Мы тоже не великаны, — развел руками хозяин.

— Не слепая — заметила, — подтвердила Ничипуренко. — Мне сказали, днем Ирина работает, вечером учится в вузе…

— Девочка так устает! Так устает! — пожаловалась Ольга Сергеевна.

— Положитесь, милочка на меня! Уж мы перетащим ее на дневной факультет.

— Это как «перетащите»?! — удивился хозяин.

— Что «как»?

— Как это можно устроить?

— Шутить изволим? — не поверила гостья.

— Помилуйте, я не шучу!

— Ну знаете… Вам действительно невдомек, почему ваша дочка-отличница не прошла на дневной факультет?

— Невдомек.

— Ну а если подумать? Ну? Ну! — понукала она точно так же, как тот потливый словесник из приемной комиссии… — Ладно, позже поймете, товарищ Кошко, — успокоила Ничипуренко и подмигнула Ольге Сергеевне, в которой сразу же углядела «главу».

И тут его осенило: он должен был сообразить, что девочка не получила нужного бала потому, что имела папашей кретина, забывшего за философскими мудростями, что родители как-то сменили фамилию «Кац» на «Кошко». Смысл вроде бы не поменялся… А человек «на минутку» запамятовал о лице, на котором написано, что он — все еще Кац… как и дочь.

— А отчего бы Володе к нам не зайти? — осмелела хозяйка. — Нам тоже хотелось бы на него посмотреть.

— Резонно. Он обязательно вам понравится.

— Главное — чтобы Ирине понравился, — вставил слово Кошко.

— Правильно рассуждаете, — поощрила Ничипуренко. — Володенька уже несколько раз встречал у сестры вашу дочку… И как только мальчик признался, что хочет с ней познакомиться, я тут же к вам и примчалась: нельзя же позволить ребенку встречаться с кем приведется.

— Это как же!? Выходит они не знакомы! — поразился хозяин. — Он что у вас еще школьник?

— Бог с вами! — всплеснула руками «норка». — Володя уже — аспирант!

Должно быть, она не могла взять в толк, чем приворожила к себе ее мальчика «эта пигалица — Кошко».

Ольга Сергеевна наклонила голову и стиснула зубы: ее душил смех. Она не хотела обидеть Ничипуренко и, отвернувшись, сказала: «Конечно, кому же, как не родителям, думать о детях».