Листы дневника. Том 2 - Николай Рерих

В 1923-м году у маленького антиквара в Париже мы нашли палитру Мане с мастерски сделанным наброском головы и С подписью. В ту минуту с собою денег не было, и мы поспешили вернуться в отель, чтобы взять необходимые франки. Велико было наше огорчение, когда, вернувшись, мы узнали, Что немедленно после нас кто-то купил и унес эту палитру. Но не только во Франции постоянно упоминалось имя Мане. Сейчас в Гималаях нами получена последняя монография Роберта Рея, сопровожденная сотней красочных и однотонных воспроизведении. Какая хорошая книга! Текст составлен умело и рельефно. Ничего лишнего, но доброжелательно собраны вехи жизни. Среди воспроизведений встречаем и наших давяих друзей, о которых всегда приятно вспомнить. Кроме того, Имеется и ряд вешей, мало воспроизведенных или вообще новых. Таким образом, заботливо собрано все творчество мастеpa в его характерных проявлениях. Конечно, у Мане до пятисот одних больших картин, из которых лишь сравнительно небольшая часть вошла в монографию. Но все же даны именно те путевые знаки достижений, которые выражают облик художника. В приложенной библиографии, конечно, перечислены лишь главнейшие статьи и заметки, но и по ним можно судить, как кристаллизовалось общественное мнение о мастере.

Особенно любопытны выдержки из разных художественных критик. Можно видеть, как в этих суждениях делилось общественное мнение. Одни устремлялись к будущему и воздавали дань смелым поискам, а другие уходили под черепаший щит, увязая в тине ретроградства. Любопытно суждение некоего в свое время известного критика (мир его праху), сказавшего: "На выставке имеются холсты Мане. Пройдем мимо! Один известный иностранный художник сказал мне: "Вот, до чего дошло французское искусство". Но я подвел его к картине Жюля Бретона со словами: "Вот оно, искусство Франции". Любопытнее всего то, что именно Жюль Бретон во время недавней всемирной выставки в Чикаго был выброшен с выставки как образец тривиальности и пошлости. Конечно, мы бы не стали изгонять Жюля Бретона, который является характерным для определенного направления. Может быть, для многих оно будет скучным и стиснутым уже изжитыми формами, но всетаки ему нельзя отказать в известном чувстве и непосредственности выражений.

Среди критических суждений о Мане особенно ярко обозначилось, что лучшие люди во главе с Золя сразу почуяли истинный талант, а все те, которые ужасались и старались унизить творчество Мане и сами остались униженными или, вернее, забытыми в своих могилах. Давно говорилось: "Скажи мне, кто твои друзья и враги, и я скажу, кто ты есть". И теперь, когда героическое достижение Мане стоит незыблемо, можно видеть правоту старинной пословицы. Признавшие Мане и сами были большими людьми, а серые отрицатели и завистники были теми, кого Мане по природе своей и не мог бы назвать своими друзьями.

От первых школьных лет имя Мане являлось для меня ободряющим. Он помогал мне ощущать значительность искусства и новых исканий. Он всегда оставался молодым и теперь, через полвека, искусство Мане не только не утеряло своей свежести, но, как и всякое истинно героическое деяние, оно растет и приносит радость.

Вот мы погоревали вместе с Александром Бенуа о безрадостности Салона и порадовались вместе с Робертом Реем о свежести искусства Мане. Бенуа правильно печалится, не усматривая в Салоне новых задач, новых исканий. Точно бы где-то стоит удобное кресло, манящее к спокойной тихонькой работе, и в таком упокоении выдыхается поступательная человеческая энергия. Тут-то и бывает конец всякой радости. Ведь радость есть сильное чувство, и оно рождается от напряжения энергии. Молодежь стремится к радости и напрягается в тщетных поисках этого обновляющего вдохновения. Поможем всем молодым на этих путях к радости. Если они найдут эту искру, то ведь она озарит все и будет радостью общечеловеческою. Представьте себе всю землю, лишенною всех произведений искусства, и вы получите облик безотрадного отчаяния. Много раз приходилось писать о вандализмах. Люди отлично знают, что обнажая стены, они точно бы уносят цветы жизни. За последние годы можем перечислить множество вандализмов и зверских разрушений. Длинен список всего невозвратно погибшего. Не пора ли не только правительствам, но всем обывателям подумать о том, чем является искусство для всей эволюции. Невозможно насильственным приказом сделать людей культурными. Человек должен сам захотеть приобщиться к познанию и тем открыть врата радости. Из глубин веков звучит: "Радость есть особая мудрость".

1 Января 1939 г.

Публикуется впервые

Продажа душ

Сколько бедствий! Со всех концов пишут о разрушениях, об утеснениях и о всяких человеческих несчастьях. Через все эти темные стекла вы можете разглядеть еще одну беду, которая не произносится. Пожалуй, слово о ней будет сочтено бестактным и неуместным в наш век великих цивилизаций! Хорошо, еще если при этом можно не сказать: "в наш век культуры"!

Под разными, иногда очень пышными наименованиями, творится злое дело, позорное для человечества. Говорят очень выспренне об изменении границ, о всяких присоединениях; кто-то не удержится, чтобы не произнести слово "аннексия"… Среди всех этих прилично причесанных собеседований никто не решится вспомнить о том, что беззастенчиво происходит продажа душ человеческих.

Сейчас никто не говорит о войне. Вместо войны придумано новое бесстыдное определение — замирение. Таким образом, прекрасное слово мир включается в понятие лицемерия, ханжества и лукавства. При этом все знают, что от изменения границ, от аннексий, от агрессий и всяких "замирений" происходит неприкрытая продажа душ человеческих.

Представим себе глубокую трагедию мирного жителя, которому "по щучьему велению" вдруг говорят, что он сделался другою народностью, что он должен отказаться от предков, от всего обихода и ради спасения головы своей должен спешно приобрести чужой несвойственный ему строй жизни. Ему скажут, что он ради чьих-то соображений перестал быть самим собою и продан вместе со многими другими вещами какому-то пришлому завоевателю.

Могут сказать, что завоевания происходили испокон веков, и это зло неизбежно. Но в то же время будут называть прошлые века варварством, а теперь будут кичиться какою-то цивилизацией и даже будто бы культурою. Все скажут, что прежде были нравы дикие, но теперь под влиянием гуманистической философии природа человеческая утончилась, и уже невозможными стали грубые убийственные преступления. Неправда ли, ведь и такое притворство можно нередко сейчас услышать? Люди будут гордиться не ими сделанными открытиями и научными достижениями и, как обезьяны, превратят эти сокровища в средства убийства, поношения и рабства.