Листы дневника. Том 2 - Николай Рерих

Не раз во время своих путешествий Крэн подвергался большим опасностям, но ничто и никто не могли остановить его. В Ираке только по счастливой случайности Крэн не был убит разбойниками. А сколько несправедливых толкований вызывали его лучшие гуманитарные деяния! Необычайна была любовь Крэна к Востоку. Он не только устремлялся к Востоку, но и глубоко любил его красоту. Не мимолетным туристом проезжал Крэн по Азии или Египту, — он входил туда как свой человек, как друг, точно бы давным-давно живший в этих странах.

Для нас, русских, имя Крэна особенно дорого. Он много раз бывал в России, знал и ценил народ русский и восхищался русскою стариною. Последний раз он был в Москве около двух лет тому назад. У нас лежит замечательное его письмо, в котором рассказаны положительные впечатления этой поездки. Мнение такого знатока души человеческой чрезвычайно ценно. Если бы у народа русского побольше было таких искренних друзей!

Среди собирательства Крэна русское и восточное искусство занимают особое место. У него было много русских картин, были ковры. На стенах его домов и поместий были и Самарканд, и Афон, и Ростов Великий, и Бенарес, и Тибет, и Гималаи — словом, все, к чему устремлялась его многовмещающая душа. В преклонных летах уже после тяжкой болезни Крэн хотел еще раз приобщиться хотя бы к Ближнему Востоку. В минувшем сентябре он успел побывать в Египте и еще раз Взглянул на величие пирамид.

Перед самым отходом Крэн захотел иметь мою картину "И Открываем Врата". Душа его уже устремлялась к открытым вратам, туда, где живет вечная красота и где мысль творит будущую счастливую жизнь. Чарльз Крэн опочил 14-го февраля. Память его будет почтена во всех частях света. Его множайшие и разнообразнейшие друзья сохранят в сердце своем лучшие чувства об этом великом друге человечества.

8 Февраля 1939 г.

Публикуется впервые

Мечты

Многие мечты исполнились. Хотелось приобщиться к Индии, и вот уже шестнадцать лет, как мы связаны с нею. Хотелось познать Тибет, и мы прошли его насквозь. Хотелось пожить в юрте- и в юрте пожили… Мечталось об охранении народных культурных сокровищ, и Знамя-Охранитель прошло по миру. Мечталось об искусстве как о светлом посланце, и вот именно искусство шествует по миру и каждый раз, при каждом выступлении поминается, как благодатны воздействия искусства. Мечталось, чтобы русское искусство не только имело свои отделы в иностранных музеях, но чтобы в Европе был Русский музей. И вот такой музей состоялся. Мечталось о том, чтобы великий Новгород, великий Киев и другие исконные русские города были объявлены городами-музеями. И вот и эта мечта исполнилась — великий Новгород уже объявлен городом-музеем.

Недавно Конлан писал, что наша экспедиция была отражением уже давно написанных, предвиденных картин, что же, и это правильно. Конлан вспоминает "Половецкий стан", написанный в 1906 году, и указывает, что потом мы жили именно в таких же юртах. Вспоминается, что еще ранее писалось об Индийском Пути. К тому же времени относится и картина "Девассари Абунту", а затем "Граница Царства" (где она находится?). Еще раньше, в 1904 году, в собрании зодчих уже читалось о необходимости всенародного и всечеловеческого охранения культурных сокровищ. Подобно Красному Кресту, план такого международного охранения прошел через многие мытарства и препятствия. Но все-таки теперь — где самими правительствами, а где общественными учреждениями — уже принимается идея Пакта об охранении всего прекрасного и научного. Вспомним и разные другие мечты и по искусству, и по школьному делу, и по многим жизненным проблемам. Немало дум о всех этих областях уже вошло в жизнь. Появились Институты Объединенных Искусств, развились всевозможные кооперативные начинания. Все это драгоценно вспомнить — значит, думалось по правильному руслу. Выходит, что мечта недаром называется легкокрылой, у нее добрые крылья. И где положите вы границу между мечтою и предвидением? И где граница мысли? И не есть ли всякая действительность следствие мысли? И знаем ли мы, где всходят посевы мысли? И в каких таких сроках они претворяются в действительность? Охраним мечту как лучший мост к построению действительности. Дозволяется мечтать художникам и поэтам, но пусть помечтает и все человечество. Из мечты доброй родится и добрая действительность.

1 Марта 1939 г.

"Из литературного наследия"

Петров-Водкин и Григорьев

На днях поминали Щуко и говорили: еще один ушел! А теперь нужно сказать: еще ушли! Сразу два — оба сильные, оба в полной мере таланта, опыта, творчества. Оба они были различны, но потенциал их был велик и серьезен. Именно это были серьезные художники. Трудно сказать, кто из них удельно был больше. Стоит вспомнить некоторые вещи Григорьева, и он покажется сильнее, но затем представить крепко спаянные, творчески пережитые картины Петрова-Водкина, и перевес склонится на его сторону. Петров-Водкин не писал "Расея", но действенно работал для народа русского. Григорьев же хотя и много думал о "Расее", но чуждался ее, а подчас и громил ее огульно и несправедливо. Это было причиною нашего расхождения. Может быть, Григорьев своеобразно любил "Расею", но облик ее он дал в таком кривом зеркале, что жалеешь об искривленности. В своих странствованиях по всем Америкам Григорьев среди всяких столкновений получил и язву раковую. Чили заплатило ему вперед жалованье, но просило уехать немедленно. Рисунки для модных платьев в Гарперс Базар тоже не могли радовать природного художника. В последний раз мы виделись в Нью-Йорке в 1934 году. Григорьев нервно и настойчиво рассказывал об увлекательности работы для модного журнала, но в кипении желчи сказывалось терзание заплутавшегося путника. Все-то он сворачивал против Расеи, твердил, как хорошо ему за границей, но тут-то и не верилось ему. Все-то будто бы было хорошо и прекрасно и удачно, но глаза говорили о совсем другом. Ту же двойственность подметил и А. Бенуа, когда писал о последней выставке Григорьева в Париже.

Совсем иначе вышло с Петровым-Водкиным. В самом начале его упрекали в иностранных влияниях. При всей его природной русскости о нем говорили как об иностранце, о французе и старались найти манерность в его картинах. Но манерности не было. Был характерный стиль. Петров-Водкин неоднократно бывал за границей, но не мог там оставаться. Его тянуло домой, а дом его была русская земля. Русскому народу Петров-Водкин принес свое художественное достояние. Он учил русскую молодежь. Учил искусству серьезному, учил познанию композиции и техники.

Молодая русская поросль сохранит глубокую память о том, кто и в трудные дни принес свое творчество русскому народу. Хорошее, крепкое творчество. Не натурализм, но ценный реализм, который может вести сознание народное. Большая брешь в "Мире Искусства" — Яковлев, Щуко, Григорьев, Петров-Водкин. Ушли преждевременно! А сильные люди, сильные художники так нужны!