Сахар на обветренных губах - Тата Кит

— Девочки должны носить платья, а не эту рванину.

Я не стала отвечать на её выпад. Себе дороже. Молча отошла в сторону, чтобы её образцовый сынок смог взять у неё большую спортивную сумку с продуктами.

— Я тут напекла пирогов и сварила тебе нормального борща, Борюсик. Твоя-то нихрена не умеет, — вещала эта ведьма, на что мама, стоящая передо мной, шумно вздохнула, но тоже промолчала. — Катюша, солнце, подойди, обними бабушку, — вот для кого эта ведьма становилась нежной и ласковой. Я и мама всегда воспринимались ею только в качестве прислуги, которая обязана обхаживать её сыночка.

Моя мама — потому что должна быть благодарна за то, что её золотой сынок принял её с подкидышем. А я — очевидно, примерно по той же причине, только из чувства благодарности, что он воспитывает меня, как родную.

Знала бы она, как он меня воспитывает… Хотя, думаю, она бы возмутилась, что он слишком мягок.

— Привет, бабуля, — Катя обрадовалась ей натянуто, приобняла для галочки и тут же отошла в сторону, встав рядом со мной.

— И что вы все встали тут? Музей вам, что ли? — возмущенно потрясла щеками старуха. — Чай я сама себе наливать буду?

— Да, мама, проходите к столу, — мама с нажимом произнесла слово «мама». Она всегда акцентировала на нём внимание, чтобы старуха не цеплялась за неуважительные интонации в её адрес.

— Исхудал, — ворчала ведьма, выкладывая на стол из сумки вонючие продукты в газетах и пакетиках, пока я, глядя на жирное пузо отчима, пыталась понять, в каком именно месте он исхудал. — Совсем тебя не кормят? Эта… — кивнула она в мою сторону. — …вон какая кобыла, уже сама могла бы обеспечивать семью, а не сидеть у тебя на шее, Борюсик. Ты же зашиваешься на работе! Каждый день!

Отличительная особенность этой ведьмы говорить о ком-то в его же присутствии так, будто этого человека рядом нет.

— Мама, ну, ты же понимаешь, что я всё для семьи? Себя не жалею. Так уж ты меня воспитала.

— Конечно, понимаю, Борюсик.

Очень сложно слушать весь этот бред и не заржать, поэтому я предпочла аккуратно проскользнуть в свою комнату, чтобы взять полотенце и гигиенические принадлежности, чтобы по-быстрому помыться, пока мать дьявола песочит мою мать.

На всё у меня ушло минут десять. Когда я вышла из душа, старуха ворчала на маму за то, что шарлотка вышла сухая и пресная. Ничего нового. Она всегда цепляется к одному и тому же.

В своей комнате я быстро переоделась. На завтрак сегодня даже не стала надеяться. Пока эта ведьма здесь, мне в горло кусок не полезет. Я уж молчу о том, что она посчитает каждый кусок, а потом предъявит мне, что я много жру. А такое уже бывало и неоднократно.

Из комнаты я сразу прошла в прихожую, чтобы быстро одеться и уйти.

— Я что пришла-то… — услышала я громкий голос старухи. — У меня в выходные юбилей. Не забыли?

— Ты что, мама?! Конечно, мы помним, — какая потрясающая актерская игра у отчима. Такого отвратного хорошего мальчика ещё надо суметь изобразить. Но самое ужасное, что это он не старается. Он действительно боготворит свою мать, считая её едва ли не святой женщиной.

— Так вот… — продолжила тем временем старуха, уже что-то жуя. — В квартире моей надо убраться. Генеральную провести хорошую. Гости приедут. Не пылью же им дышать, в самом деле?

— Мама, можешь не переживать. Девчонки всё уберут, — заверил её отчим.

— А я и не переживаю. Я хочу напомнить о том, что всё должно блестеть.

— Я не смогу, — тут же крикнула я из прихожей. — У меня учёба и работа всю неделю.

— Эта кобыла, вообще, хоть что-нибудь по дому делает? Или только жрёт и срёт? Раз в год попросила её по-хорошему помочь мне… — старуха негодовала.

— Алёнка останется со мной, мам. Дома уберется. У нас тоже надо прибраться, — успокоил её отчим.

— Я вижу, — высокомерно выплюнула старуха. — Как в свинарник зашла…

Я предпочла не слушать, что ещё она может сказать, и поскорее сбежала из квартиры, заглушив мысли громкой музыкой в наушниках.

Хоть и настали первые дни весны, но потеплением на улице пока не пахло. Снег стал грязным и серым. Говорят, что так он быстрее растает. Скорее бы уже. Хочется тепла хотя бы на улице.

У крыльца универа я встретила Милану, которая с понурым видом выходила из машины. Дверь ей открывал, похоже, водитель, существование которого она профессионально игнорировала. Её ждали две подружки, успевшие окинуть меня брезгливыми взглядами. Ведь это я виновата в бедах их королевы, которой теперь вместо того, чтобы ездить за рулем своей машины, приходится ездить на пассажирском с водителем. Бедная девочка.

В коридорах универа с утра нет никакой суеты. Народ ещё не до конца проснулся, хоть и пытается изображать деятельность. Вяло текущий поток людей разбредался по кабинетам или лип к подоконникам и батареям.

У подоконника остановилась и я. Ленивым взмахом руки поздоровалась с одногруппниками, которые ответили мне примерно тем же. Пока из них не проснулся никто. Некоторые парни оказались расслабленными настолько, что просто стекли по стене и села на полу, подтянув колени к груди. Хорошо, что коридор, в котором мы сегодня ждали препода для пары, оказался достаточно широким, чтобы в нем можно было столь вальяжно сидеть.

Одним ухом я слушала музыку в наушнике, а другое оставила открытым, чтобы слушать и контролировать происходящее вокруг.

Вадим мне сегодня с утра не писал и не обещал появится к первой паре, поэтому его я особо не ждала. Мне кажется, с его ночными катками ранний подъём для него равен пытке.

Скрестив руки на груди, я стояла у окна и иногда поднимала голову только для того, чтобы поздороваться со спешащими куда-то преподавателями. Вот те единственные люди в универе, которые с утра бывают бодры, а кто-то даже весел.

— Константин Михайлович, ну, как же вас так угораздило?! — сокрушался смутно знакомый женский голос, а я, какого-то чёрта, рефлекторно подняла голову на звук знакомого имени и тут же об этом пожалела.

По коридору, совершенно никуда не спеша, шёл Одинцов, а на его покалеченной в пятницу руке висела та самая преподавательница, которая явно неровно к нему дышала. Наманикюренными длинными пальцами она робко держала его кисть, поглаживала заклеенные пластырем костяшки и с неподдельной тревогой заглядывала в океанические глаза.

— Всё хорошо, Светлана Валерьевна. Просто рука сорвалась с ключа, когда