Бывший муж моей мачехи (СИ) - Либрем Альма

— Я дала шанс нашему ребенку, — прошептала я, — и своей матери. Теперь я могу быть уверена хот бы в том, что они получат своё право на счастье. Но я не уверена, что я смогу отпустить эти полтора месяца, Олег. Пока что, останавливаясь рядом с тобой, я вижу её тень. И я не могу избавиться от этого вот так просто, по щелчку пальцев, махнуть рукой и быть уверенной в том, что Викки исчезнет. А значит, я не смогу быть с тобой. Не тогда, когда подозреваю тебя в том, что всё это было только ради того, чтобы её вернуть.

— Но ты же видишь, что…

— Что тебе наскучила одна игрушка и ты выбрал другую. Или что ты испугался настоящих чувств. Или что отомстил, а потом подумал, что, возможно, зря это сделал, — вздохнула я. — Это не будет быстро, пойми меня. Я переступила через себя. Я согласилась жить в этом доме, хотя я его искренне ненавижу. И я готова сыграть счастливую при маме. Но взаимности от меня не жди. Мне нужно время. И, возможно, целая вечность. Ты готов дать мне это время?

Я серьёзно взглянула на него, надеясь, что он сейчас будет искренен. Не попытается отшутиться, найти миллион поводов быть несерьезным, поиздеваться надо мной, подколоть, совершить что-нибудь такое, что мне даже прощать его не захочется.

Олег молчал несколько минут. Он смотрел мне в глаза, изучал моё лицо, всё ещё обнимал меня одной рукой, как будто надеялся, что таким образом с легкостью сумеет меня удержать, если я вдруг надумаю убегать. Но я больше напоминала закостеневшую статую, не способную сдвинуться с места, чем живого человека. Сыграть роль полноценной женщины я пока что была не в силах.

— Ты права, — наконец-то вздохнул Олег. — Тебе надо время. Я дам тебе его столько, сколько потребуется. Но я надеюсь, что у меня есть право заботиться о тебе?

— Да, — мягко улыбнулась я, сомневаясь в собственной искренности. — Конечно. В первую очередь мы должны думать о здоровье нашего ребенка.

И здоровье моей мамы.

— Но пока что, — я отстранилась, — я хочу побыть одна. И надеюсь, что ты дашь мне такую возможность.

Он не возражал. Я сняла туфли, оставила их на том месте, где стояла сама, и, босиком ступая по холодному полу, понялась вверх по ступенькам. Обернулась, будто бы спрашивая, не собирается ли Олег догнать меня, схватить, настоять на чем-нибудь, потребовать.

Но он просто стоял на месте и молчал. Смотрел на меня, изучал взглядом и явно пытался убедить хотя бы собственным поведением, что он для меня не опасен.

Время. Я уже несколько раз повторила про себя, что мне просто надо время.

— Спасибо, — прошептала я и скрылась за дверью.

Возможно, однажды мы действительно сможем позабыть обо всем, что было между нами в прошлом? Я бы очень этого хотела. Да что там, я была готова молиться, чтобы…

Чтобы эта утопия стала реальностью.

Но я не знала, смогу ли в самом деле поверить его словам.

Глава двадцать пятая

Олег выбрал, пожалуй, лучшую частную клинику из всех, которые только были в нашем городе. Светлое здание, красивое и напрочь лишенное противного запаха, буквально липнущего к коже. Обычно после больниц мне хотелось поскорее зайти в душ и отмыться от мерзкой вони, здесь же пахло какими-то цветами, ненавязчиво и свежо, чтобы не вызвать раздражения у особенно чувствительных пациенток. Доброжелательный персонал, улыбки на лицах медсестер и ни одной ворчливой санитарки, ведь когда цена приема — в долларах, и такая, что кому-то и всей зарплаты не хватит, не положено оскорблять клиентов. Да и клиенты другого класса; никаких толстых ворчливых теток, все улыбчивые, успешные люди. Я подозревала, что многие из этих молодых и не очень женщин могли бы устроить скандал и почище, но, будучи тупой сварливой стервой, никогда не добьешься успеха.

Потому улыбки они раздаривали как будто наперед, рассчитывая на то, что никогда не стоит портить отношения с посторонними — мало ли, как повернет жизнь? Я подозревала, что тут были и такие, как моя мама, от чистого сердца желавшие дарить людям доброту и позитив, и такие, как Викки, улыбавшиеся через силу, с трудом сдерживающие отчаянное желание накричать, устроить скандал, предъявить претензии. Они потом будут срываться на медсестрах, которым, скорее всего, запрещено возражать богатым пациенткам.

Меня это пока не волновало. До родов ещё месяцев семь, ложиться в стационар, надеюсь, не придется, и я уж точно не искала себе компанию среди этих беременных женщин. Весь мой контакт с этим маленьким мирком отдельно взятой клиники ограничивался только тем, что надо было пересечь коридор и постучаться в дверь кабинета врача.

Это за меня и так сделал Олег. Молодая приветливая женщина, гинеколог, встретила нас мягкой улыбкой, поздоровалась, представилась Натальей Альбертовной, задала несколько общих вопросов, на которые я отвечала на автомате, даже толком не фиксируя, о чем разговор. Осмотр тоже прошел как в тумане, и я с удивлением отметила, что, прежде всегда отлично соображавшая с самого утра, сейчас с трудом ориентировалась в пространстве. Вчерашние волнения не прошли бесследно, и у меня всё ещё крутилась голова.

Я немного оживилась, когда мы пошли на УЗИ — почему-то сердце болезненно сжалось от волнения. Я остановилась у двери в кабинет, напоминая себе о том, что нет ничего страшного, бояться мне нечего, я здоровая молодая женщина, и с ребенком точно всё в порядке, и взглянула на Наталью Альбертовну, а потом перевела взгляд на Олега.

Мне почему-то не верилось, что он держал меня за руку, обнимал за талию, помогал искренне. Дурацкий голос в голове твердил: всё это вранье, которому мне ни в коем случае не следует доверять. Нельзя положиться на человека, который уже однажды оставил меня одну и примчался только тогда, когда ему вдруг понадобился ребенок. Мы бы, скорее всего, никогда и не встретились больше, если б не этот малыш.

— Я пойду одна, — остановила я Лаврова быстрым жестом, когда он ступил ко мне. — Подожди здесь, хорошо?

— Хорошо, — кивнул Олег.

Его мрачный тон на мгновение стер улыбку с лица Натальи Альбертовны, но меня это мало волновало. Беспокойство о ребенке, которого я ещё несколько дней назад и вовсе не собиралась рожать, теперь заняло все мое сознание, и заставить себя успокоиться было не так уж и просто.

Я зашла в кабинет, сопровождаемая Натальей Альбертовной, поздоровалась с молоденькой узисткой, тоже довольно приветливой, и поняла, что не способна выжать из себя мало — мальски правдоподобную улыбку. Вместо того, чтобы расслабиться и спокойно отвечать на вопросы врача, я села на краешек кушетки и обхватила себя руками и закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться и хотя бы немного прийти в чувство. Обычно попытки сконцентрироваться на собственных эмоциях всегда помогали.

— Всё в порядке? — врач прикоснулась к моему плечу. — У вас что-то болит?

— Нет, — я покачала головой. — Просто усталость и постоянная сонливость.

— Г ормональная перестройка организма. Конечно, мы проведем все нужные исследования, чтобы отмести возможность патологий, — женщина говорила довольно серьезным, уже лишенным всякой наигранной веселости голосом. — В этот период главное много отдыхать, не нервничать, не перенапрягаться…. Ваш муж…

Я пропустила мимо ушей всё то, что она говорила об Олеге, только вынужденно улыбнулась. Узистка уже косилась с подозрением, ещё не хватало, чтобы меня посчитали какой-нибудь жертвой домашнего насилия.

— У вас сейчас есть факторы стресса? — поинтересовалась Наталья Альбертовна, пока я ложилась на кушетку, готовясь к УЗИ.

— Да, — кивнула я. — У меня мама сильно болела, операцию ей делали за границей. Я даже думала, что задержка на нервной почве, в больнице у мамы потеряла сознание, сделали анализ крови, показало подскочившие ХГЧ.

В голове вспыхнула дурацкая мысль о том, что они поднимаются не только из — за беременности.

А если я больна? И нет никакого ребенка? Мысль эта пришла мне в голову совсем не вовремя, тем более, после просмотра врача, но она с такой уверенностью погнала меня на УЗИ.