Столица - Наталья Викторовна Бутырская

– Ты будешь драться или нет? – прорычал Дафен.

– Только после моего учителя, – ответил я.

На мгновение на его лице мелькнули чувства прежнего Шрама: гордость, гнев, насмешка. Он расставил ноги пошире, переходя в нижнюю стойку, и резко подсек мне ноги, я едва успел подпрыгнуть и перевести хуа цян в горизонтальное положение. Выпад, удар сверху, отскок, прямой выпад… Движения копья и возможные цепочки ударов я изучил лучше всего, поэтому держался на расстоянии, отбивая наконечник копья, но не переходя в нападение.

Что-то было не так. Шрам двигался не так, как раньше. Он всегда делал упор на резкие перемещения, отскоки, постоянные смены дистанции, сейчас же он словно прирос к месту, работая в основном плечами.

Я отбил очередной удар, отскочил в сторону, уходя из его поля зрения и надавил древком на шею Шрама.

– Благодарю за учение, – убрав копье, поклонился я учителю.

– Какое тут учение, – проворчал он, переводя дух, – позор один.

– Учитель, ты ведь больше не употребляешь… кхм… смолку или…

Шрам медленно побрел в мою комнату, там приставил копье к стене, сел на матрас и закатал штанину. Его нога была покрыта небольшими язвочками с тонкой розоватой пленочкой и ровными краями.

– Лекарь сказал, что они зарастут кожей попрочнее, но боль, та боль, что я чувствую все время, скорее всего, останется навсегда. Хочу ли я пожевать смолки? Хочу. Иногда так сильно, что зубы сводит. Но стоит только сделать шаг, как боль напоминает, к чему это привело. Да, как копейщик я теперь слаб. Но все еще могу охранять склады или работать смотрителем в кабаке. А ты, я смотрю, совсем неплох, – неуклюже перевел он тему. – И не сказать, что взялся за копье всего пару месяцев назад. Но этого недостаточно для Академии. Сейчас ты ученик, подмастерье, а туда принимают только мастеров, вроде того молчуна с посохом. А кто тебя учил?

– Тао Сянцзян.

Шрам покачал головой:

– Не слышал про такого.

– Его еще знают под прозвищем Харскуль, – добавил я.

Дафен подскочил с места:

– Харскуль? Тебя учил сам Харскуль? Тогда неудивительно, что ты сумел меня побить. А где ты его встретил? Как он выглядит? Он и вправду так силен? Эх, хотел бы я с ним познакомиться…

– Вообще-то он шел вместе с нами в караване. Помнишь, такой невысокий, плотный, у него на лице кожа свисает вот так, – изобразил я брыластого.

Шрам почесал макушку:

– Это который с тобой и Джин Фу уехал в Киньян? Он и есть тот самый Харскуль? Может, ты что-то напутал? Харскуль же такой… Могучий, непобедимый воин, умеющий сражаться любым оружием. А тот охранник всю дорогу ехал за фургоном, толком ни с кем не общался, кроме Добряка. Не похож он на Харскуля.

– Точно он. Именно он Добряка и обучал боевым искусствам. Ты не представляешь, как он сражается! И я не представляю. Пока у меня не хватает знаний, чтобы оценить его мастерство. Кстати, почему в столице все про него знают? Кому не скажешь про Харскуля, все про него слышали.

– Он – легенда. Воин из сказки, – Шрам снова опустился на матрас и принялся аккуратно массировать ноги. – Лет двадцать назад его имя гремело по всей стране, а во время войны он куда-то пропал, и про него как-то подзабыли. Все, кроме воинов.

– Расскажешь про него? – с жадностью спросил я, почувствовав на мгновение себя ребенком, выпрашивающим еще одну сказку.

– Хорошо. Только поесть бы надо. С утра ничего не ел, в животе уже кишки пляшут от голода. Надо бы на рынок сходить да прикупить продуктов.

– Не надо. Сегодня я угощаю, – улыбнулся я и вытащил из магического мешочка несколько свертков. Госпожа Роу переживала, как же я буду питаться без ее присмотра и положила мне немного еды на первое время.

В первом свертке лежали рулетики из омлета, колобки из батата, сладкий рис, политый цветочным соусом, и кувшинчик с зеленым чаем. Во втором – мелкие, на один укус, пирожки с десятком разных начинок: от маринованных овощей до рубленого мяса. А в третьем – мои любимые пирожные и печенья.

Шрам посмотрел на это великолепие, пахнувшее на него ароматами элитной кухни, сглотнул и уточнил:

– Уверен, что хочешь разделить все это со мной? Если ты ел такое каждый день, то вряд ли сможешь привыкнуть к местной еде.

– Милости просим. Я долго питался отбросами и могу съесть все, что угодно.

Дафен запихал в рот пару пирожков, схватил колобок, потянулся за пирожным.

– Странный ты парень, Шен, – проглотив кусок, сказал он. – В Цай Хонг Ши выглядел как студент-заучка, в караване – как настоящий охранник. В Киньяне, глянь, ведешь себя, точно как сынок из знатной семейки.

– А еще раньше я был нищим мальчишкой, умирающим с голоду, – ответил я. – Так ты расскажешь про Харскуля?

Шрам отхлебнул прохладного чая, вытер рот, потер ногу и сказал:

– Я не самый лучший рассказчик. Да и знаю только те слухи, что гуляли в свое время по Киньяну среди военных. Что там правда, а что ложь, не знаю, так что не обессудь.

Все началось с какой-то маленькой деревеньки на востоке страны. Ее название не знаю, известно лишь, что это где-то в провинции ХиньКохаэ. Тамошнему наместнику пришло письмо из удаленных поселений, мол, появились разбойники, грабят, убивают, нужна помощь.

Как водится у чиновников, наместник, не торопясь, собрал отряд человек в пятьсот и двинулся к деревням. Первое поселение было полностью разграблено, девки изнасилованы, скот угнан, второе поселение – та же картина. И это при том, что разбойников было не так много – не больше пятидесяти, но у них было неплохое оружие и имелась кое-какая выучка. Куда там крестьянам, которые кроме тяпки ничего в руках не держали! Правда, мага в банде не было, и это наместнический отряд изрядно порадовало, так как им мага тоже не выделили, вроде как на разбойников жирно будет.

Приходят вояки в третью деревню, а там – тишь и благодать. Вилороги пасутся, дети бегают, девки не зареванные. И только свежевскопанный холмик неподалеку от дороги.

Вояки спрашивают, не приходили ли к ним разбойники. Староста деревни отвечает: «Как пришли, так и ушли. А кто не ушел, вон в том холмике лежит». Ты же знаешь, что в деревнях оружие запрещено держать? Не то самодельное, которое любой дурак себе сделать может, а профессиональное. Вот командир отряда и заподозрил, что деревня-то непростая, может, они бунтовать задумали,