Саквояж со светлым будущим - Татьяна Устинова

— Я хочу знать вот еще что, — продолжала Маша Вепренцева, и Весник толкнул увесистым локтем Родионова в бок и бровями подвигал, словно заставляя его разделить его изумление перед Машиными детективными способностями, — чем именно вас пугал вчера в кустах Стас Головко? А, Лида?

— Я?! — поразился бедный Стас. — Я пугал?! Та я ее знать не знаю!

— Лида! Чем?

Поклонная вынырнула из-за Матвея Ресселя и подлетела к Нестору. Машу она не слушала или делала вид, что не слушает:

— А тебя, гнида журналистская, я вообще отсюда не выпущу! — Она размахнулась и врезала Нестору по зубам крепким кулачком. Нестор пошатнулся, чашки поехали с подноса и посыпались на ковер. Он отступил на шаг, уронил сильно грохнувший поднос и утер с подбородка тоненькую красную струйку.

Мирослава Цуганг-Степченко процедила сквозь зубы:

— Ах ты, шалава! — и двинулась на Лиду, уперев руки в боки, и почему-то сразу всем стало ясно, что победителем из схватки выйдет именно она. Она защитит племянника, честь семьи и свои интересы — или что там она должна защищать?!

— Матвей! — пискнула Лида, моментально осознав серьезность опасности. — Матвей, она… она ко мне пристает!…

— Так тебе и надо, сука! — сказал ее муж и откинулся на спинку кресла, приготовившись наблюдать бой. — Пусть она тебе покажет! Покажите ей, Мирослава Макаровна!

— Никто никому ничего не будет показывать! — громко сказала Маша. — Лида, хватит истерик! Или вы на самом деле ненормальная?!

— Конечно, ненормальная, — хладнокровно сказала Мирослава. — Нестор, подними чашки, не ровен час, еще наступит кто-нибудь из… этих. Из гостей, я имею в виду!

— А ты вообще обманщица! — крикнула Лида и всхлипнула. — Ты меня надула! Ты… нечестная! Водкой торгуешь, а я думала, что ты стихи пишешь!

Маша Вепренцева, наблюдавшая эту сцену, никак не могла понять, где игра, а где реальность, и есть ли между ними грань. То ли Лида Поклонная на самом деле убогая дурочка, то ли она гениальная актриса, игравшая агрессивную и недалекую стерву — в своих целях игравшая! — то ли так уж ее перепахали события последних дней, что она совершенно потеряла разум!

— Да тебе-то что? — равнодушно поинтересовалась Мирослава. — Водкой я торгую или стихи пишу? Я ничего противозаконного не делаю, у меня легальный бизнес. А из-за тебя и таких, как ты, я всю жизнь как в подполье живу! Потому что вы, чистоплюи столичные, в мою сторону бы даже не посмотрели, если бы знали, чем я занимаюсь! А мне связи нужны. Знакомства хорошие. Люди деловые.

— Та какие они деловые! — с презрением сказал Нестор, ползавший по полу и составлявший чашки обратно на поднос. — Так, обмылки какие-то! Зря вы так расстраиваетеся, тетя! На что они вам сдалися?

— А стихи-то кто пишет? — спросил Весник, сделал над собой усилие и не захохотал. — Ведь они есть, стихи-то! Я даже сборничек видел, своими глазами. Литературные рабы, так сказать?

Мирослава Цутанг-Степченко вздохнула:

— Шо вы ерунду городите, ей-богу! Он и пишет, — кивок в сторону кресла, в котором дремал «чоловик». — Казимеж. Он ще в университете талант большой показывал, так я ему и того… создала… все условия. Деньги есть, забот нет, вот и пишет та пишет!

— Все наоборот, значит, — заключил Весник. — Стихи — он, а водкой — она.

— Ну и шо?! Шо такого?! А кому не нравится, может отсюда выметаться, не бойтесь, не пожалеем!

— Лида, — настойчиво повторила Маша, — что вам говорил Стас в кустах? Что-то про сроки и про то, что он больше ждать не может!

— Это не Стас говорил, а я, — обреченно сказал Рессель. — Это я разговаривал с Лидочкой. С чего вы взяли-то, что там был Стас?! Мы разговаривали о ее разводе. Видите ли, Андрей и слышать про развод не хочет, а я больше не мог ждать, потому что я… люблю ее!

— Ты?! — переспросил Андрей и покатился со смеху. — Любишь?! Да ты деньги на ней будешь делать! Чем ты ее заставишь заниматься? Петь на эстраде, без лифчика и в ботфортах?! Или в порнушке сниматься? Она же больше не годится ни на что! Потому что она дура, идиотка, дубина! — И он постучал себя по лбу ладонью. Вышло очень звонко. — А я разводиться не стану, сказано же! Не стану! Зачем разводиться, когда мне придется деньги делить, совместно нажитые! Нет уж! Дома, выходит, тоже придется делить?!

— Все придется делить, Андрейка, — весело сказала Лида, — я с тобой даже коврик поделю, который возле толчка лежит! Пополам. Половину тебе, половину мне!

— И огласка мне не нужна, — твердил свое Андрей, — у меня выстроенный имидж, другого не надо! Моментально все пронюхают, что Поклонного жена кинула, какой тогда из меня секс-символ! Нет уж, дорогая, сиди где сидела и не вылезай, или я тебя!…

Он замахнулся, но ударить Лиду не смог или просто передумал, и было во всем этом какое-то форменное свинство, как определила про себя Маша Вепренцева, которая ненавидела публичные семейные скандалы.

— Если Стаса не было в кустах, откуда он взялся на дорожке?

— Та приихал я! — сказал Стас, и фыркнул, и покрутил головой из стороны в сторону. — Приихал и шел по дорожке, а тама — вы! Заблукали!

— Я не заблудилась — с досадой возразила Маша, которой почудилось в этом что-то унизительное. — Я просто… гуляла.

— Послушайте, — подал голос Игорь Веселовский, — сколько это будет продолжаться?! Вы же обещали сообщить нам, кто убийца, а говорите пока какую-то ерунду. Вся тусовка знает, что Поклонные день и ночь… того… друг друга любят. Любят и любят, остановиться не могут! А убил-то кто?

— Вы и убили, — сказала Маша Вепренцева. — Вы убили Бориса Дмитриевича Головко, потому что он был очень встревожен вашей связью с его сыном. Он опасался, что перед выборами все откроется. Он вам, наверное, угрожал и загнал вас в угол…

Игорь Веселовский, красавец, талант, звезда отечественного телевидения, посмотрел на Машу с трудноопределимым выражением лица.

— Во-он как, — протянул он, — заня-ятно!

— Маша? — строго спросил Родионов. Он вообще все время на нее сердился, с самого утра, потому что никак не мог ее контролировать. Ну никак!

Лида засмеялась.

— Игорек? — весело удивилась она. — Так ты и вправду гомик?!

Вот пойди и пойми, притворяется она или на самом деле такая дура?!

— Головко назначил вам встречу, правильно я понимаю? Именно в этом доме, потому что здесь много народу, прием и ваш разговор с ним прошел бы незамеченным — подумаешь, один гость наедине поговорил с другим! О вашей связи со Стасом вообще никто не должен был знать. Он сам узнал, наверное, потому что Стас часто отлучался в Москву, ведь вы в Киев регулярно ездить не могли — у вас еженедельное шоу на телевидении. Очевидно, старший Головко кого-то нанял, и за Стасом проследили, отцу донесли, у кого он останавливается, и, зная наклонности сына, Головко сделал выводы… Так ведь? Он предложил вам денег, верно? А потом, когда вы отказались, скорее всего, пригрозил, что вас где-нибудь по-тихому убьют и не найдет вас никто и не вспомнит. Пока все правильно, Игорь?

— Говорите, говорите, — улыбнулся Веселовский. — Я слушаю.

— Вы вышли из себя, потому что вы вообще… страстная натура, романами увлекаетесь! Вы вышли из себя и убили его, причем с особой жестокостью. Но у вас не было никакого состояния аффекта, Игорь! То есть решительно никакого, потому что нож и костюм вы принесли с собой.

— Какой костюм? — спросил Весник. На лбу у него образовалась складка, и вид был встревоженный.

— Официанта. Веселовский в нем ушел из комнаты, в которой совершил убийство, — пояснила Маша. — Он привел Головко в мою комнату будто в свою, но это случайно получилось. Да, Игорь? Просто нужно было его убить в какой-то комнате, и вы решили в моей. Ведь у Головко нельзя было поговорить, он небось боялся, что жена помешает или Стас. Правильно я понимаю? Вы поговорили, вышли из себя, кинулись на него с ножом и убили. Вас залило кровью, и пришлось отмываться в соседней. Рядом с трупом не хотелось. Вы были так в себе уверены, в себе и еще в том, что все внизу ждут, когда великий Тимофей Кольцов окажет им честь своим появлением, что даже не особенно прятались. Только потом темный парик надели.

Веселовский пожал плечами:

— А вас-то куда понесло? Все ждали Кольцова, а вы почему не ждали?…

— Мне нужно было книжки принести Дмитрию Андреевичу, — словно оправдываясь, сказала Маша. — Я и пошла.

— Пошла, — повторил Веселовский и протянул: — Поня-атно.

— Потом, когда мы с Родионовым поднялись на второй этаж, нам навстречу попался официант. Это были вы, Игорь, в пиджачной паре и галстуке-бабочке и в парике. Накануне вы рассказывали, что сценические костюмы позабыли, а черные пиджаки никогда не носите. А в машине у вас черный костюм висит на вешалке. И еще фотография! Я все думала, зачем вы ее выбросили или заставили Стаса выбросить! Все рассматривала ее, и ничего там не было подозрительного, а потом я сообразила. Стас сидит на диване, а на столике перед ним лежат ваши сигареты. Коричневая пачка, очень приметная. Вы утверждали, что ни с кем из гостей не знакомы, кроме Поклонных, и здесь в первый раз, тогда откуда у Стаса дома ваши сигареты? Стас демонстрировал мне свои прелести, запечатленные на фото, и ему даже в голову не пришло, что это может быть опасно! А вы-то, конечно, сообразили. И от фотографии избавились. Да, и еще! В тот день вы приехали позже всех, по крайней мере, вы так утверждали, Игорь. А мне из Киева звонила Ольга Иванова, сказала, что головная боль у всех, потому что дождь идет уже час. Ехать сюда двадцать минут. Если бы выехали поздно, вы бы попали под дождь, а вы не попали, потому что у вас чистая и сверкающая машина, ни одной капли нет, значит, приехали вы до дождя. Если бы ехали позже, все равно машину бы запачкали. Лужи кругом, грязь и все такое!