Зенитчик: Зенитчик. Гвардии зенитчик. Возвращенец - Вадим Васильевич Полищук

С утра – это хорошо, а то вечером нам еще пушку чистить. Жизнь наша еще не закончилась, она продолжается. Как и война. Вечером сообщили по радио – наши оставили Севастополь.

Глава 9

– Сашка, ну ка, найди мне полдюжины гвоздей!

– Не надо гвоздей, командир. Понял я все, понял.

Рамиль пулей метнулся обратно в землянку и через три секунды выскочил обратно уже в каске.

– Взрыватель катээм без колпачка, азимут шесть пятнадцать, прицел один двадцать!

Стволы орудий не задраны, как обычно, в небо, а лишь немного приподняты над горизонтом. Сегодня батарея впервые ведет огонь по наземной, пока еще невидимой цели. Судя по установкам прицела, до немцев около семи километров. Оправдался мой худший прогноз: для того, чтобы выйти на подступы к городу, немецким подвижным частям потребовалось всего шесть дней. Тут же выяснилось, что оборонять город, по сути, некому. Единственным боеспособным соединением была стрелковая дивизия. Полнокровная, сформированная в Сибири, но абсолютно не имеющая боевого опыта, она должна противостоять половине ударных частей немецкой танковой армии. А что бывает при встрече храбрых и упорных, но неопытных сибиряков с немецкими танками? По-разному бывает: когда мы, а когда нас, от соотношения сил зависит. Но одно остается неизменным – крови при этом проливается много, в основном нашей.

– Первое!

– Огонь!

Гах! Стреляет орудие первого взвода. Трассер бесследно исчезает на правом берегу, цель нам не видна. Данные для стрельбы нам передают по телефону, видимо, с НП стрелкового полка. Два полка дивизии прикрывают переправы через Дон: один – нашу и железнодорожный мост, второй – автомобильную, находящуюся южнее, почти у слияния Дона и Воронежа. А какие силы у немцев? Скорее всего, танковый корпус. Против двух стрелковых полков.

– Левее ноль ноль пять, меньше десять, взрыватель прежний! Огонь!

– Второе!

– Огонь!

Гах! Идет пристрелка одним орудием. Неведомый корректировщик пытается взять цель в вилку. Кроме сибиряков в городе есть два батальона НКВД, кавалерийская школа, наша дивизия ПВО и масса мелких тыловых частей, которые можно не брать в расчет. Через переправу течет постоянный поток беженцев и отступающих красноармейцев, проскакивают ЗиСы, полуторки. На западном берегу большое скопление людей и техники, эскадрилья «юнкерсов» могла бы здесь наворочать такого… Но пока переправы немцы не бомбят, видимо, планируют их захватить и использовать в своих целях.

– Больше ноль ноль пять, взрыватель прежний!

Корректировщик половинит поправку по дальности.

– Первое! – командует Шлыков.

– Огонь! – я дублирую команду взводного.

Гах! Блямс.

– Меньше ноль ноль два, взрыватель прежний!

Корректировщик еще раз половинит поправку для получения узкой вилки.

– Второе! – командует Шлыков.

– Огонь!

Гах! Еще один трассер уходит на правый берег.

– Прицел прежний! Огонь!

Гах! Цель взята в узкую вилку, и корректировщик проверяет установки прицела.

– Прицел прежний! Батареей, темп пять! Огонь!

Корректировщик получил обеспеченную вилку и торопится использовать ситуацию по максимуму. Гах! Гах! Гах! Блямс. Гах! Стреляем не привычным залпом, а поорудийно.

– Прицел прежний! Батареей, три снаряда, беглым! Огонь!

Гах! Гах! Гах! Блямс. Гах! Корректировщик добился накрытия цели. Гах! Гах! Гах! Блямс. Гах! Интересно, а кого или что мы обстреливаем? Взрыватели поставлены без колпачка – значит, пехота или легкая бронетехника. Гах! Гах! Гах! Блямс. Гах!

– Стой! Прекратить огонь!

В стрельбе наступает пауза.

– Матчасть в исходное, – командую я и добавляю: – Отдыхайте пока.

– Можно закурить, командир?

– Можно Машку за… а, ладно, курите.

Курящие в расчете все, кроме меня и заряжающего. До восемнадцати отец держал Сашку в ежовых рукавицах, ни о каком курении и речи не шло. Попав в армию, он к табаку так и не пристрастился. Остальные выбрались на бруствер, сидят, цигарки крутят. Ждем долго, наши курильщики успели пойти на второй круг. От колонны беженцев отделяется фигура в выгоревшей гимнастерке и запыленных сапогах. Пилотки на голове нет, за спиной «сидор». Правая рука висит на перевязи, сквозь бинт проступает пятно крови. Когда он подходит к нам ближе, то я вижу у него в петлицах два треугольника и перекрещенные «мослы».

– Табачком не угостите?

Сан Саныч отделяет от своих запасов бумажку нужного размера, отсыпает из кисета табак. Незнакомый сержант-артиллерист присаживается, как и все скручивает «козью ножку», прикуривает от самокрутки Рамиля. С наслаждением делает первую затяжку. Саныч начинает разговор.

– Оттуда?

– Оттуда.

– Ну и как там?

– А-а…

Очень содержательный разговор. Между тем все понятно – долго наши не продержатся, скоро настанет и наш черед. Сержант гасит самокрутку о подошву сапога, окурок прячет. Встает, отряхивается, и тут его взгляд падает на наши орудия.

– А чего вы стволы позадирали?

– По инструкции положено, чтобы пружины уравновешивающих механизмов не уставали.

– Какие пружины? Фриц одним снарядом всю батарею выбьет!

Сержант уходит обратно к дороге. А ведь он прав! Один удачно выпущенный снаряд или мина могут осколками пробить накатники орудий, и все – батарея не боеспособна. Мог бы, между прочим, и сам догадаться, тем более что печальный опыт уже есть. Расслабился в тылу, привык к тому, что стволы должны быть постоянно подняты.

– Епифанов! Ваня, давай вниз, опусти ствол. Я к комбату.

Через три минуты стволы всех орудий были опущены в ноль.

Солнце опускалось все ниже, заканчивался длинный летний день. Когда канонада на западе внезапно стихла, в душу начал заползать черный липкий страх – немцы прорвались. Теперь только от скорости их танков зависело: выйдут они к переправе сегодня вечером или отложат до завтра. Я постарался загнать страх подальше, по крайней мере, не показывать вида, но нервное напряжение спрятать не удалось, и оно невольно передалось расчету. Все замерли в томительном ожидании. Как ни ждали появления немцев, оно, как всегда, произошло неожиданно.

– Танки!!!

На правом берегу появились крохотные серые коробочки с растянутым шлейфом пыли. Коробочки ползли к переправе, расстояние около двух километров. Далековато, подпустим ближе. В нашей литературе зенитчики всегда уж если не останавливали окончательно, то, по крайней мере, надолго задерживали немецкие танки. Со стороны немецких танкистов все выглядело несколько по-другому. Схема приблизительно такая: нарвались на русские зенитки, потеряли пару машин, отошли, вызвали огонь артиллерии, подождали десять минут, поехали дальше. Вроде как надоедливое насекомое прихлопнули. Так кто же ближе к истине: наши зенитчики или немецкий обер-лейтенант, воспоминания которого попались на глаза пару лет назад? Или почти семьдесят вперед? Неважно. Думаю, что в нашем случае танкист все-таки ближе. Черт, как умирать-то не хочется. Но тут прибежал Шлыков, и стало не до мыслей о собственном тельце.

– Давай к комбату!

– Зачем?

– Не знаю. Давай бегом!

На НП батареи из всех приборов остались только буссоль и