Странная практика - Вивиан Шоу

Она выбралась из лабораторного корпуса, особо не глядя по сторонам, пока не оказалась на улице перед фасадом здания.

Королевская лондонская больница изначально была не слишком красивым строением: коричневато-желтый кирпич и кое-как натыканные пилястры в попытке соблюсти классическую внушительность. Со временем к зданию то тут, то там добавляли какие-то куски, включая громадный ряд прямоугольных пристроек, облаченных в синее стекло, которые очень странно контрастировали с георгианской архитектурой первого здания. Больница была уродливая, но явно процветала и работала, не рассчитывая на голый оптимизм и заплатки.

Ее собственный кабинет на Харли-стрит был максимально спартанским и располагался в этом престижном, для частных врачей, районе только из-за того, что помещение полностью принадлежало ее отцу и перешло к ней по завещанию после его смерти вместе с суммой, которой как раз хватило, чтобы заплатить налог на наследство. Сейчас ее соседями были в основном другие специализированные приемные, а не личные кабинеты знаменитых и (или) орденоносных медиков, однако она все равно остро ощущала собственную относительную ничтожность. Соответствовать исторически сложившемуся лондонскому врачебному ВИП-району было довольно утомительным делом, особенно учитывая то, что у нее не хватало денег, чтобы ее собственная приемная смотрелась так же шикарно, как остальная часть улицы, даже с защитными иллюзиями на двери. Те деньги, которые у нее оставались – за вычетом личных и деловых расходов, – уходили на то, чтобы обеспечить ее наименее благополучных пациентов самым необходимым.

Грета позволила себе совершенно идиотскую фантазию – как она воздвигнет на крыше дома несколько современных коробок из синего стекла в качестве солярия для пациентов-мумий – и тряхнула головой. Гарри прав: ей нужно выспаться.

Рано утром она позвонила подруге, Надежде Серенской, – узнать, не подменит ли та Грету сегодня на приеме. Надежда, которая была ведьмой и потому хорошо знала сверхъестественную общину Лондона, и Анна Волкова – полукровка-русалка и профессиональная медсестра – регулярно приходили Грете на помощь, однако обычно она договаривалась об этом заблаговременно.

Грета достала телефон и набрала номер приемной.

После трех гудков Надежда ответила: Грета знала, что, если бы в тот момент у нее был пациент, звонок переключился бы на автоответчик, и все-таки ей было неловко заставлять подруг не только заниматься лечением, но и играть роль регистратора.

– Грета, – голос Надежды звучал совершенно спокойно, – что у тебя?

– Привет, Деж. Сейчас – ничего особенного. – Она не справилась с зевотой. – Еще раз спасибо, что подменила без всякого предупреждения. Как все идет?

– Брось, ты же знаешь: мне нравится эта работа, и я всегда рада помочь. Довольно тихо, несколько пациентов без записи. Но в основном развлекаюсь тем, что привожу в порядок твой шкаф с образцами и убираюсь в кабинете: тут дивный кавардак. У тебя все нормально? Что происходит?

– Со мной все в порядке, – ответила она, ясно представив себе, как Деж суетится, и невольно улыбаясь. – Просто всю ночь не спала: вызов на дом, и серьезный. С таким никогда раньше не сталкивалась. Кажется, угроза миновала, но жду результатов исследований.

– Которые будут готовы лет через сто, – проворчала Надежда. – Так что шла бы ты домой и, черт побери, поспала, пока получается. Не беспокойся о приеме: все под контролем, а Анна сказала, что сможет взять на себя завтра и послезавтра, если понадобится. Я ей уже позвонила.

В этих словах не было абсолютно ничего такого, что вызвало бы у Греты слезы, однако горло у нее перехватило точно так же, как от искусного латте Ратвена. Она не заслужила такой дружбы!

– Спасибо, – сказала она, с облегчением услышав, что голос звучит совершенно обыденно. – Я… чем-нибудь перекушу, а потом уйду, пожалуй, ненадолго домой. Спасибо, Деж.

На самом деле ей хотелось бы броситься к Ратвену и посмотреть, как чувствует себя Варни, хотя она прекрасно понимала, что Ратвен позвонил бы ей в случае каких-то изменений.

– Не за что. Позвони, если что-то будет нужно, ладно?

– Обязательно, – ответила Грета в телефон, – и – спасибо.

Она судорожно сглотнула. Это – усталость и пониженное содержание глюкозы в крови. Надежда права: сначала еда, а потом – отдых.

Вздохнув, Грета повернулась и пошла по Уайтчепел-роуд. В следующем квартале как раз есть вполне приличный паб «Слепой попрошайка», где ее смогут снабдить каким-нибудь ленчем, а потом, возможно, действительно удастся поехать домой и немного поспать.

Грета ничуть не удивилась, когда и этот план оказался совершенно неосуществимым.

Знакомый раскатистый кашель, раздавшийся за спиной, заставил ее остановиться и обернуться к серой фигуре ее самого частого пациента: без пальто, с поднятым воротником пиджака и в надвинутой на уши шляпе он уныло брел под ноябрьским ветром. Пробормотав несколько неподобающих даме слов, она потрусила обратно, к Фаститокалону, пробираясь между дневными покупателями.

– Фасс, какого черта ты ходишь в такую погоду без пальто? Кашель просто жуткий!

– Спасибо, конечно, – откликнулся он, посмотрев на нее. – Какая приятная встреча, доктор Хельсинг: ты всегда освещаешь день, словно лучик солнца.

Тут он снова раскашлялся и больше ничего не добавил. Звук был противный: бронхиальный и резкий, словно рвущаяся материя.

Грета обняла его за плечи.

– Так, хватит. Идем со мной. – Она быстро потащила его в другую сторону, к ближайшей аптеке, остро жалея, что не выпила еще кофе. Он пошел достаточно послушно, хоть и обратил ее внимание на то, что на них глазеют.

– Плевала я на чужие взгляды, – ответила она. – Садись. Я сейчас.

Фаститокалон устроился на одном из стульев в небольшом зале ожидания аптеки. Он был рад присесть: на самом деле ему было гораздо больше тех пятидесяти с лишним, на которые он выглядел. Грета что-то говорила фармацевту, одновременно заполняя голубой листочек и шаря в громадной сумке в поисках врачебного удостоверения. Он наблюдал за ней – очень светлые волосы, почти бесцветные под люминесцентной лампой, быстрые жесты, сопровождавшие слова, – и думал о том, насколько она похожа на своего отца. Уилферт Хельсинг был не только врачом, но и близким другом Фаститокалона, так что он знал Грету буквально с рождения, а после смерти Уилферта старался за ней присматривать.

В каком-то смысле. Он и правда старался непреднамеренно не проскальзывать в головы людей, но с Гретой все было иначе. Он предложил, а она приняла молчаливую защиту в виде его ментального присутствия: далекой и по большей мере незаметной искорки в самом уголке ее сознания – ощущения, что она не одна.

Ему подумалось (не в первый раз), насколько странно подчиняться приказам той самой девчушки, которую в шестимесячном возрасте вырвало на плечо его совершенно незаменимого итальянского пальто от 1958 года, – девчушки, которую он когда-то приводил в восторг, превращая пластмассовые кубики в ярких неуклюжих жуков, которую он с не слишком впечатляющим успехом натаскивал по таинственным законам алгебры для шестого класса. Женщины, которая в холодный и мерзкий день обратилась к нему за поддержкой и сказала: «Фасс, помоги, я не знаю, чтоделать».

Люди живут так быстро!

Его снова сотряс приступ кашля, и Фасс спрятался за носовым платком, проклиная множество самых разных обстоятельств, включая лондонскую погоду, собственное упрямство и события испанской инквизиции. Внезапно Грета оказалась рядом и сунула ему в руку знакомый пластиковый баллончик.

– Держи. И вот еще ингалятор более длительного действия. Почему ты не сказал, что у тебя лекарства закончились? И ты курил! Я собираюсь по этому поводу на тебя хорошенько накричать.

Волшебные вещества уже делали свое дело: вскоре он перестал кашлять и вытер слезящиеся глаза.

– По-моему, ты уже кричала. Мы тут устроили скандал.

– Нет, – возразила Грета, помогая ему встать и кивая фармацевту. – Я еще не начинала кричать, а скандал – это когда швыряют вещи и (или) кого-то выбрасывают в окно. Сейчас это просто небольшое нарушение спокойствия. Пошли, я заставлю тебя съесть ленч, а вот потом смогу на тебя накричать. Ты сможешь рассказать мне, почему расхаживаешь в ноябре без нормальной верхней одежды, а я смогу рассказать о том, какой у меня был отвратительный день… э… ночь и утро.

В «Слепом попрошайке» было людно, но большая часть посетителей сконцентрировалась у стойки: все смотрели футбол. Грета без особого труда нашла столик в дальней части зала и заказала себе кофе, а Фаститокалону – чай с хорошей порцией бренди.

– Так, – сказала она, когда им принесли напитки. – Ты первый.

Он воззрился на нее.

– А можно я откажусь, сославшись на сильную боль в горле?

– Не-а. Пей свой чай с алкоголем и выкладывай факты. Только факты.