Прощённые долги - Инна Тронина

– Ого! – восхищённо сказал Мамедов. – Ничего себе! Он что, способен на такое? Прямо в своём доме?

– Дарья уверена, что он бешеный, и способен на всё. Так что я реально рискую. – Воронин явно набивался на премию.

– Ну и деточки у Михал Иваныча, один другого краше, – покачал головой Уссер. – Он тоже бешеный был, мочил, как на фронте. И припадки его колотили частенько. Ты уж, Игорёк, как-нибудь там поосторожнее. Проберись незамеченным – мне афганистаны не нужны, особенно этой ночью. Возможно, что ничего особенно и не случится, но всё-таки… Алик, продолжай. – Уссер зевнул. – Что-то мне спать хочется. Устал сегодня…

– Ты там особенно не вырубайся, возьми себя в руки. – Мамедов надел наушники и вдруг счастливо, ослепительно улыбнулся. – Вот это техника! Слава человеческому гению… Я, представьте себе, слышу, о чём беседуют два алкаша в подворотне. Один другому не отдаёт одолженный червонец, и. кажется, назревает драка. А это ведь гораздо дальше, чем просто за стеной. Порядок, Игорь! Акустика превосходная – я даже не ожидал. Думал, что сказки рассказывают. Значит так, берёшь машинку в постель. Время от времени будешь прослушивать соседнюю комнату – особенно если туда кто-то пожалует. Мощность можешь убавить, а то шумы улицы будут помехой. Дарье скажешь, что привык в это время слушать музыку. Тщательнейшим образом запоминай всё, что там услышишь. Как только сможешь, сразу же уходи оттуда и докладывай мне о результатах. Семён Ильич нуждается в отдыхе, но в любом случае я ему сообщу. Поскольку задание крайне ответственное, с Дарьей ничего не пей. Сошлись на спортивный режим. У неё дома, надеюсь, никто не догадывается о твоём существовании?

– Думаю, что никто, – уверенно ответил Воронин. – Она всегда приводит меня в свою комнату поздно вечером. Мамаша считает свою доченьку скромницей, и сама – великая ханжа. Бабке вообще всё до фени. Вот только брата я опасаюсь, но он появляется вечером или ночью, а рано утром опять уезжает. Мы с ним, по счастью, всегда разминаемся.

– Ладно, кончаем пролог, начинаем первое действие! – скомандовал Мамедов. – Сейчас же найти Дарью, упади ей в ноги, изобрази бешеную страсть. Делай, что хочешь, лишь бы сегодня попасть к ней в постель. И непременно в квартиру, иначе смысла нет! Где девушка сейчас, ты знаешь?

– Думаю, что в кафе «Бродячая собака». Для училища-то уже поздно.

– Что это ещё за кафе такое? – заинтересовался Уссер.

– У Малого оперного театра. Там собирается молодёжь – непризнанные гении, – пояснил Али Мамедов, плеснув себе коньяк на донышко бокала. – А Даша что в нём забыла? Вроде, в «Собаке» тусуются литераторы…

– Она показывала там свои статейки по искусствоведению. Кроме того, имеет там друзей-приятелей. Дома Дарье скучно, а в кафе она, как рыба в воде.

– Ясно. – Мамедов выпил коньяк и поднялся с кресла и передал Воронину приёмник. – Игорь, пойдём, я тебя провожу. – Спрячь подальше – вещь бесценная. Постарайся побыстрее вернуться – ещё будешь нужен. Ни в какие разборки с Грачёвым не ввязывайся – можешь всё испортить Живее спроворь дело, будь другом. Как говорится, в Израиль – и обратно. – Мамедов ударил Воронина ладонью по плечу, подмигнул ему и закрыл дверь.

Когда Али вернулся в комнату, Уссер курил сигару, глядя в окно. Он услышал шаги и заговорил, даже не обернувшись.

– Может быть, к Грачёву приедет не Озирский, а кто-то другой. Да и с Андреем, вполне вероятно, встретится не тот, кто выведал информацию. – Семён Ильич позвякал брелоком с ключами от сейфа, надетым на палец. – Но вряд ли у них что-то получится без чертежа. Ничего, Алик, если вы будем иметь хоть одного человечка из агентуры. В итоге он попадётся к нам в руки. Через некоторое время, если у Воронина всё сложится, мы возьмём в оборот посвящённое лицо и постараемся сделать его разговорчивым. Когда возвращается Татарин?

– Двадцать первого. Семён Ильич. – Глаза Мамедова опять подёрнулись поволокой.

– Вот и отлично! Дадим ему в помощь своих ребят, которые крови не боятся, и пусть они занимаются агентом. Ну что, доктор Мамедов, устали, небось? – хитро подмигнул Уссер.

– Да, день был тяжёлый, – не стал отрицать Али.

Он потянулся, с наслаждением разминая плечи т торс. В это время в комнату вихрем ворвался кудрявый темноглазый мальчик лет семи. Бойко топая ножками, он накинулся на Семёна Ильича и ткнулся губами в его щёку. Следом за ним не спеша вошла высокая, стройная женщина с лицом Мадонны, одетая в очень красивый пеньюар – изумрудно-бирюзовый с лебединой опушкой по рукавам и вороту. В ушах женщины мягко светились крупные дымчатые жемчужины.

– Оскарчик выполняет ежевечерний ритуал – желает дедушке спокойной ночи и целует его…

Женщина, не стесняясь ни Уссера, ни мальчика, обвила руками шею Мамедова и прижалась к нему грудью. В высокой причёске красавицы переливались крохотные стразы, а тело трепетало под тонким атласом.

– Алик, пойдём в спальню? Я по тебе соскучилась!

Она обернулась к Уссеру, который играл с прехорошеньким мальчиком. Дядя, понимающе глядя на племянницу, всё-таки остановил её.

– Нора, подожди немного, нам нужно закончить разговор. А потом он будет весь твой. – Уссер бережно спустил мальчика с рук. – Иди, внучек, не шали, маму слушайся. Если будешь умницей, дедушка сделает тебе ко дню рождения шикарный подарок!

– Какой подарок? – встрепенулся ребёнок. – Дедушка, ну скажи!

Он запрыгал на одной ножке вкруг кресла Уссера. Нора поймала его и увела спать, но сама в это время ласкала взглядом Али.

– Что же это за подарок, сынок, если ты за три недели будешь знать?

Нора продолжала увещевать ноющего сыночка уже в коридоре. Уссер, продолжая по-отечески улыбаться, посмотрел на Мамедова новым, родственным взглядом.

– Любит тебя племянница… А с мужем у неё так и склеилось. На Элеонору трудно угодить, так что поздравляю. Может быть, вскорости я вас и благословлю. Станем одной семьёй, соединим капиталы. Меня интересует твоя богатая нефтью родина. Тебя, надеюсь, привлекает возможность развернуться в Питере. Между прочим, Нора уже закидывала удочку насчёт свадьбы. Ты с прежней женой развёлся, Алик?

– Ещё в прошлом году, – пожал плечами Мамедов. – Гульнара подала сама, я не настаивал. – Он взял с кресла свой белый пиджак, закинул его за плечо. – Её отец, человек советской формации, терпеть меня не может. С сыном видеться не разрешает. Ренату уже два с половиной года, а я помню его только новорождённым…

– Ничего, Алик, мой внук станет твоим сыном. Даст Бог, и общего родите с Норой, моего и твоего наследника. – Семён Ильич потушил сигару, тоже плеснул в пузатый бокал французский коньяк. – Альберт Келль, её бывший, не к ночи будь помянут, как соплёй был, так и остался. И Оскар, вижу, характером весь в него, хотя лицом похож на Нору. Не удержит дела, уже сейчас понятно. А вот ваш сын достойно заменил бы меня. Слюнтяем ему быть не в кого. Вы оба – железные люди. Не переругайтесь только, умоляю! Ладно, Алик, иди, ублажай Нору. А завтра с утра возьмёшь охрану и съездишь за гонораром. Митя обещал задаток…

– За что? – удивился Мамедов.

– Алик, ну не бесплатно же я стану выявлять человека, который слил автобусы! – Уссер весело развёл руками.

– Простите, шеф, я – осёл, – самокритично сказал Мамедов.

– Вот уж нет! – азартно возразил Уссер. Потом он моментально обмяк и слабо махнул рукой. – Иди спать, сынок. Завтра ты мне нужен свеженьким.

Али застыл у двери, не веря своим ушам. До этого Семён Ильич никогда его так не называл…

– Останови! – Филипп тронул за плечо Шарифуллина, резервного водителя, которого взял на сегодня вместо Тима.

«БМВ» подкатил к поребрику на чётной стороне проспекта Смирнова и плавно затормозил.

– Свободны. Давайте-ка по домам! – скомандовал Обер, и его телохранители молча выбрались из машины.

Из кинотеатра «Максим» как раз выходила публика – закончился последний сеанс. Водителя Филипп пока не отпускал, несмотря на то, что очень хотел это сделать. Хоть один человек должен был видеть, что с «третьей квартиры» Обер направился именно к себе домой, за город, и никуда больше. Кроме того, Шарифуллин оставил в Песочном свою личную «восьмёрку».

Шофёр снова дал газ и повёл «БМВ» к проспекту Энгельса. Филипп любил именно эти мгновения, когда его сверкающий лимузин быстро и вместе с тем плавно набирал скорость. Широкая трёхрядная магистраль, обсаженная деревьями и кустами шиповника, была застроена «хрущёвками» и кирпичными «точками». В самом её конце, у железной дороги, стояли кооперативные «коробки» в двенадцать этажей.

Проспект слабо освещался редкими фонарями. Из-за пасмурной погоды стемнело очень быстро, и сейчас тучи плотно заволокли небо. В двух шагах на тротуарах ничего не было видно, и лишь белели вдалеке стволы берёзок. Мерцали по обеим сторонам проспекта стёкла магазинных витрин, в которых давно уже не было никакого товара. В стороне Ланской улицы и Удельного парка шумели ещё летней листвой деревья. Проспект Смирнова сейчас не был загазован, как обычно. И Филипп, закуривая при опущенном ветровом стекле, ощутил близость загородной зоны. На Омской улице заливисто лаяли два пса, носившиеся между опорами линии электропередач.