«Если», 2008 № 10 - Джек Скиллингстед

— Мать оставила меня у телевизора одного, наверное, потому что фильм был очень длинным. Хотела чем-то занять меня на некоторое время. Разве можно ее за это винить?

— У тебя отец был?

Нил не ответил. Закусив губу, он смотрел на дверь мужской уборной.

— Да что там в этом туалете? — спросила Фрия.

— Этот похожий на джинна сукин сын.

— И что с ним?

— В автобусе я боялся, что выскажу во сне что-нибудь плохое, то самое страшное желание, вроде катастрофы. Думаю, так и вышло. Все, что я помню из сна: я хотел умереть. Фрия, я хотел умереть! Я устал от чужих жизней в отсутствие своей собственной, настоящей жизни. Без малейшего представления о том, кем бы я мог стать, без возможности иметь друзей. Я возмутился, обиделся на всех людей за то, что у них есть жизнь, и стал их ненавидеть. Зачем мне жить дальше? Почему другие появляются, что-то совершают, затрагивают какие-то чувства, вызывают интерес, обретают понимание и исчезают? Это тот же солипсический[4] вздор, который находят в чьих-нибудь заметках после очередной катастрофы. Я имею в виду: это не то, чего я хотел, но, возможно, этого жаждало мое извращенное подсознательное. И думаю, этот толстяк джинн собирается исполнить мое тайное желание. Потому что он сам в безвыходном положении и готов погибнуть. Как погибает кусок динамита… Лучше бы тебе убраться отсюда, Фрия. Прямо сейчас.

Дверь туалета с треском распахнулась, и появился лысый джинн-бассейнщик.

Фрия схватила Нила за руку, и он сжал руку девушки так сильно, будто собирался раскрошить кости.

Лысый мрачно и целеустремленно прошагал мимо их столика и вернулся на свое место у стойки… Через несколько минут водитель объявил посадку.

Фрия сглотнула:

— Может быть, твое извращенное бессознательное выспало какое-нибудь другое тайное желание, которого ты тоже боишься… — предположила она.

Он молча уставился на нее и долго не сводил глаз.

* * *

Автобус продолжал свой путь через пустыню на юго-запад. Фрия спросила:

— Что ты будешь делать, когда мы доберемся до Феникса?

— Не знаю… Может, сяду на обратный рейс… Я действительно не слишком люблю жару.

— Почему бы тебе не поболтаться некоторое время в городе. Ты же знаешь, там жара сухая.

— Я это слышал.

— Нил?

— М-м?

— Скажи по правде, как ты на самом деле узнал всё обо мне и Роджере?

— Загипнотизировал тебя.

— Я так и думала.

— Правда?

— Нет. Я все-таки склоняюсь к чтению мыслей.

Они немного посидели молча — легко и непринужденно. Фрия достала книгу, но не открыла ее. Она побарабанила пальцами по обложке и задумчиво проговорила:

— Если подумать, раньше мне эта ерунда нравилась…

— Ужас!

— Я имею в виду, до того как я превратилась в Фрию из параллельного измерения, девушку с хорошим вкусом. Кстати, спасибо. «Страх и желание», — торжественно прочитала она название с суперобложки.

— Кому это надо? — откликнулся Нил.

— Ты прав. Оставлю для следующих пассажиров.

Она демонстративно уронила книгу на пол и толкнула ее ногой под сиденье.

За окном проносились скучные жаркие пейзажи. Через некоторое время Нил сомкнул свою ладонь на руке Фрии и нежно пожал. Не так, как в ресторане, когда он подсознательно выдумал маньяка-убийцу и ожидал выхода чудовища с пистолетами, изрыгающими огонь.

— Во всяком случае, что касается страха…

— Что по поводу страха?

— Кому это надо? — сказал он.

Перевела с английского Татьяна МУРИНА © Jack Skillingstead. Strangers on a Bus. 2007. Печатается с разрешения автора. Рассказ впервые опубликован в журнале «Asimov’s SF» в 2007 году.

Мария Галина

БАРД

 Иллюстрация Игоря ТАРАЧКОВА

Кэлпи редко нападали большими группами, а если и нападали, то все больше скрытно. Иногда даже и непонятно: то ли они руку приложили, то ли просто так совпало. Когда какая-то дрянь завелась в фильтрах на станции водоочистки, многие грешили на кэлпи. Тем более, что были смертные случаи. И когда на птицефабрике сдохла вся птица.

Старики, которым и впрямь доводилось воевать с кэлпи, говорили, что на них это не похоже. «Кэлпи никогда не вредят исподтишка, — говорили ветераны, многозначительно кивая головами, точно механические игрушки, — кэлпи выходят на бой открыто, так уж у них заведено, у кэлпи». Стариков, понятное дело, никто не слушал. Ведь противник давно уже не выходил на бой открыто. Вообще не выходил.

Против тех, кто скрывается во мраке, есть кордоны и патрули. И часовые на вышках. И ограда под током. Поэтому открытое нападение кэлпи явилось для всех полной неожиданностью. Тем более, что напали на школьный автобус…

Фома как раз погрузился в свое любимое занятие — он думал. Не то чтобы о чем-то конкретном, а так, вообще… Например, что отца переведут на другую работу и они поедут в настоящий город, где дома в несколько этажей, а некоторые такие высокие, что почти достают до туч. В городе много всего интересного, там, например, продается всякая техника, а также самокаты и скутеры, и если он уговорит отца…

Автобус почему-то остановился, а водитель выругался так, как во-обще-то при детях не полагается. Затем вдруг стало очень тихо. Потом Доска завизжала. Он никогда не думал, что Доска может так визжать.

Когда завизжала Доска — все поняли, что можно. Теперь уже все визжали и кричали; Фома, не успевший сообразить, что к чему, растерянно хлопал глазами, а в проходе между сиденьями стоял кто-то высокий страшный, и Доска билась у него в руках, точно большая белая рыба.

— Е-оааих-ах, — сказала Доска и всхлипнула.

Высокий страшный чуть отпустил ее, и она сказала уже четче, но все равно всхлипывая:

— Все оставайтесь на своих местах! — И добавила: — Бога ради!

Тут кто-то сзади взвизгнул:

— Кэлпи!

И Фома понял, что высокий страшный и вправду кэлпи. Просто сначала, против света, он показался Фоме черным, но на самом деле он был зеленый, и рука его, лежащая на горле у Доски, тоже была зеленая.

«Вот это да, — флегматично подумал Фома, — кэлпи!»

Больше он ничего не подумал, потому что кэлпи сказал:

— Тихо сидеть. Тихо сидеть, и все будет хорошо.

Но тут все опять завизжали и закричали, даже Доска снова тихонько взвизгнула, и кэлпи из-под мышки Доски выстрелил поверх голов. Пули гулко ударили в пластиковую обшивку салона. Осколки пластика полетели в разные стороны, и кто-то закричал уже не от страха, а от боли. Фоме горячий кусок пластика чиркнул по уху — он провел ладонью по саднящему месту и обнаружил, что ладонь вся в крови. Оказывается, в ухе полно кровищи.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});