Странники - Сергей Абрамов

Но вокруг был лес и смутой не пахло. Игорь знал: когда Леднев впадал в патетику, лучше разговор прекращать. Слишком много слов…

Дошли до Лежневки быстро, солнце только-только за полдень перевалило. Деревня лежала, соответствуя имени, на двух длинных и плоских склонах, вроде бы сбегала со взгорья, а внизу река текла, узенькая и голубая. И еще церковка на самом верху торчала, как сахарная голова, слишком богатая для такой деревушки церковь — каменная, шатровая, белая, с выложенными красным кирпичом кокошниками, с красными же поребриками, с синими куполами.

Деревня была — из собственной памяти. Точно такую — или похожую? — Игорь видел на картине в Третьяковке. На чьей картине, не помнил, но деревня, выписанная ясно и чисто, с проработанными деталями, запала в память и вот теперь будто возникла перед Игорем — хоть в раму вставляй.

Старик Леднев остановился, привычно перекрестился на еще далекую церковь, сказал тоненько:

— Однако… — Покосился на Игоря: как он? А Игорю тоже все красивым показалось. Только креститься — увольте, это уж никакая легенда не заставит.

— Тихо чего-то, — проговорил.

— В полях все, — объяснил Леднев.

Возможно, и так. Игорь плохо разбирался в сельском хозяйстве, тем более — в эти давние годы, когда, как помнится, лошаденка заменяла и трактор и комбайн.

— Ну, с богом и со словом божьим. — Старик Леднев набрал воздуха, как будто собирался нырнуть, и покатился по дороге, треща и даже, казалось, гремя плащом. Обернулся: — Авось приютят калик перехожих… Хотя мужиков-то нет. Повыбили мужиков-то, позабривали в защитников. А баба — она разве что может?..

Сильно не нравилась старику Ледневу деревня. В такой деревне, дело ясное, особо не погостюешь, того и гляди — бани не истопят.

— Почему нет мужиков? — стараясь быть равнодушным, спросил Игорь. — Вон один стоит…

В конце улицы, вальяжно облокотившись на забор, улыбаясь в сто зубов, чистый и бритый, стоял Пеликан.

— С прибытием вас, гости дорогие!

И тут, как по сигналу режиссера, откуда-то вынеслись на улицу собаки разных мастей, завизжали, залаяли, помчались по колеям, а какие-то и задержались, начали пришельцев обгавкивать. И то из-под одного забора, то из-за другого стала появляться детвора, в основном мальчишки, босиком, в латаных и просто дырявых портках, а маленькие, сопливые — совсем без порток, кто о рубашонке, кто без оной. Стояли, смотрели на Леднева с Игорем. И то ли порыв ветра тому виной, то ли — Игорь уже склонялся к этому — так было задумано, но бухнул языком колокол на колокольне, разок бухнул и замолчал.

А Пеликан стоял и улыбался.

Чистая мистика!..

Старик Леднев на всю эту фантасмагорию поглядел, глаза к небу поднял, истово перекрестился.

— Что это вы, Григорий Львович, устроили?

— А что я устроил, Павел Николаевич, профессор наш разлюбезный?

— То никого-никого, а то…

И Игорь на Пеликана просительно смотрел, требовал ответа на тот же вопрос.

— Случайность, — хитро усмехнулся Пеликан, подмигивая Игорю. — Пустое совпадение, ехали бояре. А неужто вы, драгоценный Павел Николаевич, в сверхъестественное верите? Не верьте, бога нет, вон и Игорь вам подтвердит. Да вы и сами так считаете, ведь считаете, не спорьте, милейший вы человек… — Тут он подхватил малость ошарашенного Леднева под ручку, под железно-брезентовую десницу, и повел к избе, опять-таки оборачиваясь и подмигивая Игорю.

5

Изба была как изба, не лучше и не хуже других, в которых им уже приходилось ночевать, а порой — это уж какие хозяева попадутся — и делить стол. Игорь посмотрел по сторонам, прикидывая, откуда могут появиться в нужный момент очередные персонажи придуманного Пеликаном спектакля. Однако, неоткуда. Ни одной двери, кроме той, что вела о сени.

Пеликан поймал взгляд Игоря, усмехнулся.

— Не жди, никого нету. Хозяин с утра в лес ушел.

— А остальные?

— В поле, — повторил Пеликан слова старика Леднева. — Народу мало. Бабы да старики.

— А мужики где? — сварливо спросил Леднев, еще, кажется, не пришедший в себя после уличного представления.

— Кто в красные подался, кто в белые, кто в зеленые. Деваться некуда, ехали бояре…

— А хозяин?

— Старик. Восьмой десяток потек. Только грибом и сыт.

Леднев сел на лавку, подобрал полы плаща. На лице его читалось неодобрение.

— Бедно живут…

— А то! — подтвердил Пеликан. — Придется вам нынче попоститься, Павел Николаевич. Деревенька беднейшая, не чета Ивановке.

Леднев, не вставая, потрогал ладонью печь: холодная. Вздохнул.

— Я что? Я ничего. У нас тем более сало есть.

— Тогда поешьте его сейчас, Павел Николаевич, а то вот-вот хозяин вернется, так они здесь сала даавно не видывали…

— Это как? — не понял Леднев. — У нас на всех хватит. Анна из Ивановки, вы ее помните, Григорий Львович, солидный кус отломтила.

И тут Игорь не без злорадства узрел, как Пеликан краснеет. Узрел и понял, что стыдно Пеликану-великану, хитрому и умнющему мужику, за свою промашку. Считал: профессор, мол, только о себе и заботится, до остальных ему дела нет. Дела-то ему до остальных, может, и нет, не вспомнит он о нынешнем хозяине никогда, имени в памяти не удержит, но жрать тайком, не поделиться с голодным… Нет, дорогой Пеликан, плохо вы о профессоре думаете! Игорь — уж на что юмористически к нему относится! — такой ошибки не сделает, знает точно, что Леднев — добрый и отзывчивый человек, да и воспитан папой-землемером в лучших традициях.

— Извините, Павел Николаевич, — сказал Пеликан. — Неловко пошутил. А видеть вас рад душевно, соскучился, честное слово. Устали с дороги?

— В некотором роде. — Леднев казался несколько растерянным от непривычной вежливости Пеликана, не баловал их тот изысканными оборотами, а над стариком так и вовсе посмеивался. Правда, беззлобно.

— Небось, о баньке размечтались? Так это доступно, ехали бояре. Вода и дрова есть, а топится она с утра. Сейчас туда, поди, и войти страшно…

Однако рискнули. Игорь не испугался предупреждения Пеликана, выдержал положенное в африканской жаре и теперь сидел с Пеликаном на шатком крыльце, расстегнув рубаху до пупа, дышал. Именно так: дышал, и ничего больше, потому что после парной одного лишь и хочется — отдышаться на свежем, обманно холодном воздухе.

Старик Леднев ушел в комнату, влез на печь, давил храпака, видел во сне прекрасное смутное время, когда все было ясно и просто: вот одни бояре, вот другие, вот самозванец с поляками… Не то что сейчас!

— Как бродится, Игорь? — спросил Пеликан. Он облокотился о верхнюю ступеньку, подставив ветру могучую, покрытую густыми черными волосами грудь, разбросал по земле босые ноги в белых подштанниках.