Контрабас - Андрей Иванов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Соловец понял, что Мухомор сменил гнев на милость, и поэтому решил напоследок пошутить.
— Юрий Саныч,— сказал он,— может, кассету досмотрим...
— Давайте, Юрий Саныч! — подхватили другие оперативники.
— Идите, идите, работайте,— махнул рукой Мухомор.
Голос Подполковника звучал уже добродушно. Когда офицеры вышли из кабинета, рука Мухомора потянулась к пульту, и на экране вновь возник фильм «Ромео и Джульетта»...
6
Кафе «Соната» находилось в самом центре города. Днем там было безлюдно. Когда Павел Левитин вошел туда, он оказался единственным посетителем. Музыкант подошел к бармену.
— Могу я видеть Михаила Семеныча? — спросил Левитин.
— Как вас представить? — поинтересовался бармен.
— Контрабас.
Бармен скрылся за кулисами бара. Контрабас давно знал Михаила Семеныча. Когда-то они были близкими друзьями, но не виделись уже много лет. Михаил Семеныч занимался очень редким ремеслом. В преступном мире его знали, как торговца информацией. Он знал все, что творилось в городе, а если не знал, то мог через своих осведомителей навести любые справки. Когда Михаил Семеныч начинал в далекие шестидесятые, не существовало ни компьютеров, ни мобильной связи, ни современных прослушивающих устройств. Картотека его напоминала тогда архив провинциальной библиотеки. Теперь сборщик информации имел самую современную технику, а сведения хранил на дискетах.
Жизнь развела Контрабаса и Михаила Семеныча. Петренко был прав, когда сказал, что Контрабас завязал после последней отсидки. Из-за исчезновения из обихода сейфов с механическими замками, Контрабас остался не удел. Против электронных замков он был бессилен. Его хобби, игра на контрабасе, постепенно превратилось в профессию. Однако Контрабас был уверен, что прежний друг его не забыл, и решил вновь с ним повидаться.
Бармен появился спустя пару минут и попросил пройти вслед за ним. Они проследовали в отдельный небольшой зал. Там стоял бильярдный стол, над которым с кием склонился пожилой человек с большим животом и окладистой бородой. Контрабас сразу узнал Михаила Семеныча, хотя тот изрядно постарел. Они обнялись.
— Привет, Паша,— сказал Михаил Семеныч.— Не думал, что увидимся.
— Да, давненько не встречались,— ответил Контрабас.
Михаил Семеныч отложил кий и жестом пригласил Контрабаса присесть за стол. Он также подал жест бармену, чтобы тот принес пару бокалов пива.
— Знаю, Паша,— сказал он,— о том, что случилось с твоим сыном. Сочувствую, в наше время такого не было. Ты, наверное, ко мне из-за этого пришел.
— Да. Ты знаешь, чья это работа?
— Не знаю, Паша, но могу выяснить.
— Сколько тебе понадобится времени?
— Пара дней. Хочешь сам с ними разобраться? Смотри, Паша, опасно это.
— Мне уже бояться нечего. Сколько это будет стоить?
— Для тебя, Паша, бесплатно. Ты же знаешь, я убийц не люблю.
Контрабас отхлебнул пива. Он подумал о том, что его друг постарел, но внутри не изменился.
— Как вообще дела? — спросил Контрабас.
— Мое дело не знает кризисов. Информация нужна всем и всегда. Ты же знаешь, кто владеет информацией, тот владеет миром. Позвони мне послезавтра.
Михаил Семеныч дал Контрабасу визитку.
— Спасибо, Миша,— сказал Контрабас,— до встречи.
Они обнялись. Когда Контрабас ушел, Михаил Семеныч снял трубку телефона и набрал номер.
— Петя,— сказал он в трубку,— зайди ко мне, пожалуйста.
7
В этот вечер у всех наших героев было полно забот. Казанова подловил в коридоре отделения Дукалиса.
— Толян, выручай! — налетел на него Казанова.
— Что случилось?
— Я вчера познакомился с девушкой. Знаешь, такая скромная, застенчивая студентка. Договорились сегодня вечером встретиться.
— Ну, и в чем проблема?
— Она боится одна идти ко мне в гости. Говорит, что возьмет подругу. Составишь компанию?
— Когда вы встречаетесь?
— В семь часов.
— Эх, я до восьми дежурю... Ладно, начинайте без меня, я позже подойду.
— Хорошо. Только я им сказал, что мы оба бизнесмены. Смотри, не проколись.
— Не боись. Не впервой.
— Тогда до вечера. Не задерживайся...
В это время в Парке Победы на скамейке сидели Соловец и милицейский осведомитель Петрович, который часто помогал оперативникам в сборе информации. За это милиционеры закрывали глаза на его собственные небезобидные делишки. Накануне Соловец попросил Петровича кое-что разузнать для него, и сегодня тот назначил встречу.
— Ну, рассказывай,— сказал Соловец.— Что удалось узнать?
— Левитин торгует как новыми, так и подержанными машинами,— начал Петрович,— год назад открыл второй салон.
— Это мы знаем.
— Так вот, все шло хорошо, но недавно начались неприятности.
— А что случилось?
— Какие-то угонщики хотели продавать машины через его салоны. Он отказался, на него стали давить. Кстати, мне сегодня уже задавали вопросы по поводу Левитинского магазина.
— Кто задавал?
— А черт его знает, какие-то ребята, я их раньше не видел. По виду не бандиты, но платят хорошо.
— Ладно,— подытожил Соловец,— еще будут новости, звони...
Пока происходил этот разговор, в квартире Казановы уже сидели две скромные студентки. Играла негромкая музыка. На столе стояла полупустая бутылка шампанского. В вазе — цветы.
Казанова ухаживал за своими новыми знакомыми, одну из которых звали Наташа, а другую — Катя.
— Ну что, девочки, в выходные на шашлыки на залив?
— Мне нужно все выходные дома сидеть,— возразила Наташа,— курсовик писать.
— А меня мама за город одну не пускает,— поддержала подругу Катя.
— Ну, с мамой я договорюсь, а курсовик мы вместе напишем! — воскликнул Казанова.— Какая тема?
— Средневековая японская поэзия.
— Так это же моя любимая эпоха в японской поэзии! — не унимался Казанова.— Читал в подлиннике... Давайте выпьем, и я вам что-нибудь процитирую.
Казанова разлил шампанское, встал в театральную позу и начал декламировать:
Сакэ согревает душу теплом.Глаза твои вижу перед собой.Кажется мне,— я влюбляюсь.
В этот момент раздался звонок в дверь.
— Это пришел Толя, мой коллега, сейчас я вас познакомлю,— сказал возбужденный Казанова и вышел в коридор.
Он открыл дверь Дукалису, который по случаю вечеринки надел красный пиджак, купил цветы и сухое вино. Казанова был разгорячен.
— Толян,— шепотом сказал он,— там одна девушка — Наташа, она специально для тебя. Ты понял?
— Не волнуйся, Вовчик,— успокоил друга Дукалис.
Они вошли в комнату. Казанова шел первым.
— Знакомьтесь,— торжественно сказал он,— Наташа, Катя, Анатолий!
В комнату с цветами и вином вошел сияющий Дукалис. Однако, когда он увидел девушек, улыбка медленно сползла с его лица. Из круглого оно превратилось в продолговатое...
На следующий день в отделении и в отсутствии Казановы Дукалис рассказывал Соловцу, Ларину и Волкову о вчерашнем вечере.
— И вот вхожу я в комнату,— описывал он,— а там Люська Даниленко и Ирка Герцвольф, клофелинщицы. На них клеймо ставить некуда, а они под студенток косят! Пока Казанова дверь открывал, они в шампанское нам такую дозу подмешали, слона можно свалить. Предыдущий раз я их месяц назад брал.
— Наверное, они по тебе соскучились,— предположил Ларин.
— Теперь мы долго не увидимся,— махнул рукой Дукалис.
Внезапно раздался телефонный звонок. Волков снял трубку.
— Твоя звонит,— сказал он Ларину, протягивая ему трубку.
— Привет,— произнес Ларин.— Ну, где ты?
— Давай встретимся в семь на нашем месте,— услышал он голос Маши,— вещи я забрала, хочу отдать тебе свой ключ.
— Хорошо, давай.
Ларин положил трубку.
— Что, помирились наконец? — спросил Волков
— Какой там помирились! — вздохнул Ларин. Она хочет встретиться, чтобы свой ключ мне отдать. Вещи уже забрала.
— Дела...— подивился Дукалис.
В этот момент в кабинет зашел Мухомор. Оперативники встали, приветствуя шефа. Тот махнул рукой.
— Сидите,— сказал он.— Вот что, узнал я информацию по старшему Левитину. Действительно, это тот самый Контрабас, которого я тогда брал. Интересно взглянуть на него.
Сказал это подполковник задумчиво. Он вспомнил годы, когда сам, будучи молодым бойцом, принимал участие в задержании матерого преступника.
Но Ларину в этот день было не до преступников. Предстояла встреча с Машей, на которой нужно было произносить какие-то покаянные слова, дарить цве-ы, одним словом, ломать комедию, на которую не было ни времени, ни сил.
В семь часов Ларин с цветами стоял возле одной из скульптур в Александровском парке. Маша почти не опоздала. Это было плохим признаком.