Полуденные сны - Петр Проскурин

На твоих работах уже существует направление в институте, давай-давай складывай теперь уже следующее подиожье, а другие будут возвышаться. Вася, тебе надо взять то, что уже тебе принадлежит по праву.

- Таня, ты действительно считаешь, что я неспособен двигаться дальше? Татьяна Романовна резко повернулась на каблуках. - Да не стучи ты каблуками, неужели у тебя нет мягкой обуви?

- Прости, - повернулась к нему Татьяна Романовна, с облегчением сбрасывая с ног туфли, ее маленькие розовые ступни казались странно голыми на некрашеном деревянном полу. - Я уверена, Вася, что, если и дальше так себя расходовать, скоро не останется ничего. Ты выдохнешься.

Я ведь тоже, Вася, вот-вот уп-аду от твоей гонки, ты только этого не замечаешь. Нужна передышка. Возьми лабораторию, ведь неизвестно, кто придет на место Морозова. Морозов тебя ценил, Морозов с тобой считался, давал тебе делать, что ты хочешь. Если ты займешь его место, это будет только справедливо. И ты отдохнешь, мозг отдохнет, и твой, и мой, и делу польза, поможешь молодым, своим же ребятам.

- Таня, только не надо спекулировать выгодой ребят, ладно? Совсем уж нечестно!

- А перекладывать все практические решения на плечи других, на мои например, честно?

- Ты знала, за кого шла замуж, я тебя не неволил.

- Преступно так безалаберно относиться к плодам своего труда. Ты за все платишь серым веществом, а решение практических вопросов перекладываешь на плечи кобышей и полуяновых, то есть даришь им плоды наших совместных усилий. Чудовищно, преступно по отношению к самому себе, к уже сделанному, к своему же таланту! Талант-это не бездонный сосуд, он тоже имеет определенную емкость.

- Все так, Танюш, но если я не создан для руководства, для хождения по инстанциям, если из меня не получится мало-мальски приличный руководитель?

- Ты не можешь этого знать, - Татьяна Романовна опять непримиримо хрустнула сплетенными пальцами рук. - Ты никогда не пробовал этим заниматься. Ты привык вечно тесать гигантские блоки, тогда как Кобышу для достижения того же уровня достаточно нажать кнопку на селекторе.

- Так-таки и кнопку?

- Ну, две!

- Таня, ну скажи, чего тебе в жизни не хватает? Академического пайка? Чем ты уж так не удовлетворена?

- Зачем же так примитизировать, Вася? Мне больно, мне стыдно, что твой мозг так чудовищно, так бессовестно эксплуатируется и я тоже втянута в бесконечную, изматывающую гонку.

Ровный голос и странно остановившееся выражение лица Татьяны Романовны не предвещало ничего хорошего, человек бурно эмоциональный, она в минуты гнева непонятно стихала, и даже интонации ее обычно оживленного высокого голоса менялись на глухие и низкие. Желая разрядить напряжение, Вася постарался успокоиться и придать своему лицу самое безмятежное выражение.

- Семеновна, ребят пора поднимать и кормить завтраком, давайте-ка не нарушать с самого начала режим, - начал было Вася, но Семеновна, с живейшим интересом выслушав неизвестные ей до сих пор подробности из жизни племянника, стариковски пристально взглянула на обоих и, бесшумно составив пустую посуду на ярко расписанный поднос (подносы были слабостью Татьяны Романовны), уже выплывала из комнаты, поджав в ниточку и без того тонкие съеденные губы. Дверь за ней бесшумно и плотно затворилась.

- Ну вот, перепугала насмерть старуху, она невесть что о нас с тобой подумает. А ведь сама так ждала ее!

- Не беспокойся за нее, она за себя постоит, Семеновна не из пугливых. Потом, в глазах твоей тетки ты всегда прав, она всегда на стороне мужчин, будь то ты, Олег или Тимошка. Мужчина в глазах Семеновны неправым быть не может.

- Сядь, ноги остудишь, - предложил примиряюще Вася, но Татьяна Романовна, не принимая перемирия, негодующе вздернула плечи. - Ну хорошо, Татьяна Романовна, тогда давай выступай дальше.

В лице Татьяны Романовны точно что-то захлопнулось, н Вася пожалел, что назвал жену Татьяной Романовной, а не Таней.

- Да, да, да, - Татьяна Романовна все больше проникалась к этому странному, нс желавшему палец о палец ударить для облегчения собственной жизни, человеку чувством неприязни и жалости. - Вот ты сейчас на своей кроьати отчаянно себя жалеешь! Так ведь? Никто тебя не понимает, не в состоянии попять, где уж! Каргалов? Бездарь!

Векшип? Ну, этот совсем сошел с дорожки! Полуянов? Ну конечно, шут, рыжий на ковре, - усмехнулась она одними губами, хотя внутренний голос давно просил, убеждал, умолял ее остановиться, образумиться, перевести дыхаипе. - Да, да, да, вокруг одна только дрянь, серость, ничтожество! неслась она дальше в своем ослеплении. - Во WEC одном божественный дар, я-божественный сосуд, только мне одному доверено нести факел.

Побледневший Вася, сильнее вжимаясь в подушку, старался не глядеть сейчас на жену, видеть ее сейчас было ему трудно, почти невыносимо.

- И мою судьбу ты мимоходом перечеркнул, - продолжала свои безжалостные обличения Татьяна Романовна. - И не делай страдальческие глаза! Я бы давно уже кандидатскую защитила, у меня тоже мысли были, самостоятельные разработки... а ты все втянул в себя. Кто я теперь? Жена, секретарь, расчетчица? Нитка к иголке? Только успеваю оформлять твои мысли. Меня от цифр уже тошнит. Веришь, на обоях вместо цветов у меня цифры впечатаны, везде цифры, цифры, цифры... Переворачиваю длиннющие бесконечные рулоны с цифрами, чтобы не упустить тот единственный результат, которого ты ждешь. Слепну от цифр, а ты одним царственным взмахом отказываешься от борьбы за лабораторию, перечеркиваешь целое десятилетие совместных усилий! И какой итог?

Тяжелый, когтистый шлепок в дверь прервал речь Татьяны Романовны, и на пороге появился Тимошка, не совсем еще просохший и оттого непривычно щуплый и узкий, но все в той же грациозной позе существа благородных кровей, с внимательно чутким носом. Он пришел осведомиться, что делается у Васи и почему так долго никто не показывается из его комнаты, и Вася, встретившись с ним взглядом, ощутил опять легкое головокружение, он сам еще не совсем вернулся из мира первородных вещей, завороженно отражавшихся сейчас в непроницаемо-темных глазах Тимошки. Тимошка, отличавшийся удивительной особенностью угадывать в нужный момент свою необходимость, деловито прошлепал прямо к Васиной кровати и, не отрываясь от отчужденно-замкнутого лица Васи, преданно положил морду на подушку и замер.

- Вот, вот, - обрадовалась Татьяна Романовна новому аргументу, мстительно указывая на Тимошку. - Вот твой лучший друг, теперь ты с ним можешь остаток дней просидеть на скамейке, слушая лягушек...

Полувопросительно шевельнув хвостом и не встретив одобрения Васи, ничего не поняв и лишь ощутив нависшую в комнате грозовую атмосферу, Тимошка благоразумно скрылся под кроватью.

- Что ж ты не выходила замуж за Севку Валуева или за того же Яшку? - со странной полуулыбкой неестественно высоко поднял брови Вася. - Севка ведь так добивался, вот и были бы совершенной парой, счастливым совпадением наклонностей.

- Потому и не вышла, что ты встал на пути... Стеной, скалой! Именно твоя одаренность, твоя одержимость меня обманула! Не уметь поддержать такой успех, усилия двух жизней! Главное, не хотеть! Я бы слова тебе не сказала...

если бы ты хоть раз попытался защитить себя, свои талант. Но ты же небожитель! Тебе только нимба не хватает. Хватит! С меня довольно! Не хочу остаться у разбитого корыта!

- Ты знала, за кого выходишь замуж, Татьяна Романовна, - голос Васи заставил Тимошку переменить положение и плотнее прижаться к прохладному полу. - Я тебе не обещал ни праздников, ни персональных машин, я могу повторить тот наш разговор слово в слово. Я даже помню, где мы тогда были, на Крымском мосту.... еще не начало светать.

- Не надо, - глухо, как-то вся обмякая, попросила Татьяна Романовна. Я тоже помню.... Что же делать, мы слишком горячо взялись, по молодости были слишком самонадеянны... Не рассчитали силы... Я так устала, Вася, больше не могу. Ноша оказалась слишком тяжела, мне не по силам, Вася, разве я виновата?

Почувствовав смену интонации в голосе Татьяны Романовны, Тимошка озабоченно вылез из-под кровати и переместился ближе к ее ногам, скашивая черный умный глаз то на нее, то на Васю и как бы прикидывая, кому он в данную минуту может быть больше полезен и к кому в первую очередь надо броситься на помощь.

- И ты не виновата, и никто не виноват, весь вопрос в том, на сколько еще хватит горючего, Таня.

Как всякая чуткая и любящая женщина, Татьяна Романовна чувствовала, что складывается неподвластная ей ситуация, и, что бывало с ней крайне редко, она с некоторой даже растерянностью и боязнью глядела сейчас на мужа, словно столкнулась с неудержимо влекущим водоворотом, полным скрытой, непонятной жизни и опасных воронок.

Выгадывая время для необходимой перестройки, Татьяна Романовна пустила в ход одну из самых своих непроницаемых улыбок, с какой красивая женщина разговаривает с другой, еще более красивой. Озадачивая Васю своей полнейшей безмятежностью, Татьяна Романовна присела на подлокотник низкого кресла в углу и вытянула длинные красивые ноги в золотистом, еле заметном пушке.