Выбор сердца - Лидия Лукьяненко

— Ну мы же в городе жить будем. У нас.

— Правильно. Потому он тебя замуж и зовет. Надоело небось в общежитии. Ему уже тридцать, а до сих пор на квартиру не заработал. Родители нищие — так на нас надеется. На нашу жилплощадь метит!

— Мне казалось, что он меня любит…

— Себя он любит! И своих родителей. Не стал же тебя перед матерью защищать. Мог же сказать ей, что ты городская, к сельской работе непривычная. Мы же его у нас ничего не заставляем делать.

— Не заставляем, — согласилась Жанна и задумалась. — Так ты считаешь, он из-за квартиры…

— А то! Ты вспомни, как он тут глазами по стенам шарит. Все примечает, что почем. И кто его знает, каким он станет мужем. Вот какой у него отец?

— Фу-у! Такой мужлан! Навозом от него несет. Самогон пьет. А выражается!..

— Ну? Поняла, в какую семью идешь? Будешь потом кур ощипывать и самогон выучишься с ними пить.

— Мама!

— А что? С кем поведешься… Это не шуточки. Шуточки уже закончились. Делай выводы.

— Какие?

— Жанна, ты иногда спрашиваешь, словно совсем дурочка. Ты замуж за Пашу хочешь?

— Я уже и не знаю.

— Что значит — не знаю? Да или нет?

Жанна поежилась под одеялом и обиженно посмотрела исподлобья на мать.

— Не-ет, — протянула она.

— Ну и слава богу, — кивнула головой Елена Владимировна и поцеловала дочку в лоб. — Спи и не волнуйся. Я все устрою.

Паша еще некоторое время приходил к ним. Вел себя, как полагается будущему зятю. Мысленно он уже жил в этой квартире. Потом, отметив резкую перемену в поведении невесты, немного присмирел. Уже не командовал и не наставлял ее. Жанна стала отдаляться от него, отказывалась от встреч. Уже одно это должно было его насторожить, но Павел особой чуткостью не отличался. Он не нашел ничего лучшего, как упрекать Жанну и высказывать ей новые претензии. Но это уже не имело значения. Потому что Дима позвонил.

Дочка по своему недомыслию даже не отреагировала должным образом. Елена Владимировна хотела было ее урезонить, но остереглась — пусть идет как идет. Привычная холодность Жанны менее подозрительна, чем внезапный интерес. Правда, она сказала Диме, что Жанна его любит, а та не проявляет никаких признаков страсти. Ну пусть считает, что она на него обижается.

На второй его звонок ответила сама Елена Владимировна и сразу начала щебетать:

— Димочка? Как я рада! Жанночка? Дома. Душ принимает. Да. Все хорошо. Правда, она сама не своя после твоего звонка, — понизила она голос. — А знаешь что? Приходи к нам сегодня на ужин. У нас чахохбили и плов. Будем рады. Придешь? Прекрасно! Ждем. Непременно!

— Мам, — возникла на пороге Жанна, — что я слышу? Чахохбили? Для кого это?

— Для твоего Димы, — ответила ее мать, положив трубку. — Он к нам сегодня в гости приедет.

— Смирнов? С чего это вдруг?

— А ты что, не рада? Вы же с ним дружили.

— Почему? Пусть приходит. Димка — хороший. Это же ты говорила, что он мне не подходит.

— Тогда говорила. И это было правдой. Но сейчас — совсем другое дело!

— Почему?

— Ну хотя бы потому, что сейчас он — замдиректора фирмы. Машина новая. Квартира. А какой привлекательный мужчина стал — сама увидишь!

— Да? — заинтересовалась Жанна. — Вот уж не думала.

— И я не думала! Я как увидела…

— А где ты его видела?

— Он как-то подвез меня. И знаешь, что я поняла? — Мать выдержала паузу и победно посмотрела на дочь: — Он тебя до сих пор любит! Вот! Это тебе не Паша с кабанчиком. У Димы мать — доцент, в институте преподает!

Дочь хмыкнула:

— Раньше ты говорила, что она одевается как бомжиха.

— Я была не права. Просто у нее такой стиль. А что умная, так ты мне сама говорила. Во всяком случае, уж она-то не станет требовать, чтобы ты кур ощипывала.

Такой аргумент убедил Жанну. И когда Дима с букетом возник на пороге, Жанна встретила его с приветливой улыбкой. Елена Владимировна расстаралась: чахохбили и плов, салат и грузинское вино. Валерий Петрович благодушно отнесся к визиту старого друга дочери, хотя и не понял столь быстрых перемен в семье, а его супруга сделала все, чтобы вечер был для гостя приятным. Жанна проводила его до лифта, ответила на поцелуй и согласилась на свидание.

Паша был отставлен за ненадобностью. Поначалу он продолжал обивать пороги их квартиры и не мог смириться, что это конец. Поджидал Жанну после работы, упрекал, умолял. Но Жанна была непреклонна. По натуре она не была злой. Но унижение не забывает ни одна женщина.

Дима был приятно поражен. Изменилась не только Жанна, но и ее прежде высокомерная мать. Теперь она относилась к нему с поистине материнской теплотой. Валерий Петрович и раньше был с ним приветлив. А Жанна словно оттаяла. Теперь это была уже не холодная Снегурочка с улыбкой Моны Лизы. Теперь ее улыбка предназначалась конкретно ему и сулила многое.

К тому времени Дима был совершенно свободен. Он давно расстался со своей очередной подружкой. Правда, незадолго до встречи с Жанной у него произошла небольшая любовная интрижка, впрочем, ничем серьезным ему не грозившая. Сначала он стал отмечать на себе неравнодушные взгляды новенькой сотрудницы. Даша была молоденькая, только после магистратуры. На фирме работала всего три месяца, но уже проявила себя как знающий и толковый юрист. Директор даже подумывал о ее повышении. Даша была невысокой стройной шатенкой с мелкими правильными чертами лица и пышными волосами. Держалась она скромно, но ее заинтересованные взгляды в сторону Димы замечали все окружающие. И как-то так случилось, что после очередной корпоративной вечеринки они с Дашей проснулись утром в одной постели у нее дома. Казалось бы, все ничего, обычная ситуация. Но он оказался у девушки первым, и это его здорово смутило. Он почувствовал себя не в своей тарелке. Даша же, наоборот, вела себя совершенно спокойно. Сварила им кофе, сделала по бутерброду и, собрав волосы в детский хвостик, присела рядом с ним с подносом в руках.

— Даш, ты меня извини… — начал Дима, чувствуя себя неловко.

— Ты о чем?

— Я не думал, что…

— А-а, неважно!

— Ну как «неважно»…

— Дим, перестань, — нахмурилась Даша. — Бери кофе. Я не маленькая девочка. И это не случайность.

Она подвинула ему бутерброд и, отвернувшись, стала пить кофе. Девушка ждала от него других слов, а не запоздалых извинений. И первоначальная ее радость сразу угасла.