Самый большой подонок - Геннадий Ерофеев

Но даже в этом близком к помешательству состоянии от меня не ускользнуло нелепое, невероятное, дурацкое совпадение: каким-то образом воронка «кротовой норы» отверзлась точно на месте этой проклятой могилы! Что-то тут было не так, но пока я не понимал, что.

Земля над могилой дыбилась, вздымалась, ходила ходуном. Напряжение моё достигло апогея – за несколько проведённых на кладбище минут можно было дважды поседеть. Но седина и без того уже пробивалась в моих волосах несмотря на сравнительную молодость. К тому же я дважды совершил переход по космическому ниппелю кругоротов и поэтому знал, что в данную минуту испытывает незнакомец, выдавливаемый в нашу Вселенную чудовищным гравитационным сфинктером, и даже немного посочувствовать диггеру «кротовых нор»…

Земля над могилой вздыбилась так, что мне стало ясно: сейчас нарыв должен лопнуть.

Земляной горб распался – и я увидел тёмный силуэт посланника иного мира. Вздох изумления пополам с разочарованием едва не не вырвался из моей груди: это был человек, гуманоид! Я смел утверждать это, хотя вновь прибывший с того или какого там ещё света незнакомец стоял по пояс в могиле, и нижняя часть его фигуры была мне не видна. Я бы сказал, что пришелец стоял одной ногой в могиле, но в совершенно противоположном расхожему идиоматическому выражению смысле, ибо он собирался не умирать, а, напротив, явно вознамерился восстать из неё.

Незнакомец тяжело дышал, пытаясь очиститься от забившего уши, нос и длинные волосы песка. Приведя себя в относительный порядок, он обратил взор к полночному небу, на котором уже не осталось никаких следов мистического белого веера. Теперь, когда чужак предстал в полный рост, я повторно отметил, что весь его облик и склад, от посадки лохматой головы до задрапированного убогим тряпьём атлетического торса, был совершенно человеческим.

Незнакомец вёл себя слишком уверенно для вновь прибывшего, делающего первые шаги в чужом, полном зла и опасностей, мире. Судя по всему, ночной гость действовал по заранее продуманному плану. Он тщательно забросал землёй с такой неохотой отпустившую его на волю могилу и принялся с помощью ветки заметать следы на рыхлом грунте.

Я наблюдал за ним буквально в полглаза, не меняя неудобного положения, дабы ненароком не обнаружить своё присутствие. Я хорошо видел в темноте и по некоторым признакам догадался, что незваный гость обладает такой же замечательной способностью. Заметая следы, он держал под прицелом глаз всю полусферу возможного нападения, не позволяя мне ни на миллиметр поднять голову, так что я не мог толком разглядеть черты его лица. Считать незнакомца дёртиком не было достаточных оснований, я посмел лишь предположить, что прибывший на «специальном ночном экспрессе» парень имел определённую цель и задание. И он мог быть очень, очень опасным.

В момент, когда незнакомец обратил взор в сторону тренировочного городка, внимательно вслушиваясь в тишину, я решил упредить его действия, применив старый, но эффективный трюк. Но вдруг обратил внимание на то, что тренировочный городок освещён! Как же я не заметил этого раньше? Уму непостижимо! Ведь после ухода Разгребателей в городке не осталось ни одной живой души. Теряясь в догадках, я смутно ощущал, что разительная перемена в облике городка есть часть той неуловимой быстрой перемены в окружающей природе, которая произошла на моих глазах всего несколько минут назад.

Этот свет в городке отвлёк меня. Забыв про нехитрый трюк, я некоторое время наблюдал пришельца в профиль и неожиданно сделал потрясающее открытие. Я знал этого человека, он был хорошо мне знаком, но я никак не мог вспомнить, где именно я его видел раньше.

Пришелец повернулся лицом к лесу, на мгновение показавшись анфас, и сердце моё едва не вырвалось из груди вспугнутой ночной птицей.

Я узнал человека.

Это был я сам.

Глава 4

Пока я осмысливал увиденное, мой ловкий двойник совершенно бесшумно, ну совсем как я, потрусил в сторону леса и вскоре исчез из вида.

Некоторое время я продолжал лежать с открытым от удивления ртом. Затем, убедившись, что кругом тихо, начал осторожно приподнимать голову. Вгляделся в ночную тьму и вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд.

Не выдержав положенную в таких случаях паузу, поторопился вскочить на ноги и теперь застыл посередине погоста одиноким, видимым каждому стороннему наблюдателю столбом. Это было очень неприятное чувство. Сохраняя жалкое подобие спокойствия, я пытался определить, откуда может исходить опасность, но тут буквально в полутора метрах от меня снова раздался негромкий гнусавый звук.

Я вздрогнул и в смятении обернулся на шум.

У корней мясистого бурьяна, на сохранившей остатки влаги земле, сидела крупная жаба – точная копия той, которая напугала нас с Шефом и Эдуардом в комнате для инструктажа.

Вздох облегчения вырвался из моей груди. Повторилась история, приключившаяся с добрым молодцем из известной сказки. Тот прямодушный парень отправился на поиски страха, но за долгие месяцы странствий не смог обнаружить чего-нибудь, способного его хорошенько испугать. Вконец отчаявшись быть испуганным, он в раздумье о природе страха присел на край колодца, и тут сидевшая на срубе лягушка, им самим нечаянно спугнутая, с шумом бултыхнулась в воду. От разрыва сердца добра молодца спасло то, что его сердечно-сосудистая система великолепно натренировалась ходьбой за время хаджа до тридевятого царства…

Секунды три мы с жабой молча таращились друг на друга, потом она снова издала гнусавый, с явным оттенком укора и осуждения, громкий звук, нарушивший покой безмолвной ночи.

Чаша моего терпения переполнилась, ружьё накопившегося напряжения наконец выстрелило. Выстрел был беспорядочный – наобум, в «молоко».

Не разбирая дороги и производя непозволительно много шума, я бросился прочь с таинственного погоста, доведшего меня до ручки ночными демонстрациями странных явлений.

Лес, укрывший моего «двойника», мрачной зубчатой стеной чернел слева; тренировочный городок находился справа; жаба осталась позади. По логике вещей и в русле своего задания я должен был кинуться на поиски незнакомца. Но по непонятной причине я, словно зомби, запрограммированный чьей-то стократ более сильной, чем моя, волей, продолжал мчаться в сторону старой базы дёртиков. Я физически ощущал, как всемогущий Некто подталкивает меня, раздаёт направляющие тычки, корректирует мой маршрут.

Спустя минуту после бурного старта я перешёл со спринтерского ускорения на размеренный медленный бег – такой, который может доставлять удовольствие, возвращать присутствие духа и ровное настроение. Постепенно оттаяв и успокоившись, я бежал, посмеиваясь над собой. Кладбище давно осталось позади, а вскоре я миновал последний, угловой столб ограждения тренировочного городка.

И тут мои ноги неожиданно сбились с ритма – я засёкся, как засекается донельзя утомившаяся или чем-то напуганная лошадь. Для такого опытного бегуна, как я, это выглядело настоящим ЧП. Выправив шаг и восстановив ритм бега, я обернулся на городок.

Так и есть: снова ни огонька!

Я ещё не поднял головы, но уже твердо знал, что звёзды заняли прежние места на небосводе, с которых они светили в момент моего появления на кладбище. Я был уверен, что если вернусь сейчас к той жуткой могиле, то обнаружу над ней не пригорочек, не кучку свеженасыпанной земли, а просевший от дождей задернованный, поросший заматеревшим бурьяном почти наразличимый плоский холмик.

Продолжая бежать, я инстинктивно ступил на услужливо вынырнувшую откуда-то сбоку тропинку, резко вильнувшую вправо, и минут через пять она вывела меня к старому шоссе из бетонных плит с залитым гудроном стыками. Оно было пустынным, ровным и чистым, так что необходимость глядеть под ноги отпала, и настало время предаться размышлениям. До рассвета оставалось несколько часов, и я перешёл на шаг. Меня по-прежнему тянуло к старой базе дёртиков невидимым, но чрезвычайно прочным тросом. Я пробовал останавливаться и резко менять курс, но всё было тщетно. В чьих руках находилась лебёдка, на бесшумно вращающийся барабан которой неумолимо наматывалась линия моей жизни и судьбы, я не знал, но понимал, что ничего хорошего мне сей принудительный хадж не сулит.

Более года назад я совершил побег из тренировочного городка, где находился в плену у дёртиков в статусе «куклы». Применив нетрадиционный и недоступный большинству смертных приём «мёртвый опоссум», я был вывезен из городка в состоянии искусственной летарго-мортуарной комы и захоронен на кладбище «кукол» в общей могиле с настоящими покойниками. В нужное время мой организм снова включился, я выкопался из могилы, укрылся в лесу и так далее..