Тихая застава - Валерий Поволяев

– И много народу собирается в это… в наступление? – спокойно спросил Панков.

– Много. Несколько тысяч человек. Предположительно – до четырех.

Четыре тысячи душманов, духов, прохоров, душков – как еще величают этих людей? Четыре тысячи… А у Панкова на заставе всего восемнадцать человек.

– Твоя застава попадает на одно из направлений, – сказал Базиляк. Речь у него была неровной, как бы мерцающей, он говорил то лучше, то хуже, иногда вообще не мог говорить – раздавалось сплошное аканье либо оканье – протяжное, беспомощное, с всхлипами. Базиляк мучительно краснел, рот у него обиженно дрожал, на глазах появились слезы, но ничего поделать с собой не мог. Одно утешало: со временем контузия должна была пройти.

– Я это понял, – сказал Панков.

– Тебе будет придано усиление – подвижная группа. Двадцать пять человек.

– Восемнадцать плюс двадцать пять… Итого – сорок три. Не так уж много, если на заставу навалится, скажем, тысяча человек.

– Больше людей нет, – сухо произнес Базиляк. – Никто ничего не даст. Бей не числом, а умением. Как Суворов. Вот и все люди.

– Спасибо! – Панков усмехнулся. – Дожили! – Он хотел добавить что-то еще, но вместо этого лишь обреченно махнул рукой: все разговоры будут пустыми; губы у него дрогнули, выдали состояние хозяина, и Панков вздохнул: – Эх, Россия, Россия!

– Закапывайся в землю, строй дополнительные инженерные сооружения.

– Я и так уж закопан по самую макушку, дальше некуда.

– М-да, – Базиляк помолчал. – А у тебя самого какие-нибудь новости есть?

– Так, кое-что по мелочам. Крупного ничего нет. Дядя один интересный в кишлаке появился.

– Имя, фамилию не знаешь?

– К сожалению. В кишлаке зовут его Файзулло. Но Файзулло ли он – один Аллах знает. В документы заглянуть нет возможности.

– Как выглядит?

– Типичный памирский таджик, ариец. Чернобородый, светлоглазый. Думаю, работу против нас ведет. Прикидывает, можно ли взять на заставе оружие. Возможно, людей к себе вербует…

– Это не «возможно», это точно. Эмиссары «юрчиков» сейчас по всему Таджикистану ездят, своих выискивают. Наши уже накрыли несколько человек, взяли с помощью таджикской безопасности. Ясно одно: если «юрчики» придут к власти – всех русских в Таджикистане вырежут. Так что попробуй, капитан, узнать точные данные этого душмана. Проверить чернобородого Файзулло никогда не помешает, – рот у Базиляка задергался, словно бы он впустую хватал воздух и никак не мог захватить, лицо покраснело, в груди начал раздаваться сухой древесный скрип, на крыльях носа выступил пот – Базиляку надо бы поехать на Большую землю, подлечиться, но он этого сделать не может – дело бросить не на кого, и из Таджикистана вот так просто – погрузился с чемоданом в «серебристый лайнер» и укатил – не укатишь. – Контузия проклятая! – кое-как справившись с собой и вытерев платком рот, огорченно пробормотал Базиляк.

– Со временем пройдет… Ты только держись! – сказал Панков. А что еще он мог сказать? Ему было жаль Базиляка.

– Со временем… Мне сейчас надо, а не со временем, – лицо у Базиляка сделалось морщинистым, как у старого лилипута, он вздохнул, сунул Панкову руку: – Ну, бывай! Попробуй узнать фамилию этого «прохора». Ладно?

– Еще раз приглашаю – оставайся на охоту! Тебе, сотруднику штаба отряда, надо знать, как живут люди на местах – в низах, так сказать. А?

– Знаешь, какое перо мне вставит в зад начальство за такое несанкционированное любопытство?

Это Панков знал, поскольку сам в прошлом работал в штабе отряда.

– Жаль, – сказал он и пошел вместе с Базиляком к вертолету. Базиляк несколько раз на ходу ловко подбил носком ботинка плоские, вышелушенные из горной породы голыши – он когда-то был хорошим футболистом, мог играть и в нападении, и в защите, и в воротах мог стоять, – это у него всегда здорово получалось.

– Лучше бы ноги у меня заикались, – сказал Базиляк с досадой, – а не язык. Очень униженно себя чувствую. Но ногам хоть бы хны, а язык… – он раздосадовано сплюнул себе под ноги.

Панков подумал о том, что слова обладают некой материальной силой, будто кто-то, кроме нас, их слышит, и если Базиляк просит, чтобы ему отбило ноги, а язык обрел прежнюю гибкость – так оно может и произойти. Лучше бы он ничего не говорил…

– Скажи там насчет боеприпасов, – Панков подергал Базиляка за рукав – из-за грохота вертолетного двигателя слов уже не было слышно, – пусть пришлют еще патронов, да гранат для подствольников…

– В отряде – пусто, вряд ли что пришлют. Держись пока на том, что у тебя есть.

– Скоро змеи из всех щелей полезут, будто тараканы, – сказал Дуров, вглядываясь в арчовые заросли, темнеющие за каменной россыпью, – а змеи здешние – хуже душманов. Особенно вредна гюрза. Очень подлая змея. Не то что кобра. Кобра – королевская змея, никогда не будет нападать исподтишка, со спины, а гюрза, собака, нападает.

– Полезут они еще нескоро.

– Если установится тепло – уже через несколько дней будут греться на солнышке. Здешние змеи рано вылезают из нор.

– Раньше нападали часто?

– Были случаи.

– Ну что ж, придется дедовским методом воспользоваться – деды наши отпарывали от шинелей рукава, надевали их на ноги – змея шинельное сукно не прокусывает.

– Товарищ капитан, тихо, – предупредил Дуров Панкова, – в арчатнике кто-то есть.

Дуров, шедший первым, остановился, присел, закрутил круглой, как мяч, головой с отросшими куделями волос, залезающими на воротник куртки.

– Где?

– Смотрите левее, товарищ капитан, в самый край осыпи. Такая осыпь у нас в Сибири зовется курумником. – Дуров прибыл на границу из Красноярского края. Сибирью он все проверял, родные тюменские края были для него эталоном.

– Затихни на минуту, Дуров. Давай послушаем!

Замерли, напряглись. Но ничего, кроме звона в ушах, не услышали – тишина стояла мерзлая, глухая, ничего в ней не было, никакого движения, лишь только где-то далеко со стоном рухнула небольшая лавина, ослабленный звук ее толкнулся в скальный отвес по ту сторону Пянджа и угас.

– Ничего нет, товарищ капитан, все пусто.

– А мне показалось, что сюда спустился киик.

– Киик – это м-м-м, – мечтательно произнес Дуров, облизал губы. – Киик – это вещь… С большой буквы.

Кийки – горные козлы водились выше, в заснеженных скалах, в облаках, в неприступных камнях, стремительно носились по гибельным стенкам, ловко одолевали всякую опасную крутизну, но случалось, что из занебесья их сгоняли снежные барсы, и тогда кийки уходили вниз, к людям.

Если таджики диких свиней не трогали – запрещал Коран: поросятина была неугодна Аллаху, – то кийков били вовсю – козлятина была для них самым сладким и вожделенным мясом.