Азбука семейной жизни. Детектив - Маргарита Макарова

С первыми звуками что-то срезонировало. Ольга улыбнулась и уставилась на девочку, раздевшуюся на холодном ветру. Она пела под дождем, но, казалось, что она забыла обо всем. Или вспомнила.

– Энд ё мамми гуууд лукинннн…

Английские слова были просты и понятны, как родные. Смысл проходил в душу помимо знания грамматики и словаря как-то внутренне, сразу от образного их значения.

Голос обволакивал душу, заполнял все щели в голове, заливался между ребрами и позвонками, проникая в желудок и коленные чашечки. С Ольгой происходило что-то невообразимое.

А Настя стояла и пела. Ей было все равно, что перед ней, перед крохотной сценой, да какая там сцена – так, возвышение из железяк и прожекторов, никого не было, что в холодном стекле дождя она стоит почти голая, ей было все равно, что она пела для трех с половиной человек…

Что холод пронизывал ее насквозь…

Или она этого не чувствовала? Наверное, нет. Ольга ощутила полное погружение в звуки, мелодию, слова.

От Насти исходило что-то необъяснимое, что-то сверхъестественное.

Как будто-то великий ктулху медленно поднимается с морского дна и транслирует каждому свои печали и мысли, свои чувства и сомнения по поводу вселенского разума.

Это было нереально.

Это было необъяснимо.

Это было проникновение в звуки мировых сфер.

Ктулху все поднимался и поднимался, черные волны раскачивались, небо сияло луною. Душа замолкала, соединяясь с чем-то большим, возможно, с тем знанием, что ждет нас после смерти, или было до рождения. И это приносило облегчение, вздох слияния с тем, кто все знает и думает обо всех нас, замирал где-то на губах, и легкость заполняла думы и душу.

Ольга очнулась, когда Настя уже сошла со сцены. Девушка накинула пиджак и корчила смешные рожи кому-то рядом.

На сцене был Дима. С кукольным лицом, нелепый и маленький он открывал рот невпопад фонограмме. Конец песни он допел своим голосом, страшно покраснев от напряжения, и голос этот полностью не совпадал с тем, что только что звучал отдельно от него.

«Ничего себе врут, – подумала Ольга, – да это же чужая фанера».

Она кинулась к Насте, на ходу вытаскивая из сумки кошелек. Щелкнув замком, она единым движением вытащила все, что там было – даже не посмотрев.

– Настя, – крикнула как можно громче, ограждения не давали возможности подойти поближе. – Настя!

Настя уже танцевала смешные па с Егором, они дурачились и смеялись, Егор подхватывал ее на руки и крутил, вокруг себя.

Ольга подошла к охране.

– Деньги можно передать?

– Нет, даже не думайте. Нельзя. Сегодня мы деньги не принимаем.

Удрученно Ольга пошла к машине.

«Анд ё мамми гуууд лукин», – звучало в ушах, и она улыбнулась, и, забыв досмотреть концерт, открыла дверцу своей упрямой и капризной сине-голубой тойоты. Сегодня ей стало понятно, как богатые дворяне спускали состояния на певиц. Мда… Так вот как это происходит. Вот что такое сирены!

Что-то вдруг вспомнив, она оглянулась на сцену. Там, нелепо размахивая руками, улыбались две девушки, они пели вместе, хором, весело.

Что-то я совсем очумела, – тряхнула рыжими волосами Ольга.

Надо все-таки досмотреть.

Несколько шагов к сцене, к прожекторам и камерам рамблера вернули Ольгу в «зазеркалье».

Невысокая, с распущенными волосами и косичками, тут уже пела Рита. Ее большие рыбьи глаза бегали растерянно по зрителям. Видно было, что она не знает, что ей тут делать и зачем она вообще тут стоит. Огромный рот открывался широко, издавая странные хрипящие звуки, как будто кто-то клещами тащил и тащил из глубины ее тела звуки, а они не хотели выходить, подчиняясь сознанию Риты, и всеми возможными средствами цеплялись за внутренности, за глотку, за связки, за легкие. Звуки были спрессованные, не похожие на пение, звуки овцы, потерявшейся в стаде, и не знающей что бы такое сделать, чтобы ее заметил пастух.

– Не, ну это уже через чур.

Ольга провела рукой по мокрому лбу. Челка капала сама по себе, глаза спасали лишь длинные ресницы. Кто там еще будет петь? Или это все. На сцену вышел высокий и невероятно худой парень. Аа, ну да, еще же Марк. Гиршман вышел с улыбкой. Лицо казалось вогнутым. Глаза вглядывались в толпу, пытливо спрашивая, ну что, вам нравится… Это было неприятно, потому что голос, ну голос, обычный… – Ольга вдруг вспомнила безногого парня, что пел в переходе. Парень был еще и слепым, он садился на раскладной стульчик, отстегивал свой протез, доставал аккордеон и пел. Потом, вставал, собирал свой инструмент и уходил, выстукивая палкой дорогу. Как он ориентировался в пространстве – всегда было для Ольги загадкой.

Звуки катились мимо, не трогали. Он был последний.

Ольга решительно развернулась, и стремительно пошла к машине. Доехав до дачного поворота, она снова развернула машину.

Усталость вдруг навалилась на нее. Полдня прошло просто в дороге. В дороге с заездом на концерт.

Зеленые огни светофоров казались перемигиванием дьявольских глаз дракона, который был повсюду. Пробки были и на обратном пути. Ольга вздохнула, подумав о пустой квартире, что ждала ее с новыми впечатлениями. Или не ждала.

На скамейке перед подъездом сидел Евгений.

– Ты чего? Сдурел?

Он опустил голову на грудь и тихонечко посапывал. Ольга прошла бы мимо, если бы не его портфель. Этот черный, потрепанный портфель она узнала бы из тысячи. Он валялся прямо перед ступеньками подъезда. Все шли, перешагивали через него равнодушно, никто не трогал его, не поднимал и не уносил. Рядом, к игровой детской площадке была припаркована его машина.

– Ты еще и на машине.

– Ну пешком бы к тебе я не дошел в таком… таким… – вдруг очнулся Женя и поднял голову.

Серая куртка с капюшоном делала его похожим на школьника.

– Ты бы и сидел тут до ночи? Я вообще-то на дачу уехала.

Ольга уселась рядом с ним на мокрую скамью.

– Ты… и на дачу… гы, – он усмехнулся, ровный ряд белых зубов показались чем-то летним на фоне плакучей и древней осени.

– Ты хоть что-то еще соображаешь? А? – она потрепала его по плечу, то ли делая попытку его поднять, то ли пытаясь его протрезвить простым прикосновением.

– Да куда ты от компа, что я тебя не знаю, что ль? Ты будешь сидеть перед экраном до опупения, пока глаза не вывалятся от старости.

– Не от старости, а от напряжения. Я себе очки купила специальные.

– Гы, ну кому ты это говоришь? Чтобы ты поставила между собой и экраном что-то еще.

– Очки – не ставят.

– А что – содят? – голова его мотнулась, он снова показал свои свежебелые зубы. Ударение было хулигански поставлено на неправильную букву «О». Бывший отличник – его преследовали комплексы неполноценности.

– Садят огурцы. А очки надевают.

– Ну надела. Между собой и компом. Да ты ничего не потерпишь. Слепая, а все будешь носом тыркать.

– Ну, во-первых, у меня есть скайлинк. Я теперь и с ноутом могу на любом пеньке в инете сидеть.

– Модуль? – удивленно глянул он на рыжие волосы Ольги.

– Да, и скорость там будет покруче чем от…

– И плата – тоже.

– Ну плата – это дело времени. Ты пришел тут про скайлинк поговорить?

Ольга подобрала портфель своего одноклассника.

Смешно, но от школы отделяло их уже четверть века. А Женька все еще ходил с тем же портфелем

– Послушай, я пришел к тебе… короче… пойдем, я тебе… нет… короче, помочь мне некому.

– Ты и помощь! Не верю ушам своим, ты же у нас клеишь потолок!

– Это что за жаргон такой?

– Ну я, к примеру, – потолок мою, а ты клеишь.

– Ничего не понимаю, что ты смотришь на меня так критично. У меня дочка оказалась в вертепе. Ты мне помоги ее вытащить оттуда.

– Дочка? Ты говорил, – она во ВГИКе. Хотя ВГИК, конечно, вертеп.

– Нет, она сейчас на «Звездном Зазеркалье».

– Я только что с концерта. Хм, а кто там твоя дочка? Я там твою фамилию не помню.

Ольга вздрогнула. Они не виделись очень давно. Пару лет даже не звонили друг другу. Между ними не было и особенной дружбы. Когда-то, лет десять назад был небольшой роман, как всплеск воспоминаний о юности. Но все это было так невесомо и ушло, не оставив о себе даже воспоминаний.

Рыжие волосы совсем промокли. Хотелось в теплый дом, и было приятно сознавать, что там, на пятом этаже ее ждала теплая ванна и теплая кухня с электрическим чайником и вкусным сыром.

Евгений поднялся. Пошатнувшись и шмыгнув носом, он взял Ольгу под руку.

– Ты еще и простужен что ль? Под носом блестит.

– Ты не понимаешь.

– Что я не понимаю?

– Там у них Гиршмана убили.

– Еще что расскажешь? Я только что с их уличного концерта еду.

– Ты была на уличном концерте? – слова Ольги, наконец, добрались до лобных долей стоявшего перед ней бывшего одноклассника и недолгого любовника.

– Ну да. А говорили, там все блатные. А под какой фамилией дочка-то у тебя там?